Постоянный поэтический конкурс "По первое число"
Голосим тут
Как звезды или лопухи.
На свете много есть стихий, но
Всех своевольнее – стихи.
- с 1-го по 15-е число месяца – прием стихов
- с 16-го по 30-е(31-е) – голосование
- 1-го числа следующего месяца – объявление победителей (первых три места) и начало приема следующей партии
Прием произведений окончен.
Начинаем/продолжаем терзать.
Голосим тут
====================================
Теперь он просто математика.
Теперь он прост, но в то же время и
Так сложен в страшном уравнении.
И вырывало жизнь абзацами,
На нереальность в сотой степени,
А море огненное ожило,
На ноль солдатика помножили.
Где вы, стратегия и тактика?
Где вы, суворовы и жуковы?
Не льёте слезы в горе луковом?
Вам эти мертвые солдатики
Ничем не портят математики?
2. Весенний день
Весенний день, щебечут птицы,
деревья шелестят листвой,
с небес тепло в лучах струится
на опустевший город мой.
Покрылись пылью в детском саде
качели и забытый мяч,
висит табличка на ограде:
«GESLOTEN», с подписью, санврач.
Иду один по тротуару,
в ближайший с домом магазин,
не веря тихому кошмару,
который создал карантин.
И всё, как прежде, в день весенний
цветут тюльпаны вдоль дорог,
лишь возле церкви куст сирени
засох, как траурный венок.
3. Река права
река темна, тревожна,
но жива.
волокна трав сплетает в кружева
и радуется каждому налиму.
река журчит, бурчит на куликов
и смотрит вширь, но видит далеко.
в нее ума небесного налили.
река седая, мудрая река
несет в себе леса и облака,
и солнце, и заплаканные ивы.
река близка,
смотри в нее, смотри,
в ней столько помещается внутри...
в ней - целый мир, большой и говорливый.
и мы приходим плакаться сюда.
вся наша боль -
песчинки да вода,
что вытекает струйками сквозь пальцы.
мы тянем время здесь, на берегу.
нас ангелы речные берегут -
кривых дорог потерянных скитальцев.
они-то знают: хрупок человек,
легонько гладят нас по голове,
выветривают хвори и тревоги.
река чиста.
река всегда права.
и кажется, что сами мы - трава,
проросшая щетиной у дороги.
4. спросить
я видел это собственными глазами:
в тот миг как вас силком уминали в гроб,
вы мне и небу какой-то пустяк сказали
но мне мешал вас слышать поющий поп.
и гроб уже был - как платьем - огнем обмотан,
и мне и к небу как звук разбегался смог,
и вы так громко, так страшно кричали что-то.
а я услышать опять ничего не мог.
здесь время вечным как горб наросло забором -
и глаз не мой и от сажи отмыт забор,
но перед троном моим всё бормочут своры.
и воздух голоса прячется свары свор.
не станут толще кости, ни уже штофы,
не будет мясо быстрее гореть, ни стыть,
коль мне наплачет палач вашей песни строфы.
но я боюсь до сих пор у него спросить
5. МУЗА /ИНТРОВЕРСИЯ/
В странном обличии Муза приснилась в полночь поэту –
шар под зонтом и в мужскую одежду одета.
Что-то зелёное в виде лица, без тела и кожи,
бедный поэт холодел и молил:«свя-тый боже»!
В сумраке слышались шорохи и невнятные речи,
в ложе земного царя засыпал поздний вечер.
Лунный шафран штукатурил крылом шершавые стены,
пыльная звёздность мерцала в цветах молибдена.
В рёбра земли врезались со свистом небесные стрелы,
в страхе поэт ощутил дрожь в коленях и взял парабеллум.
На смертном одре душа полетела над чёрной пустыней,
оставшись навеки юной и обручённой с богиней.
Сколько рыб в одной квадратной раме
Океана, втиснутого в реку?
Не смеши людей недословами -
Столько неподвластно человеку!
Чешуёво как-то в Заоконье…
Рыбы - говорливейшее племя!
Видишь, бьют челом об подоконник,
Обсуждают суетное время.
Сколько голосам, доныне грешным,
Бить о перепонки до увечья?
Заоконный мир безумно нежен…
Покорми же рыбок, человече!
8. Заводит песню....
Заводит песню осень у дверей,
А мы, вцепившись в летние мотивы,
Считаем голос осени противным,
У нас как-будто от него мигрень.
Не принимая пёстрой красоты,
Уходим в сплин, под тёмные зонты.
И, слыша дробный, бодрый стук дождя,
Кривим лицо, придав ему усталость:
"Ах, летом ярче и смелей мечталось,
Теперь же солнце, быстро уходя,
Укроет землю вытертой рогожкой,
И станет воздух стылым и тревожным!"
Бежим по лужам, видеть не хотим
Прозрачность неба, быстрый танец листьев,
Рябины спелой, сочно-рыжей кисти,
Росы хрусталь в ловушке паутин.
Жуём свою осеннюю печаль,
Упрятав плечи в старенькую шаль,
В глаза не глядя, крепкий чай глотая...
Быть может нам не лета не хватает?
9. Сентябрь
Разжав пожелтевшие пальцы берёз,
Оковы разбив, собираюсь в дорогу.
Из разного хлама, который берёг,
С собой захвачу я не так уж и много.
Сжигаемых веток дурманящий дым
Накроет дома синеватым туманом.
Сквозь мелкие капли парящей воды
Привидится ангел, забывший осанну.
Сентябрь, угасая, поплачет слегка
Над стопкой завязанных ленточкой писем.
Бумага сгорит, а слова к облакам
Из пепла взлетят, словно радужный бисер.
И всё позади. Только свежесть и боль
Останутся, и бесконечность дороги.
Cтук сердца сорвётся в глухую триоль,
Но быстро вернётся в размеренно-строгий.
10. Муж другую полюбил...
Муж другую полюбил -
эка невидаль!
День валяется в пыли,
в серой небыли.
Перейти свой Рубикон
осторожненько...
Раны лечат испокон
подорожником.
Ну, подумаешь, печаль,
я беспечная!
Зверобой да иван-чай -
всё залечено.
Солнце льёт на облака
медь из ковшика,
Подбирается тоска
драной кошкою.
Опрокинута - держись -
в небо лестница,
Искорёженная жизнь,
ох, не лечится...
и там, за экраном, мир опустел и замер,
отчаянный, безнадёжный, жалкий крик — помоги! —
был мною успешно удушен,— сдан экзамен.
Достойная сдержанность, comme il faut, bon ton,
покорность общественно-выгодному серому миражу
приличий, весомому в вирте не более, чем сон…
Сказать ли? Нельзя… Но я всё равно скажу:
Ты думаешь, я спала – хоть одну ночь?
Ты думаешь, я жила – хоть один день?
12. Обломный дождь
Теряю вечер у камина,
искрят поленья вкривь и вкось.
И дождь вгоняет с кислой миной
в меня тоску, как в стену гвоздь.
Листаю томик афоризмов,
хранящий сотни мудрых фраз.
Обломный дождь бьёт по карнизам,
и слышен ставен скрип и лязг.
Расстался луч с фонарной лампой,
коснулся книжного листа.
Погладил свет лимонной лапой
по шёрстке спящего кота.
Колго'тит вечер нудным бредом –
буянит ливень, как злодей...
Меня укрыл шотландским пледом
и в царство снов унёс Морфей.
13. Вирус войны
Какое счастье, - мы безнадёжно заражены!
К концу затянутой, непонятной зимовесны
мы поголовно поймали вирус войны —
бояться поздно, лечиться нечем.
Воюют все против всех — куда ни взгляни,
в Европе – ночи горящие, дымные дни,
всё так условно — где мы, где уже они,
идём на бойню, понурив плечи.
В США негры белых за всё на свете гнобят и бьют,
политкорректность — глобальный, впившийся в горла жгут
и чем азартнее в мазохистском восторге лгут,
тем туже петли на политкорректных шеях,
Огонь небесный в ближневосточном былом раю,
по всей земле братья братьев умело бьют…
И лишь у нас — благодать, тишина, уют,
правопорядок и конституцией веет.
Но нас порядком не сломишь, не усмиришь,
пускай в реале — железный покой и тишь,
мы в вирте бойни такие замутим – ишь!
Мы в пацифисты совсем не гожи —
исподтишка в душу плюнуть, жизнь втихаря сломать,
оклеветать, — где же ты, возмездие и тюрьма?
всех сладострастно послать, поминая мать, —
и снова в жизнь с благолепной, невинной рожей.
14. Период полураспада
Сирени терпкий аромат в окно открытое струится.
Рассвету вторит детский хор — роддома звонкий позывной.
Из-под щеки сбегает сон, перемахнув забор ресниц, и
слегка покалывает грудь молочной пенистой волной.
А в коридоре мерный стук — везёт тележку белый аист.
Сейчас в палате скрипнет дверь, войдёт и нас вознаградит:
немолодая медсестра вручит мне свёрток, улыбаясь,
привычным жестом показав, как приложить тебя к груди.
Такой безбровый и смешной, как хомячок с губой дрожащей.
Как долго ждали встречи мы, перебирая имена.
Три килограмма двести грамм щемящей нежности и счастья.
Как жаль, что папа не успел тебя увидеть из окна.
Не повезло, но не беда. Такая служба, что поделать!
Кому-то надо поднимать в свинцовость неба вертолёт.
Послали папу помогать зачем-то в Припять на неделю —
всего семь дней, вернётся он, Ванюшу на руки возьмёт.
*
городу было тягостно умирать
знать что смертельно болен всегда непросто
город надеялся это идет игра
он ведь наивный зелёный еще подросток
всё пробуждалось буйно цвела полынь
день выходной был горем как бритвой вспорот
пахло тревогой обманом и чем-то злым
сделался сразу чужим отчужденный город
ветер дразнился пылью дышал в лицо
иглами миллизивертов метя в спину
пыль оседала на чёртово колесо
чёрным трилистником на желтизне кабинок
город цеплялся город кричал за что
рокот колонны воздух на клочья резал
вверх уносился глубокий протяжный стон
боли и ужаса сосен рыжего леса
*
Ванечка, тише! Не плачь — разбудишь папу.
Папе так нужен сон, он ужасно слабый.
Знаешь, во сне всегда прибывают силы.
Спи, мой хороший. Мама с тобой, мой милый.
Глазки закрой. А я лишь сомкну ресницы,
Вижу её... шестую... опять больницу.
"Пусть он с семьей побудет, ведь лучше дома".
Взгляды отводят. Как мне эта боль знакома.
"Так получилось, прости, я не мог иначе".
В горле комок. Я не пла... Я уже не плачу.
Как похудел он, не думать о том пытаюсь.
Бледный, как воск, не горит, а тихонько тает.
Что-то латынью бормочут врачи уныло.
Я же иконку в подушку ему зашила.
Знахарка мне обещала отвар особый —
Быстро убьёт он и вирусы, и микробы.
Миелоциты, коварные эти, тоже.
Многих спасала она и ему поможет.
Пусть осуждают, мол, это обман и ересь.
Главное — это любить. Любить и верить.
*
Ванечка, милый! Что ты насупил брови?
Ой, извиняемся, доктор Иван Петрович!
Жаль, что отца совсем ты не помнишь, Ваня!
Как вы похожи — нравом, улыбкой, взглядом.
Также на помощь бросаешься безоглядно.
"Так получилось, прости, но так было надо" —
я утешаюсь часто его словами.
Ваня, у папы ржавчина ест оградку,
да и плита проседает, и стала шаткой.
Надпись в конце весны мы подкрасим сами.
Как ни старайся — краска зимой облезет.
Время всегда побеждает в тяжёлом весе.
Всё распадается, даже проклятый цезий —
стойкая к полураспаду только память.
Знаешь, сынок, а мы там недавно были —
в городе, что погружается в чернобыльник,
в точке, где жизнь распалась на два осколка.
Время заснуло там, будто проклял кто-то.
Город назад забирает себе природа.
Здесь через тридцать лет перед Новым годом
в центре на площади мы нарядили ёлку.
меня не будет -
земля и небо, и вода,
деревья, люди,
июля пойманного звон
в горсти счастливой,
и топот капель
по оконному отливу.
И вновь продолжится игра -
всё та же слякоть
кому-то скажет, что пора
в чернила плакать,
и будут новые вестись
о прежднем речи,
и переписан будет стих
ровней и резче.
А мне,
хоть будет всё равно,
а что там с ними,
ведь там забудется давно
всё, даже имя -
отрадно будет налегке
в засмертье топать
и знать -
пророс я в той строке
случайным тропом.
The odds are there to beat…"
A Thousand Kisses Deep. Leonard Cohen
И холод жжет огня почище на тротуарах без конца.
Среди рождественского гама, гирлянд и глянцевых обложек,
Где в каждом праведном жилище поют величие творца,
Мне чувство странное упрямо ерошит зябнущую кожу.
И руки свет на ощупь ищут, а им в ответ - вопросов тьма.
Сквозь дождь и ветер я носила в себе надежду на удачу,
Бравуре скармливая в пищу небес чахоточных корма
И туч трепещущих чернила, пока не вытошнит от плача.
Самим себе противны даже, как крысы, пробуют бежать
От уз бумажных стен наружу, но на поруки за пороки
У времени набор продажен - не светит нищим и бомжам.
А светит крысолова ужин в конце пленительной мороки.
И вихри тут же подхватили меня, в объятиях кружа.
У крыши сломаны стропила, и та, наверно, съедет скоро
В пустыню чувственных идиллий, где клятв просрочена межа.
И этот танец с ветром милым бессилию смягчает норов.
Но в этих призрачных глубинах привычно гибнут корабли.
А якоря наносят раны, а те рождают гематомы,
И в колере души повинны всецело узники глубин.
Здесь смех мой прежний, нынче странный, покоится в тиши - как дома.
Ку-ку!А стихи будут именные?
Светлячка можно пачкой выкладывать.
не, Вовкин...нет у меня пачек...
Теперь он просто математика.
Теперь он прост, но в то же время и
Так сложен в страшном уравнении.
И вырывало жизнь абзацами,
На нереальность в сотой степени,
А море огненное ожило,
На ноль солдатика помножили.
Где вы, стратегия и тактика?
Где вы, суворовы и жуковы?
Не льёте слезы в горе луковом?
Вам эти мертвые солдатики
Ничем не портят математики?
На # 1 Математика
Тут у меня сложилось какое-то двоякое впечатление. С одной стороны стих серьёзный, с другой стороны слово солдатики звучит как-то нелепо, типа это как бэ войнушка оловяных солдатиков и напоминает всякие страшилки про смерть, как например : Бабушка бомбу нашла у ворот, больше в деревне никто не живёт. Хотя задумка сама по себе интересная и подана оригинально.
Правда вот здесь, я как-то запутался:
Понятно, что на ноль солдатика помножили, и небо, которое клацало, и умножался дикий звон...
Но дальше идёт отдельной фразой, А море огненное ОЖИЛО, на ноль солдатика ПОМНОЖИЛИ? (О)
В общем впечатление у меня не очень хорошее от этого стихо, проглядывается даже некое кощунство по поводу погибших воинов.
2. Весенний день
Весенний день, щебечут птицы,
деревья шелестят листвой,
с небес тепло в лучах струится
на опустевший город мой.
Покрылись пылью в детском саде
качели и забытый мяч,
висит табличка на ограде:
«GESLOTEN», с подписью, санврач.
Иду один по тротуару,
в ближайший с домом магазин,
не веря тихому кошмару,
который создал карантин.
И всё, как прежде, в день весенний
цветут тюльпаны вдоль дорог,
лишь возле церкви куст сирени
засох, как траурный венок.
3. Река права
река темна, тревожна,
но жива.
волокна трав сплетает в кружева
и радуется каждому налиму.
река журчит, бурчит на куликов
и смотрит вширь, но видит далеко.
в нее ума небесного налили.
река седая, мудрая река
несет в себе леса и облака,
и солнце, и заплаканные ивы.
река близка,
смотри в нее, смотри,
в ней столько помещается внутри...
в ней - целый мир, большой и говорливый.
и мы приходим плакаться сюда.
вся наша боль -
песчинки да вода,
что вытекает струйками сквозь пальцы.
мы тянем время здесь, на берегу.
нас ангелы речные берегут -
кривых дорог потерянных скитальцев.
они-то знают: хрупок человек,
легонько гладят нас по голове,
выветривают хвори и тревоги.
река чиста.
река всегда права.
и кажется, что сами мы - трава,
проросшая щетиной у дороги.
На # 6
Река права
Для меня это стихотворение, как говорят – легло на душу.
Очень объёмное по восприятию, в котором присутствует и лёгкий юмор, и мудрось, и красота природы.
Улыбнул меня следующий сюжет:
Кулики бегают у воды по берегу и кланяются носом до земли. Носом они достают себе еду в тине, в иле, под камешками или в траве, и этим как бы беспокоят реку, а она них бурчит на этих хулиганов. Такого описания в тексте нет, но оно вполне представляется, как и другие моменты отражены с большим спектром фантазий для читателя.
А в этом сюжете получился, на мой взгляд даже афоризм:
Окончание стихотворение, опять же чёткое и немного грустное, грустное потому, что люди действительно среди матушки природы, как та трава проросшая щетиной у дороги жизни...
Могу смело сказать автору браво!
4. спросить
я видел это собственными глазами:
в тот миг как вас силком уминали в гроб,
вы мне и небу какой-то пустяк сказали
но мне мешал вас слышать поющий поп.
и гроб уже был - как платьем - огнем обмотан,
и мне и к небу как звук разбегался смог,
и вы так громко, так страшно кричали что-то.
а я услышать опять ничего не мог.
здесь время вечным как горб наросло забором -
и глаз не мой и от сажи отмыт забор,
но перед троном моим всё бормочут своры.
и воздух голоса прячется свары свор.
не станут толще кости, ни уже штофы,
не будет мясо быстрее гореть, ни стыть,
коль мне наплачет палач вашей песни строфы.
но я боюсь до сих пор у него спросить
5. МУЗА /ИНТРОВЕРСИЯ/
В странном обличии Муза приснилась в полночь поэту –
шар под зонтом и в мужскую одежду одета.
Что-то зелёное в виде лица, без тела и кожи,
бедный поэт холодел и молил:«свя-тый боже»!
В сумраке слышались шорохи и невнятные речи,
в ложе земного царя засыпал поздний вечер.
Лунный шафран штукатурил крылом шершавые стены,
пыльная звёздность мерцала в цветах молибдена.
В рёбра земли врезались со свистом небесные стрелы,
в страхе поэт ощутил дрожь в коленях и взял парабеллум.
На смертном одре душа полетела над чёрной пустыней,
оставшись навеки юной и обручённой с богиней.
Сколько рыб в одной квадратной раме
Океана, втиснутого в реку?
Не смеши людей недословами -
Столько неподвластно человеку!
Чешуёво как-то в Заоконье…
Рыбы - говорливейшее племя!
Видишь, бьют челом об подоконник,
Обсуждают суетное время.
Сколько голосам, доныне грешным,
Бить о перепонки до увечья?
Заоконный мир безумно нежен…
Покорми же рыбок, человече!
А нельзя ли тогда удалить комменты из ленты? Как-то неприятно. Как будто украла что-то...
Это не сложно, Оксана.
8. Заводит песню....
Заводит песню осень у дверей,
А мы, вцепившись в летние мотивы,
Считаем голос осени противным,
У нас как-будто от него мигрень.
Не принимая пёстрой красоты,
Уходим в сплин, под тёмные зонты.
И, слыша дробный, бодрый стук дождя,
Кривим лицо, придав ему усталость:
"Ах, летом ярче и смелей мечталось,
Теперь же солнце, быстро уходя,
Укроет землю вытертой рогожкой,
И станет воздух стылым и тревожным!"
Бежим по лужам, видеть не хотим
Прозрачность неба, быстрый танец листьев,
Рябины спелой, сочно-рыжей кисти,
Росы хрусталь в ловушке паутин.
Жуём свою осеннюю печаль,
Упрятав плечи в старенькую шаль,
В глаза не глядя, крепкий чай глотая...
Быть может нам не лета не хватает?
9. Сентябрь
Разжав пожелтевшие пальцы берёз,
Оковы разбив, собираюсь в дорогу.
Из разного хлама, который берёг,
С собой захвачу я не так уж и много.
Сжигаемых веток дурманящий дым
Накроет дома синеватым туманом.
Сквозь мелкие капли парящей воды
Привидится ангел, забывший осанну.
Сентябрь, угасая, поплачет слегка
Над стопкой завязанных ленточкой писем.
Бумага сгорит, а слова к облакам
Из пепла взлетят, словно радужный бисер.
И всё позади. Только свежесть и боль
Останутся, и бесконечность дороги.
Cтук сердца сорвётся в глухую триоль,
Но быстро вернётся в размеренно-строгий.
10. Муж другую полюбил...
Муж другую полюбил -
эка невидаль!
День валяется в пыли,
в серой небыли.
Перейти свой Рубикон
осторожненько...
Раны лечат испокон
подорожником.
Ну, подумаешь, печаль,
я беспечная!
Зверобой да иван-чай -
всё залечено.
Солнце льёт на облака
медь из ковшика,
Подбирается тоска
драной кошкою.
Опрокинута - держись -
в небо лестница,
Искорёженная жизнь,
ох, не лечится...
и там, за экраном, мир опустел и замер,
отчаянный, безнадёжный, жалкий крик — помоги! —
был мною успешно удушен,— сдан экзамен.
Достойная сдержанность, comme il faut, bon ton,
покорность общественно-выгодному серому миражу
приличий, весомому в вирте не более, чем сон…
Сказать ли? Нельзя… Но я всё равно скажу:
Ты думаешь, я спала – хоть одну ночь?
Ты думаешь, я жила – хоть один день?
12. Обломный дождь
Теряю вечер у камина,
искрят поленья вкривь и вкось.
И дождь вгоняет с кислой миной
в меня тоску, как в стену гвоздь.
Листаю томик афоризмов,
хранящий сотни мудрых фраз.
Обломный дождь бьёт по карнизам,
и слышен ставен скрип и лязг.
Расстался луч с фонарной лампой,
коснулся книжного листа.
Погладил свет лимонной лапой
по шёрстке спящего кота.
Колго'тит вечер нудным бредом –
буянит ливень, как злодей...
Меня укрыл шотландским пледом
и в царство снов унёс Морфей.
13. Вирус войны
Какое счастье, - мы безнадёжно заражены!
К концу затянутой, непонятной зимовесны
мы поголовно поймали вирус войны —
бояться поздно, лечиться нечем.
Воюют все против всех — куда ни взгляни,
в Европе – ночи горящие, дымные дни,
всё так условно — где мы, где уже они,
идём на бойню, понурив плечи.
В США негры белых за всё на свете гнобят и бьют,
политкорректность — глобальный, впившийся в горла жгут
и чем азартнее в мазохистском восторге лгут,
тем туже петли на политкорректных шеях,
Огонь небесный в ближневосточном былом раю,
по всей земле братья братьев умело бьют…
И лишь у нас — благодать, тишина, уют,
правопорядок и конституцией веет.
Но нас порядком не сломишь, не усмиришь,
пускай в реале — железный покой и тишь,
мы в вирте бойни такие замутим – ишь!
Мы в пацифисты совсем не гожи —
исподтишка в душу плюнуть, жизнь втихаря сломать,
оклеветать, — где же ты, возмездие и тюрьма?
всех сладострастно послать, поминая мать, —
и снова в жизнь с благолепной, невинной рожей.
14. Период полураспада
Сирени терпкий аромат в окно открытое струится.
Рассвету вторит детский хор — роддома звонкий позывной.
Из-под щеки сбегает сон, перемахнув забор ресниц, и
слегка покалывает грудь молочной пенистой волной.
А в коридоре мерный стук — везёт тележку белый аист.
Сейчас в палате скрипнет дверь, войдёт и нас вознаградит:
немолодая медсестра вручит мне свёрток, улыбаясь,
привычным жестом показав, как приложить тебя к груди.
Такой безбровый и смешной, как хомячок с губой дрожащей.
Как долго ждали встречи мы, перебирая имена.
Три килограмма двести грамм щемящей нежности и счастья.
Как жаль, что папа не успел тебя увидеть из окна.
Не повезло, но не беда. Такая служба, что поделать!
Кому-то надо поднимать в свинцовость неба вертолёт.
Послали папу помогать зачем-то в Припять на неделю —
всего семь дней, вернётся он, Ванюшу на руки возьмёт.
*
городу было тягостно умирать
знать что смертельно болен всегда непросто
город надеялся это идет игра
он ведь наивный зелёный еще подросток
всё пробуждалось буйно цвела полынь
день выходной был горем как бритвой вспорот
пахло тревогой обманом и чем-то злым
сделался сразу чужим отчужденный город
ветер дразнился пылью дышал в лицо
иглами миллизивертов метя в спину
пыль оседала на чёртово колесо
чёрным трилистником на желтизне кабинок
город цеплялся город кричал за что
рокот колонны воздух на клочья резал
вверх уносился глубокий протяжный стон
боли и ужаса сосен рыжего леса
*
Ванечка, тише! Не плачь — разбудишь папу.
Папе так нужен сон, он ужасно слабый.
Знаешь, во сне всегда прибывают силы.
Спи, мой хороший. Мама с тобой, мой милый.
Глазки закрой. А я лишь сомкну ресницы,
Вижу её... шестую... опять больницу.
"Пусть он с семьей побудет, ведь лучше дома".
Взгляды отводят. Как мне эта боль знакома.
"Так получилось, прости, я не мог иначе".
В горле комок. Я не пла... Я уже не плачу.
Как похудел он, не думать о том пытаюсь.
Бледный, как воск, не горит, а тихонько тает.
Что-то латынью бормочут врачи уныло.
Я же иконку в подушку ему зашила.
Знахарка мне обещала отвар особый —
Быстро убьёт он и вирусы, и микробы.
Миелоциты, коварные эти, тоже.
Многих спасала она и ему поможет.
Пусть осуждают, мол, это обман и ересь.
Главное — это любить. Любить и верить.
*
Ванечка, милый! Что ты насупил брови?
Ой, извиняемся, доктор Иван Петрович!
Жаль, что отца совсем ты не помнишь, Ваня!
Как вы похожи — нравом, улыбкой, взглядом.
Также на помощь бросаешься безоглядно.
"Так получилось, прости, но так было надо" —
я утешаюсь часто его словами.
Ваня, у папы ржавчина ест оградку,
да и плита проседает, и стала шаткой.
Надпись в конце весны мы подкрасим сами.
Как ни старайся — краска зимой облезет.
Время всегда побеждает в тяжёлом весе.
Всё распадается, даже проклятый цезий —
стойкая к полураспаду только память.
Знаешь, сынок, а мы там недавно были —
в городе, что погружается в чернобыльник,
в точке, где жизнь распалась на два осколка.
Время заснуло там, будто проклял кто-то.
Город назад забирает себе природа.
Здесь через тридцать лет перед Новым годом
в центре на площади мы нарядили ёлку.
меня не будет -
земля и небо, и вода,
деревья, люди,
июля пойманного звон
в горсти счастливой,
и топот капель
по оконному отливу.
И вновь продолжится игра -
всё та же слякоть
кому-то скажет, что пора
в чернила плакать,
и будут новые вестись
о прежднем речи,
и переписан будет стих
ровней и резче.
А мне,
хоть будет всё равно,
а что там с ними,
ведь там забудется давно
всё, даже имя -
отрадно будет налегке
в засмертье топать
и знать -
пророс я в той строке
случайным тропом.
Обращаем внимание тех, кто уже ознакомился с лентой: в номере 13 произведена замена стихотворения по просьбе автора.
на 22: И в чем именно, уважаемый Виктор, вы усмотрели кощунство НАД ?
И зачем вы строчечку из текста привели и слова в ней выделили? Что из этого следует понять?
Извините, Алесандр, я высказал своё мнение. Кощунство я увидел в слове солдатики, которых убивали по схеме математики. Текст сам по себе не шуточный, а при чтении получается, как бы автор шутит, но шутит как-то странно.
Текст я выделил для того, чтобы был понятен мой комментарий.
А МОРЕ огненное ожило... Море среднего рода, а кто тогда на ноль помножилИ?
И ещё, если вдуматься в словосочетание помножить на ноль в плане человека, то это жаргонный диалект и звучит он так:
Ша б.... на ноль помножу!
Виктор, выдумывать-то вы можете любые ассоциации, которые позволяет ваш богатый внутренний мир. Но почему вы призываете за них к ответу автора, который ни сном, ни духом?
Филин, это моё мнение, и если наши предки геройски не погибали, то и в войнах мы бы не побеждали.
Тема военная, и я по Вашему должен согласиться, что мой дед не погиб, а его на ноль помножили?
Вы в своём уме?
Успокойтесь, пожалуйста! Я не в вашем уме.
Я тоже выскажу мнение: ваши попытки притянуть сюда предков и всё сопутствующее - вот, что действительно кощунственно.
Вот и высказывайте своё мнение, я что запрещаю.
А притянуть, как Вы говорите, можно всех погибших солдат, которых, по словам автора помножили на ноль, при этом ещё дал намёк на великих полководцев, что им было пофигу смерти солдат, они ж математику не портят...
Мне вот интересно, вы по заданию автора ему пиар устроили? Почему, если вас зацепили не огрехи произведения, а суть, вы начинаете полемизировать не в ответке? Напишите разгромное стихо - всё сразу станет видно.
Ггг, Владимира зацепил бесплатный пиар:)
Виктор, а вы заметили, что великие полководцы написаны с маленькой буквы?:)
Ну шоб Вальдемар не обижался, вот и ему пиар.
В стихах твоих всё гениально просто,
Л юбовь души видна не свысока.
А жизнь прожить не так уж сложно,
Д ля человека, если мысль проста...
И диллий в мире очень много,
М ы сами выбираем разный путь.
И будет жизнь не сказочной дорогой,
Р ешившему познать в ней смысла суть...
Просто-сложно, свысока-проста? Виктор, если что, акростих характеризуется наличием рифмы (а так же ритма), а не оторванными головками первых слов. Ну и хоть какой-то смысл могли бы вложить, а?
Трояк мой. 
Александр, попался автор-пушкин-сукин_сын? Время и - уравнении, в тени - степени - это хорошо сделанные рифмы??? Тема всё спишет?
Вов, конкурс не анонимный вроде.
первая рифма - ассонансная, вторая разноударная. нормальные рифмы, чтобы самому было интересно:) точные как-то задолбали:)
а про тему - ты зря. я от звука шел.
Оно бы, может, и смотрелось при разболтанном риме где-нибудь в тонике, но при такой маршевой поступи выглядит как стоптанный лапоть (ладно хоть) на ноге. (Имхо, чур меня, чур!)
И - в чём таки прав Виктор - почему вся ответственность возлагается только на наших суворовых и жуковых? А наполеоны-македонские совсем не при чём?
Вов, а чтоб понятнее было соотечественникам:) к тому ж, какая разница из чего собирательный образ творить? ну, было бы из македонских, понятнее стало бы? пришли бы обрусевшие македонцы и тоже ныть бы стали:)
ну а по поводу лаптей...почему-то считается, что, если разноударная или ассонанс, то должен быть принципом текста, и в то же время постоянно причитают, читая только точные, какая скукота.
думаю, нет ограничений. есть ограниченное понимание и, как следствие, ограниченная свобода. и с этим надо бороться:)
На # 35
Филин, я обычный графоман. В ещё в школе я таким образом на доске подкалывал одноклассников, а где-то три года тому назад мне кто-то сказал, что это акро, я и понятия об этом не имел, также впервые Ветровоск критиковала мою виршу и отметила, что я что-то там напутал про некий дактиль, пришлось гуглить, что за зверь... так что по технике я не спец, но говорят хорошо рисую, и с этим у меня и связано восприятие стихов, которые я читаю....
Так што извините, но я всегда пишу в замечаниях только то, что я ощутил после прочтения того или иного стихотворения.
Виктор, мне идея нравится, но я подколки не нашёл.
Саш, попробовал продекламиировать, хорошего не получилось - чеканная рифмовка первых двух строк проваливается в невнятной третьей и четвёртой, а потом опять возвращается. Мало того - в третьей-четвертой строках первой и второй строфы идут смысловые провалы: сложен=телосложение/сложность, «умножался дикий зной в тени» (это ж перл! хоть я, привычный к пересчету тяжести потерь, такое осилю, но дикость/приручённость зноя уже и меня валит с ног). Зачем это сделано, какую решает задачу, ответь, убивец скукоты? Я бы мог предположить, что составная рифма и нырки смысла в абстракционизм в этом месте - это авторский приём, если бы в третьей строфе автор сам на него не наплювал бы: жуковы-луковом.
Может, выложишь звуковой файл?
Ггг, "убивец скукоты".
В "сложен" сразу играют еще несколько значений, помимо антонимичного к "простому":от складывать (стопочкой) и от складывать(арфметическое действие).
По поводу "дикости"...есть устойчивые обороты с этим "диким": "дико жарко" или "дико хочется пить". Здесь слово используется в значении "чрезмерности".
Как-то так.
А по поводу записи своего голоса: я об этом мечтаю уже лет 10:))))
Собрались вместе братики
без всякой математики,
и выразили, каждый, что всех достал мистраль.
Пришёл ньютон поддатенький,
и сел на метр – в квадратике,
а пьяненькие братики, глядят,
сидит паскаль.
Думаю, не нужно объяснять почему Ньютон и Паскаль написаны в этой шутке с маленькой буквы?
Облегчу ваши умы, каждый малообразованный человек знает, что ньютон на один квадратный метр – это паскаль, также, как и каждый русский человек знает, что фамилии достойных русских полководцев должно писать с большой буквы. Иначе... (думайте сами)
Тени и степени - прекрасная рифма, как по мне. Именно в этом стихотворении при таких ударениях - лялечка!
Виктор, вам нужно - вы и пишите. Автор делает то, что ему нужно, исходя из собственных соображений. Догнать эти соображения - задача, достойная малообразованного читателя:)
А хто спорит? «Палка-селёдка» - вообще феерическая рифма!
Владимир, не верю, что ты не слышишь: знОйвтенИ - стЕпенИ. Далеко не палка-селёдка. Почти идеальная рифма. Идеальнее только пень в тени. Или лень в тени)))
Чивоооо???
Оксана, идеальная рифма - тавтологическая (омонимическую ещё можно, главное - чтоб совпадение было полным). Всегда так было и сегодня ещё до обеда точно не было никаких предпосылок для революции.
Вова, но мы же не ищём лёгких путей, правда? Они не для нас!
The odds are there to beat…"
A Thousand Kisses Deep. Leonard Cohen
И холод жжет огня почище на тротуарах без конца.
Среди рождественского гама, гирлянд и глянцевых обложек,
Где в каждом праведном жилище поют величие творца,
Мне чувство странное упрямо ерошит зябнущую кожу.
И руки свет на ощупь ищут, а им в ответ - вопросов тьма.
Сквозь дождь и ветер я носила в себе надежду на удачу,
Бравуре скармливая в пищу небес чахоточных корма
И туч трепещущих чернила, пока не вытошнит от плача.
Самим себе противны даже, как крысы, пробуют бежать
От уз бумажных стен наружу, но на поруки за пороки
У времени набор продажен - не светит нищим и бомжам.
А светит крысолова ужин в конце пленительной мороки.
И вихри тут же подхватили меня, в объятиях кружа.
У крыши сломаны стропила, и та, наверно, съедет скоро
В пустыню чувственных идиллий, где клятв просрочена межа.
И этот танец с ветром милым бессилию смягчает норов.
Но в этих призрачных глубинах привычно гибнут корабли.
А якоря наносят раны, а те рождают гематомы,
И в колере души повинны всецело узники глубин.
Здесь смех мой прежний, нынче странный, покоится в тиши - как дома.
Страницы