Борис Пастернак. Сон

 

 

 

 

 

======================

 

 

 

 

Наш поцелуй под каплями дождя

И старый парк, где мы насквозь промокли,

Где ты "прощай" шепнула, уходя.

 

Вздохнут портьеры под порывом ветра,

Моргнёт ночник, и где-то далеко

Такой же сон предутренний - ответом -

Придёт к тебе, тревожен и знаком.

 

Пусть он, как дождь, затянет нас потоком

В тот рыжий бред кленового огня.

Твой силуэт в просвете тусклых окон

Опять поманит в прошлое меня

 

И поведёт по призрачным аллеям

Туда, где мы с тобой не сберегли

Тот старый парк, озябшие колени

И поцелуй на краешке земли.

 

Ночная птица складывает крылья.

На небе чистит пёрышки заря.

Во сне мы вместе -  значит, не забыли

Тот сладкий миг на грани сентября.

 

 

 

 

 

 

Застыло время в сонном полузвуке

Звенящей одиночеством струны.

Ловя обрывки ветреной весны,

Я ощущала ласковые руки

На краешке вселенской тишины.

 

Потоком лился с плеч багряный локон.

Текла неспешно нежности река

В объятия чуть вытертого флока.

Мерцающего мягко ночника.

 

Всё было так непостижимо странно:

И поздний вечер с привкусом шабли,

И взгляда бесконечная нирвана,

И эта мягкость старого дивана,

И сладость губ в немыслимой дали.

 

 

 

 

 

 

Эпиграф:

"Любовь к Добру разбередила сердце им.

А Герцен спал, не ведая про зло.

Но декабристы разбудили Герцена.

Он недоспал. Отсюда всё пошло..."

( Наум Коржавин )

 

Люблю пофантазировать я, граждане.

Намедни я себе представить смог,

Что было - не буди бы Герцен каждого,

И сон, как отзвук колокола, смолк.

 

Плевав на революции с соблазнами

( Когда поманят нас - то так и прём ),

Мы жили бы, весёлые и праздные,

Своим гордились батюшкой-царём.

 

И не было бы лениных и сталиных.

И не было бы ельциных и пу...

Не стало бы Историей подраненных.

Другую отыскали бы тропу...

 

 

 

 

 

 

ОН  для тебя послал её с небес!

Спускалось сердце на руку к тебе,

Рвалось оно, как преданный апостол,

В надежде тщетной отыскать приют…

А ты не знал: таких не предают!

Не продают другим ни до, ни после…

 

Мелькали дней пустые миражи,

Ты заблуждался, думая, что жил,

Бездумно пил обыденности брагу,

Сгорая в сером, призрачном аду –

И под ноги упавшую звезду

Отбросил, как бездомную дворнягу!

 

Ты мог её поднять, прижать к груди,

Ну а теперь иди вперёд, иди!

Беги в толпе, свободный словно ветер,

Где все – и не друзья, и не враги…

Ты стал таким, как миллион других,

А мог бы стать единственным на свете!

 

 

 

 

 

 

 

- А хочешь, я тебе луну

Достану с неба, удивив?

Звезду какую-нибудь... Ну?

Любой приятный эксклюзив.

 

Ты встрепенулась, рот раскрыв.

И полилось, и полилось:

"Давай шампанского, икры.

Чтоб - ветчина, и чтоб - лосось.

 

И каждый день чтоб спа-салон,

И чтобы новенький "Рено".

Тут про себя издал я стон

И чуть не выпрыгнул в окно.

 

И стихла, посчитав нули.

"Чего там плёл на счёт звезды?

И две путёвки на Бали..."

 

 

 

 

 

 

Знамения когда откроет небо?

Пророчества давно ли ты вещал?

Скиталец вечный, где ты только не был...

Забыл призванье иль обрёл причал?

 

Нашёл себя, утратив вдохновенье?

Ты был пророком, пламенный поэт!

Ты жёг глаголом и дарил спасенье,

Но где в стихах твой прежний яркий свет?

 

В душе с годами что-то надломилось,

От прежнего осталась лишь зола...

Живёшь спокойно, буднично и мило,

Живёшь, смирившись и не видя зла.

 

Но божья искра всё же не погасла,

И сила слова может воссиять.

Пусть кажется, писал стихи напрасно,

Пусть годы никогда не двинешь вспять.

 

И пусть надежда стала очень блёклой,

На мир взгляни, как будто Пастернак:

Заря из сада обдавала стекла -

А это, уверяю, верный знак!

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Вот парусник, застывший на оконце.

Лишь миг – и он сойдёт со стапелей.

Хозяйка  курит и, сквозь дыма кольца,

глядит в окно на прозу скучных дней.

 

Абсент из фиолетовой бутылки

глотнёт и улетит в мечтах на бриг.

И всё из запылившейся копилки

отдаст за белых чаек звонкий крик…

 

А за окном снежинки хороводят

под тишины чарующий напев

и заклинают бриг форштевнем воды

вспороть, чтоб за мечтой её успеть!

 

Мгновенье… Он летит за кромку света,

где ждёт заветный остров, словно пёс.

А паруса напомнят брату-ветру

 

 

 

 

 

 

 

Зима смотрела пристально. И волком

Выл ветер на фонарный тусклый блик.

Луна за тучей всхлипнула и смолкла,

Как на скамейке сгорбленный старик.

 

Февраль был зол. Метели безутешны.

Вгрызался холод в тело, будто зверь.

В какой из жизней оказался грешен

В людских отбросах тонущий теперь?

 

Бродяга. Бомж. Без племени. Без роду.

Из стаи тех - под кличками «Никто».

Скрывал свою ничтожную породу

Затасканным до ужаса пальто.

 

Питаясь в «ресторанах» на помойке,

Грозился конкурентам: «Зашибу!»

И сердце грел боярышником горьким,

И жаловался кошкам на судьбу.

 

Как пялились брезгливые людишки

На седину завшивленных волос!

А он в карманы сыпал мелочишку

И годы целовал свои взасос.

 

Не пряча от невзгод свой профиль птичий,

И взгляд, что от потерь придурковат,

Смотрел на горизонт он с безразличием

И путал, где рассвет, а где закат.

 

Спускался снег на грязный воротник.

Луна во тьме качнулась и поникла.

Она замёрзла… И замёрз старик.

 

 

 

 

 

 

 

Рыдает обнажившаяся осень

И с каждым днём темнее время «восемь».

Я жду тебя. А дождик шепчет: «Зря…».

 

С ним заодно уставший хмурый вечер,

холодный чёрный кофе на столе.

И муэдзином завывает ветер

в трубе каминной. Тлеющей золе

 

надежды всё труднее с каждым годом

поддерживать тепло холодных стен.

Глядит луна печально с небосвода

на мир. И наступает ночи плен.

 

В нём вязнет нестареющее время.

Бессонницы тревожны кружева.

Лишь фонарей мерцающее племя

пульсирует всю ночь: «Любовь жива…»

 

И, знаешь, им одним я свято верю.

Мы – вместе, хоть сейчас и далеки.

Я жду тебя... Назло моим потерям.

И смерти ненасытной вопреки…

 

 

 

 

 

 

Завяли хризантемы на окошке,

но так же пахнут горько, словно дым.

Да. Ты права: я прошлым одержим.

Твои слова, как вызов неотложки,

что и тревожен и необходим.

 

Такая карма мне - считать утраты.

С тобой их будет больше на одну.

Ты можешь плыть, а я иду ко дну.

Хотеть - не мочь. И, видно, не смогла ты.

Но выбор сделан. Я тебя пойму.

 

Не доводи размолвку до проклятья.

И не кричи. Мы не в стране глухих.

Всё сказано. И всё смогу принять я.

Моё молчанье бьёт тебя под дых?

Привычка - жить, напрасно слов не тратя.

 

Как просто всё: тебе - карт-бланш, мне - думы.

Тебе - любить, мне - снова хоронить.

Но жаль, что не сумели сохранить

подаренную августом звезду мы.

Так хочет осень? Так тому и быть...

 

Эмоции кончаются на вскрике, -

"finite la…", короче говоря.

Прошло, но было... Было, но не зря...

Закроет ветер зорь холодных лики

 

 

 

 

 

 

 

Всё тот же сон: ей снятся купола

затерянной в лесной глуши церквушки.

Ах, кто бы только знал, как этот сон гнетёт!

Почти пять лет, как мама умерла.

Что смерти предсказания кукушки,

которая безудержно врала,

хоть ничего не знала наперёд?

 

Всё тот же сон: потёртый грузовик,

за ним толпа, сморкаются старухи,

и колокольный звон, и кладбище, и крест.

И вдруг, волна – откуда ни возьмись –

смывает, глушит образы и звуки...

И чувство, что зови иль не зови –

не докричишься, – гложет душу, ест.

 

А вот – не сон: "Не думай, а езжай.

Мне птичка мно-о-ого лет накуковала…

Где этот Таиланд? На карте покажи…"

Предчувствия… но отпуск было жаль,

ведь год ждала, а год – совсем не мало.

Предчувствия… но их в кулак зажать

и улететь – сумела… в миражи.

 

Она потом купила ей венок.

Простить просила. Знала, что простила.

Но вот простить себя – не вышло, не смогла.

... И сон, как отзвук колокола, смолк,

и, как обычно, утро наступило,

и на подушке сохнет сна итог,

горча, как океаном Таиланд.

 

 

 

 

 

 

 

 

Уходит август вдаль, как скорый поезд.

Готовлюсь к школе и вершу обряд.

И завтра наконец-то я умоюсь

Кровавыми слезами сентября.

 

Вот - туфельки, вот - беленькая блузка.

Вот - юбка. Ой, а вдруг не натяну?

Да. Так и есть. Немножко в бёдрах узко.

Всё - мама с пирожками... Ну и ну...

 

А, ладно, похудею... Завтра  - школа.

Мне будет "по приколу" там дней пять.

Увижу Машку и Анжелку с Олей,

Потом - тоска зелёная опять.

 

Одно меня лишь радует и греет

И до сих пор удерживает тут:

И завучи, и двоечник Андреев

По имени и отчеству зовут...

 

 

 

 

 

 

 

В тот день упали наземь небеса,

и мы ходили в облаках, как боги.

Иным казался мир без линий строгих.

Стояло «время счастья» на часах.

 

Я помню вечер, перетёкший в ночь,

твой смех и голос. Каждую минуту…

Туман густел, мерцая перламутром,

напрасно тьму пытаясь превозмочь.

 

вплывало небо сквозь проёмы окон.

Кисейных занавесок крылья, взмокнув,

дрожали в мутном свете фонаря.

 

…К обеду пласт просевших облаков

В рулон свернули, вознеся на место.

Звонок.

Два слова.

Свод небесный треснул…

Провал.

Колокола звонят по ком?

 

Кого хоронят? Почему я тут?

Кресты, погост и свежие могилы.

«Камаз», на встречной…»

Господииии…

Убили.

Но как же? Солнце есть, цветы цветут…

 

Мои года колодой стёртых карт

рубашкой вверх на стол судьбы сложили.

Приход весны - подарок тем, кто живы.

Коты орут…

Проклятый

месяц

март.

 

 

 

 

 

 

 

В восемь сорок пять я пробудился.

Был, как осень, темен, хмур и зол.

Брошен я, как стреляная гильза.

Бархатный закончился сезон.

 

Сидя на "ресепшене" весь вечер,

Мы прощались в баре "Шаурма".

И, текилой разрушая печень,

Обещали помнить наш роман.

 

Улетела ты. Мне - послезавтра.

Х-м... В запасе есть ещё два дня...

Хо-ро-шо... Сейчас пойду на завтрак.

Может, кто и "клюнет" на меня...

 

 

 

 

 

 

 

 

- Родился я, не хмыкайте, ребята,

В великую советскую эпоху.

Пятнадцатого августа, в двадцатом.

Но время шло, и старилось, и глохло.

 

Конечно, поначалу было трудно,

Да вы, наверно, знаете из книжек.

Но всё ж страна дышала полной грудью,

К хорошей жизни приближаясь ближе.

 

Войну я начал в сорок первом, летом.

В шестом мотострелковом, под Смоленском...

...Старик звенел медалями, при этом

Слова бросая "грубо, зримо, веско".

 

Зевали шестиклассники-балбесы,

Не слушая седого ветерана.

Кому-то, может, было интересно,

Но большинству-то всё "по барабану".

 

Из школы добежать быстрей до дому.

И что тут скажешь? Хоть ты плачь, хоть смейся:

Скорее сесть к компьютеру родному.

У них теперь своя война в "Варфэйсе"