Шестнадцать историй, как повод с-киснуть, или хроники одной, но пламенной... обиды) Все части.

- Один-два-три… три!? Не поверила Алычова своим, едва открывшимся после долгого, казалось, уже ставшего непробудным, сна глазам. Третий тур! Однако... Так можно проспать поистине великие исторические события, которые свершаются как во всем безграничном океане интернет-пространства, так и на отдельной, небольшой, но ооочень выдающейся…) в беспредельный континуум, Пристани. И, что довольно обидно, совершенно независимо от склонности ее сонливой обитательницы проводить значительную часть временных периодов в горизонтальном положении. Но самое обидное в сложившейся ситуации, решила после пробуждения гражданка, что шансов влипнуть войти в историю у нее самой остается совсем немного. А потому, она, наскоро проглотив этот, несомненно, раздражающий фактор, решила быстренько сменить положение дел, а равно и свое положение на вертикально-сидячее. И приступила к рассмотрению способов оставить собственные следы на песке у любимого причала, путем беспощадного разодрания на звезды и полосы, не-а, вовсе не котят, а любой повод, наносящий нестерпимую обиду ее невысоко, но тонко организованной натуре))

Решив двигаться в строго хронологическом порядке, гражданка приступила к изучению произведений, описывающих события, ставшие достоянием истории Древнего мира. И первым под очумелые ручки, истязающие изрядно потрепанную жизнью и бурными приступами раздражения клавиатуру, попалось стихотворение с не слишком оригинальным названием, но зато довольно оригинальным содержимым -

 

Ну что,особо киснуть поводов не наблюдается, решила Алычова после прочтения небольшого, но вполне симпатичного и бодрого текста, следующего за эпиграфом-посвящением, который, по ее мнению, является дополнительной небольшой, но приятной плюшкой, свидетельствующей об авторской благовоспитанности и культуре творческих взаимоотношений. Что же касается строчек, идущих за ним, то и они у гражданки отторжения не вызвали. Скорей, были восприняты как забавная и не лишенная остроумия игра предлогами и приставками, хотя и не несущая какого-то особого сакрального значения. Поскольку сюжета, как такового, ей обнаружить не удалось, вдобавок пару раз пришлось столкнуться со смысловыми противоречиями и нарушениями логики повествования в угоду авторскому про-ворству) Как к примеру в строчках:

 

 

в которых наличествует лишь перечисление исторических персонажей, но отнюдь не заявленных эмоций. Впрочем, возможно, имелись в виду мифы, а отнюдь не чувства, но построение фразы вынуждает именно к такому прочтению. Что является, на ее взгляд, довольно досадной технической погрешностью. Так же совершенно не понята была гражданкой мысль о зубных протезах поэта и их отношении к древнегреческой мифологии). Что опять-таки заставляет ее думать о жертве смыслом для придания задуманной формы. Так же как и строчки со словами «круто» и «жесть», являющимися логическими противоположностями, но употребленными автором в контексте, долженствующем означать безоговорочное восхищение «милой Элладой». Однако, если отрешиться от этих слегка кислящих на языке моментов, а равно пусть и точной, но несколько простоватой рифмовки, то Алычова вполне способна отдать дань умению автора жонглировать словами, беглости речи, действительно хорошей концовке и … эээ...безобидной) шутливости изложения.

 

В таком благодушном настроении гражданка переходит к следующему историческому эпизоду, который, на ее взгляд, уже вполне может претендовать на то, чтобы называться историей. Или, если угодно, повествованием. Поскольку здесь явно присутствует выстроенная по всем правилам сюжетная линия, включающая в себя отчетливо выделенную завязку и развитие… Однако, не все оказалось  так радужно)

 

 Поскольку, по мнению гражданки, у так интересно начатой истории оказался совершенно слит финал, точней, его нет, а есть некое пространное упоминание о наполнении мира «неведомым ране», к тому же вновь подпорченное логическим несоответствием в поведении богинь — то ли они все же «внимают», что предполагает совершенное и безраздельное внимание к рассказу, то ли «мило судачат», абсолютно игнорируя рассказчика). Так же к смысловым нестыковкам гражданка отнесла бы тот факт, что зная о существовании Аякса и Ахиллеса, внуки находятся в совершенном неведении относительно названий предметов и явлений, возникших и существующих значительно ранее упомянутых персонажей. Таких как «невоспетое» солнце, на самом деле воспеваемое не просто с древних, а с доисторических времен, и «неназванная галька», которую никто не удосуживался, видимо, следуя авторской логике, именовать так до времен «Илиады»). Еще у Алычовой вызывает большие сомнения правильность построения фразы «у моря идущих». А так же почему судьбу Ахиллеса обязана воспеть именно упомянутая богиня. К тому же, при более внимательном прочтении, гражданка обнаружила парочку сомнительных рифмопар таких, как «идущих-могучим» и «морские-богини». И несколько странную способность чайки быть «брехливей собаки». Однако, наряду свыше упомянутыми непонятками, Алычовой хочется отметить и ряд удачных моментов, к числу которых она относит гекзаметрический размер, прекрасно походящий для осуществления задумки, наличие несомненно ярких образов, особенно в первом четверостишии и хороший лексический запас автора, который не дает читателю возможности о-кис-литься совершенно.

В этом месте гражданка испытала слабую надежду на то, что древнегреческая тематика закончится, поскольку Древний мир, с ее точки зрения не был ограничен столь узкой территорией. Однако, надеждам не суждено было сбыться и она оказалась вновь в водовороте событий, легших в основу достопамятных мифов. Автор тоже не стал сильно мудрить с названием, ограничившись лаконичным указанием на место происхождения главного персонажа.

 

 

 К сожалению ли, к обиде ли, гражданка, откровенно говоря, до сих пор не поняла, лаконичным оказалось только название. Поскольку ее изрядно утомила необходимость искать смысл, продираясь сквозь таааакие! длинные стоки, обильно под-кисленные к тому же именами собственными. Она не может в полной мере поставить такой способ рифмовки в вину автору, но ей пришлось перечитать несколько раз в общем-то небольшой стих, чтобы окончательно уяснить о чем в нем идет речь. В конце концов она конечно дошла до сути, так тщательно скрываемой автором за обилием отсылок и упоминаемых персонажей, поскольку, как мы помним, «...нет ничего невозможного для человека… с интеллектом..»(с)). Но задачка была не из самых легких, надо сказать. И по окончании разбирательства, она-таки ощутила легкую досаду — нужно ли было так сложно выстраивать историю любви главного героя к далекой и холодной луне, с тем, чтобы потом так ретироваться в финале, делая вид, что дела военные важнее дел сердечных, и именно ими вызвано изменение прицела торсиона, а вовсе не недосягаемостью первоначальной цели). К тому же усугублению не совсем благовидных чувств гражданки способствовали сложно выстроенные фразы, пересыпанные трудно читаемыми инверсиями, долженствующими подчеркнуть стилизацию речи, но при этом изрядно ее отягощающие. К недостаткам она отнесла бы и некоторую небрежность рифмовки «городских-войны», к примеру. Однако, чтобы избавиться от не слишком приятного чувства, Алычова поискала, что в тексте может оказать антацидное действие). И решила, что это - неплохой выбор сюжета, та же концовка, которая создает эффект неожиданности и инженерное мастерство ЛГ, наряду с его способностью быстро переключаться на решение наиболее актуальных задач в данный исторический момент.

 

Данную способность возьмет на вооружение и гражданка, переключившись на изучение следующей интерпретации уже знакомых мифологических событий, которые, возможно, имели место быть в, ага-ага, все тех же территориальных рамках. Однако, на сей раз, текст был воспринят ей действительно, как личная кровная обида)), поскольку опасно близко подошел к той грани за которой начинаются они. Те самые. Которые рваные)) Подошел, но, на ее взгляд, не переступил)

 

 

 

Поскольку она не настолько подвержена разрушительному влиянию негативных эмоций, чтобы не отдать должное способностям автора. Которые заключается в умелом создании действительно поэтичного текста. А в том, что он таков, гражданку убеждают средства используемые автором при построении сюжета, заключающиеся в интересной образности, эмоциональной насыщенности, отчетливо передающей отчаяние и горе женщины, оставшейся в подобном… положении и которые будут понятны женщинам любой эпохи. А так же в убедительности описываемой картины, воссоздающей декорации описываемого периода. Явный пример стихотворения, где в меру и к месту употреблена специфическая лексика и текст не кажется ей перегруженным. Однако, наряду, с такими позитивными фактами, Алычова не может не поморщится в некоторых местах, которые периодически кис-лят, на ее испорченный критическим восприятием вкус. Она пока не решила стоит ли однозначно отнести к таким моментам выстроенный на строчных переносах текст, поскольку местами ей нравится, местами не очень, хотя, очевидно, что такой способ передачи является осознанным приемом, а не неумелым обращением с инструментарием. Но зато гражданка стойко убеждена в том, что меч не может делить что-либо на «рваные» части, поскольку его режуще-рубящие характеристики не позволяют создавать подобный эффект. Так же у нее вызывал легкий когнитивный диссонанс факт одновременного пожелтения виноградников и наличия спелых гроздей, поскольку, исходя из ее личного опыта эти два события не пересекаются во времени. К тому же для Алычовой остается загадкой наличие смолы. У нее тлеет смутная догадка о том, что, возможно, это был сок. Но, все-таки, это разные, довольно кардинально отличающиеся друг от друга субстанции. А еще ее чисто субъективно, но от этого не менее остро царапает слово «фасолинка», употребленное в данном контексте. Нет, она в курсе самых разнообразных вариантов «зернышек», «семечек» и «зародышей». Но тут что-то… ну не знает она точно что, но сомневается… и...эээ..досадует, конечно)) Так что да, автор, работа оставила в обидчивой душе гражданки отметины и царапины..)

 

И она отправляется зализывать нанесенные увечья к следующему временному отрезку, который наконец переместил Алычову в другую локацию, а именно куда-то к верховьям Нила, во времена Верхнего либо Нижнего, но явно египетского Царства, а точней очертить пространственно-исторические рамки ей не дает, как отсутствие явных указаний со стороны автора, так и собственное невежество в этом вопросе).

 

 

 

Зато вкусовые сенсоры, ориентированные на разбор ощущений, оставляемых стихотворными творениями, посылают гражданке довольно противоречивые сигналы. По тому что ей очень нравятся и сама идея стихотворения, и задел, которым начал автор эту забавную и живую историю, но несколько моментов довольно ощутимо портят эту, в целом, яркую картинку. И относятся они, скорей, не к техническим , а к композиционным и стилистическим моментам. Самый кис-кис-лый кусочек относится, по мнению Алычовой, к совмещению в тексте истинно египетского зверя «похожего на богиню Баст» с переименованием его в исконо русское «кот-мурлыка». Гражданка сильно не уверена в художественной силе и необходимости такой эклектичности там, где намного уместней была бы именно аутентичность. Ну и опять концовка… которая вновь вызывает недоумение и обиду на то, что так интересно начатый и развивающийся текст, с такими забавными и запоминающимися выражениями, как «злобный тигрис», и зверский кошачий оскал..) заканчивается довольно...простите, автор, топорно. И это не может не расстраивать гражданку, которой хотелось такого же яркого и легкого финала.

 

И вот в таком не самом спокойном расположении духа, Алычовой приходится вновь вернуться в Древнюю Грецию, и вновь куда-то не сильно далеко от Трои, судя по названию нового стихотворения.

 

 

 

Однако, по мере углубления в текст, гражданкино настроение существенно изменилось — с динамичного на почти покорное, усмиренное плавностью и размерностью, даже некоторой размытостью строк, в то же время отчетливо передающих тоскливое настроение женщины, пытающейся осмыслить неизбежность произошедшего. И в этом, как Алычовой почему-то кажется, и состоял замысел автора. Дать не яркую картину протеста против событий, перед которыми повествующий оказывается бессилен, а попытку схватиться за выскальзывающую из рук соломинку, в последней скрытой надежде на то, что таким образом можно переломить ход событий. Параллельно, автору удается показать осознание героиней того факта, что на ее зов, возможно, уже не будет отклика. И это осознание, одновременно, с нежеланием примирения с потерей, удачно передано в интонациях в начале и окончании текста, словно вопрос, на который не будет ответа. Пожалуй, единственной обидой нанесенной здесь гражданке, является сложно читаемая инверсия «забытой души покой».

 

А поскольку Алычова, в целом, не слишком склонна предаваться длительному пережевыванию досадных моментов и хоть и является особой довольно раздражительной, она вполне отходчива и готова даже немного развлечься, танцуя на очередных древних костях вместе с солнцем.)

 

 

 

 Ооой… опять! Троя! Такое впечатление, что из школьного курса истории авторам глубоко запала в души и память только это история. Хотя, возможно, дело в силе художественного воздействия Гомера и зарубежного кинематографа. Автор, Алычова не хотела обидеть именно ваше произведение, скорей ей пристало обижаться только на саму себя). Потому что стихотворение ни глубокой обиды, ни явной досады не вызвало. Скорее впечатление получилось очень усредненным и несколько смазанным. Возможно потому, что перед этим было уже столько других на ту же тематику. Отдавая дань хорошей технике стихосложения, приятному сочетанию способа рифмовки с некоторыми удачно вписанными образами и сравнениями, внятности и краткости изложения, Алычова тем не менее не может сказать, что текст выделяется чем-то особенным, таким, что надолго останется в памяти после прочтения. Кроме, может быть, финала. Вероятно, заковырка в том, что слишком много общих перечислений, не повествующих о чем-то конкретном, или употреблении расхожих и довольно стереотипных выражений, относящихся к данному периоду, но, в целом, гражданка не может сказать, что здесь ее задело что-то слишком сильно. Ровная, техничная работа, но без… особых зацепок что ли.

 

А потому, пора Алычовой распрощаться с данным временным отрезком и перейти к более позднему историческому периоду в стремлении продолжить хронику глубоких и не очень переживаний. Недостатка в которых, судя по названию первой же работы в этом разделе, не будет. И одним самых заметных чувств, сразу же отмеченных гражданкой, стало… а вот и не раздражение, не-а. А любопытство. Потому что очень уж необычная тема и направление выбраны автором. Нет, она слышала, конечно, расхожее выражение, но как-то особо не вникала в его сакральный смысл. А вот автор вник)

 

 

 Что уже само по себе стало бы в другое время явным поводом для досады… на собственную скудную фантазию)) Но сейчас углубляться в подобное самокопание ей некогда. Потому что ритм и динамика стихотворения не слишком способствуют этому, а, скорей, заставляют Алычову внимательно следить за краткой, но четко изложенной историей ухода целого народа, оставившего после себя лишь смутные упоминания в легендах и преданиях. Вот и  еще один из удачных примеров стихотворения в котором специфическая лексика не отягощает восприятие, а играет на общий замысел автора. Вдобавок, гражданка отдает должное мастерству автора, который в строгую хронологию органично вплел художественные приемы и находки, придающие мрачноватой теме исчезновения с лица земли этносов и цивилизаций, явный поэтический и даже где-то романтический и сказочный оттенок. Наверное поэтому Алычова считает этот стих очень качественно проделанной работой, вызывающей у нее ощущения обиды.. ) на обстоятельства и известную цикличность событий пожалуй не меньшее по глубине, чем истории конкретных персонажей. Кис-линку она нашла лишь в фразах

Жизнь ускользала между пальцев ртутью,

поскольку весьма сомнителен во-первых, тот факт, что чудины вообще знали, что это такое, а во-вторых даже если бы и знали, вряд ли стали бы испытывать текучие свойства этого весьма токсичного металла, пропуская его между пальцев) и выражение

отнюдь не идентично фразе

Почувствуйте, что называется, разницу.)

 

В остальном оснований для явной досады Алычова не нашла, а потому в бутылку лезть не станет, а попробует вместо этого заглянуть вместе со следующим автором в … кувшин. Ага! И не простой, а являющийся местом заключения томящегося джина. И не абы какого джина, а водившего знакомство некогда с самим Омаром. Хайямом, разумеется) Но это будет уже во второй части части сего недостойного труда))

А вот и она. Та, которая

 

 

Таким образом,  возвращаясь к оставленным без присмотра кувшинам, Алычова продолжает находить в них новые источники самых разнообразных чувств и впечатлений. Ведущим из которых является расстройство. Расстройство по поводу утраты покоя лирическим героем. Который твердо вознамерился лишить его заодно и читателей, в данном случае и без того неспокойную гражданку. Потому что написанные в ключе шутливом, но, одновременно, очень точно копирующем интонации исходника строчки, повествующие о невзгодах как злополучного джинна, так и незадачливого воришки, несут , вместе с тем, и отчетливо прослеживаемый смысл, который уже нельзя приписать только подражанию рубаи. А так же явно слышимый авторский голос. А все вместе создает впечатление не только изящной, но и обладающей определенной глубиной вещицы. Однако пара зернышек граната, уже не из браслета, а, видимо, из подпортившегося за столь долгий срок плода, вызывают у Алычовой довольно кис-лую мину из-за некоторой небрежности автора при выборе рифмы «кувшин-слышны» и «ослаб-коралл», не совсем понятную ей концовку, из которой следует, что джинн мог быть и лжецом, что не совсем ей понятно, ведь гораздо интересней вообразить, что дух действительно знался некогда с великим поэтом и философом. Вдобавок несколько полешек в пламя обиды гражданки подбрасывает заключительная строчка, содержащая определенный смысловой люфт, заключающися в возможности ее прочтения таким образом, что джин не говорит из кувшина, а был оттуда наказан)

Однако, гражданке некогда зацикливаться на уже нанесенных обидах, она спешит дальше в поисках новых. И, конечно, находит, но уже в следующем периоде, известном под названием Новое время, в которое она спешит погрузиться с упоением, в ожидании новых поводов для эмоциональной нестабильности.

Долго ждать и не пришлось, первая же работа в этом, несомненно, интересном разделе, не названная автором, но зато снабженная эпиграфом, встречает ее сообщением о том, что вечера в России упоительны. С чем Алычовой, признаться, трудно не согласиться, поскольку территория данного государства весьма обширна, и найти на ней место, порождающее подобные чувства, не должно составить большого труда. Но вернувшись непосредственно к стихотворению, гражданка решает проверить, не лукавит ли автор, живописуя тихие радости деревенской жизни.

 

А похоже что и не кривит душой, поскольку нарисованная им незамысловатая картина незамысловатого же деревенского быта, порождает в душе Алычовой даже некоторое желание приобщиться к почти пасторальному времяпровождению. Ненадолго, правда, совсем не надолго. Пожалуй, лишь до строк о насилии, творимом над баяном почти трезвым музыкантом, единственным бонусом которого является лишь упомянутое вскользь состояние влюбленности..) Впрочем, в бонусы самому стихотворению по глубокому убеждению гражданки, можно записать и веру в чудеса обитателей данной местности, и их простодушие, а равно и отчетливо считываемую иронию, и просматриваемый антураж, который, если и не является полноценно выписанным полотном, то уж хорошо очерченным эскизом — точно. Поводов для слишком уж чувствительных обид и явственного раздражения гражданка не нашла, разве что в последнем катрене попридиралась бы к — ою-ою, которые не просто присутствуют, но и являются, вдобавок рифмопарой, что мало того что само по себе совсем не айс, так еще и нарисовались в финале, который , по мнению Алычовой, один должен уравновешивать собой и пролог и основную часть. Если же этого не происходит, то говорить о безоговорочной творческой удаче смысла уже нет. Однако, насладившись движением методом качения по прямым деревенским ухабам, гражданка кубарем выкатилась прямо на встречу… эээ...чему-то Новому. А именно, тексту, который и носит столь прямолинейное название.

 

Однако, надеясь на такое же прямолинейное и незамысловатое развитие сюжета, гражданка явно просчиталась, что конечно вновь породило в ней приступ обидчивости. В данном случае на автора, который явно не посчитал нужным посвящать стороннюю читательницу в причуды блуждания своей авторской мысли, понятной, без наличия ключей к смысловым загадкам, лишь ему , да еще, возможно невидимому собеседнику. В наличии которого, впрочем, гражданка несколько сомневается..) Однако, на ее взгляд подобные сложности, это проблемы скорее автора, чем ее). Впрочем, насколько удалось понять рыжекудрой особе, речь идет об известной картине Эжена Делакруа - «Свобода, ведущая народ», о чем можно догадаться, если сильно постараться, из упоминания «трех славных дней» и голых «грудей-плечей» женщины, шагающей «между баррикад», что в свою очередь вызывает у Алычовой законный вопрос о правомерности употребления термина «термидор», который, как известно был в обхождении во времена Французской революции конца 18-го века, а в в 1830-м уже вышел из употребления. Также далеко не всем читателям будут понятны параллели, проводимые между тремя днями того времени и ста днями, очевидно, авторской реальности, а также взаимосвязь и трансформация между сторонами света и нахождением в них лгероини и ее незримого собеседника. Впрочем, все зависит от того из какого окна какой палаты смотреть)). В целом, досаду гражданки можно списать на то , что текст явно ориентирован на ооочень узкий круг любителей подобного чтива, что, впрочем, похоже не слишком волнует автора.)

 

Совсем иное дело со следующим художественным полотном, которое при всей понятности и ясности отображения, не теряет при этом в художественности и поэтичности.

 

              

Итак, портрет дамы с кошкой...

по праву можно было бы назвать теми самыми рваными котятками, если бы… Если бы они, при наличии всех признаков таковых, ими в полной мере, не являлись. Потому что, на взгляд гражданки, это действительно, очень достойная и осмысленная работа, затрагивающая такие общечеловеческие и понятные каждому проблемы и вопросы, как межнациональные конфликты, их последствия и цена человеческой жизни, непринужденно переданные автором через простое описание и осмысление картины не слишком известной, но от этого не менее интересной ( по крайней мере Алычовой было интересно познакомиться) французской художницы Marguerite Gérard, местом происхождения которой было, видимо, вызвано и упоминание Парижа) Хотя гражданке и не совсем понятно почему он был победно-хмелен, и в какой именно временной промежуток — сегодня или во времена описываемых событий. В общем, все причины для опять-таки кровной обиды, чуть ли не вендетты..) налицо - нельзя так явно и бесповоротно завладевать вниманием Алычовой. Иначе на обзор других, тоже весьма достойный работ, времени не останется совсем. Но если бы гражаданке пришлось выбирать слоган или эпиграф для этого текста она бы решила, что более подходящего, чем этот:

сложно найти. Однако, пару поводов надуться не меньше, чем мышь на крупу, она конечно же найдет, иначе, не была бы Алычовой)). И первый из них заключается в вопросе о том, насколько правомерно употребление понятия « рецепт» по отношению к ..эээ..чему? А, то-то!… автор не указал, думайте сами. То ли к живописной технике, то ли к секрету прекрасности-доброты, то ли к надменной злости представителя кошачьих.) Алычову, вдобавок терзают «смутные сомнения» (с)) так ли уж удачен прием с перечислением прилагательных через дефис. И способностью кого бы то или чего бы то ни было «скользить под солнцем». И дважды прямо рядом-рядом «соленых». Ноо... на этом она пожалуй и остановится. Потому что, ясно, что данная работа не будет испытывать недостатка в почитателях, а ей самой, в целом, правда, ооочень обидно.. за род людской, в отличие от кошачьего. А также за очевидно намекающий финал, который, тем не менее, она считает отдельной авторской удачей, заслуживающей, без сомнения, нового взрыва негодования со стороны гражданки..)

Ну и на сегодня, пожалуй, лимит ее времени, отведенного на осмысление истории человечества в целом и отдельных частных эпизодов, можно считать исчерпанным.

Но продолжение, верней, окончание, конечно, следует.