Добрые люди. Почти по Гоголю

Мелкая повесть

Глава 1. Александр Григорьевич и Дуся Сергеевна Обломацкая.

Ох, какая славная фотка у Александра Григорьевича! Цветная, вертикальная, не менее тридцати килобайт потянет! А пикселей в ней и того больше: аж сто на сто пятьдесят. Внук сделал. Две недели пришлось упрашивать: занят тот, в колледже учится. Очень нравится себе Александр Григорьевич на фотке этой. Увеличил внук, времени не пожалел. Потому как лицо Алгрека – так любит он себя называть – было маленьким, сморщенным не по годам. И чуток нерезким. Оригинал-то - снимок групповой, сделанный в редакции русской газеты «Родной огонек» славного города Геримора, Алгреку сам редактор подарил, почтенный Беренбаев Гурам Давидович, к семидесяти пятилетию Александра Григорьевича.

Чудесный, ну, до слез, человек Александр Григорьевич. Подошел он тогда к фотографу. Парень молодой, да ушлый, видать. Знаете вы его? Он на бухарских свадьбах лайтменом работает, лампочки носит. «Напиши, дорогой, на фотке: «Редакция русской газеты штата Огайо. В центре – колумнисты», - говорит пацану. А тот и глазом не повел.

Никакого уважения к возрасту. Сопляк, одним словом. Лицо Алгрека специально нерезким сделал. Но внук – молодец, компьютер знает, фотошоп имеет. Увеличил портрет и сделал знаменитую в будущем на весь Интернет фотографию писателя. Почти во весь рост. До пояса. А какая вышла фотка! Сразу видно – писатель! Седые волосы, плешь заретуширована, огромные брови, как у всех нормальных руководителей, крупный нос, умные морщины на лбу,  подкрашенные пышные усы, огромные роговые очки, которые сделали для него бесплатно в русской оптике, губы сжаты. Рубашка, видимо, зеленая, пиджак. И надпись, маленькими буквами, большие - не поместились: «Зав отделом колумнистов». Вот!

Вы уже понимаете, что в колумнисты так просто не берут, талант недюжинный иметь надо. Да, был Алгрек когда-то большим человеком – заместителем директора по снабжению Огнеупорного завода в чудесном городе Башлыке Бухранского района Чикманской области. Работал под руководством самого Гурама Давыдовича. О, сколько шашлыков было съедено тогда – не пересчитать! И нагрузку партийную имел, имел, как все руководители. Курировал Александр Григорьевич многотиражку заводскую «Наш огонек». Там и писать начал. Еще лет за пять до того, как вызовы всем сделал. Так всем миром и переехали в Огайо..

Дети давно на ноги стали, внук, вы о нем уже знаете, и внучка в колледжах обучаются. А почтенному гражданину Америки чем заниматься? Пенсия местная не учитывает заслуг перед отечествами, а ездить на машине хочется.

Да тут еще… как обухом по голове… Открылся в этой голове тот самый писательский и поэтический талант, который раньше только в зародыше был.

Взял, взял его к себе Гурам Давыдович. Поэму «Хожу дождем, соседи зеленеют» прочитал, и взял на работу. Для начала – подписи под фотографиями делать, а потом и колумнистом назначил. А недавно – завотделом колумнистов,  сам себе начальником стал.

Но этого показалось ему мало. Дети, конечно, уважают, внуки – так себе. Но прислушиваться к советам Александра Григорьевича не хотят. А мудрость-то свою передавать нужно, таланты молодые воспитывать. Потому что талантам нужно помогать советами. И стал Алгрек советы для начала соседям раздавать, опытом обмениваться. Но те отказывались говорить по-русски, делали вид, что не понимают, улыбались нагло в лицо.

И так прошли годы. До того самого выдающегося дня, когда внук  сразу после трагедии подарил ему компьютер. И научил, как выходить в литературный мир. Вот там-то Александр Григорьевич, избавившись с помощью четвертой дочери от вирусов, разошелся вовсю. И стал непререкаемым авторитетом в прозе и поэзии. И дальше – больше. На двух – разных! - сайтах даже грамоту и диплом за участие в конкурсах получил. И сам потихоньку стал оценивать работы других литераторов.

«Поздравляю Вас, конечно, с днем рождения, уважаемый друг Сергей Петрович Поприходько, но должен заметить, что Вы зря критиковали мою работу «Вместо советов». Она с юмором написана, Вам не понять. И грубостей Вам тоже не к лицу. Нужно уважать старших. А Вы еще в ваших сорок пять лет не доросли до моей прозы. Так будьте же мне здоровы до ста двадцати лет!».

«Мы, - писал он в своем Программном заявлении на форуме одного из сайтов, - рождены, чтобы сказку о доброжелательности писателей друг к другу сделать былью! Нужно ласково переносить ошибки других авторов, коллег по цеху, и часто хвалить друг друга. Потому что в жизни нашей мало чего осталось, только общение. И мы пишем для общения, опыт богатейший передаем. Относиться нужно к нам не критически, а имманентно. Нас нужно уважать».

И так он сдружился со всеми. Почти.

Один негодяй, сопляк, оскорбил его: «онанистом» назвал. Но это – сущая ложь. Враки, доброжелательно говоря. Например, из-за возраста Алгрека, да и видеть такое никто не мог.

А особенно дружил он в сети  с Дусей Сергеевной Обломацкой, поэтом, писателем и просто хорошим человеком, хотя она была и моложе его лет на восемь-десять. Возраст с точностью до года установить не удалось, но жизненный опыт чувствовался.

Дуся Сергеевна тоже была писательницей, но больше – поэтического профиля. Она даже была прекрасным человеком, красавицей в молодости и передавательницей опыта в наши дни. Умела Дуся Сергеевна писать стихи, лучше прозы. Стихи были грустными, других не держала, но являлась членом отделения Союза писателей России города «Нижние Городки».

И пришла к Александру Григорьевичу большая приязнь. Но они с Дусей не были близнецами в литературе. Александр Григорьевич прозил больше, чем поэтизировал, а Дуся Сергеевна делала все наоборот. Но приязнь тоже свалилась на нее, как Мастер на Маргариту.

Глава 2. В ней автор рассказывает о кознях Сергея Петровича Поприходько на литературных сайтах

Последующие события случились недавно, неожиданно жарким днем середины мая. Алгрек благополучно ушел с работы, потому что до выпуска номера оставалось еще пять дней, да и Гурам, козел такой, в этот день не появился в редакции. Настроение было прекрасным. Александр Григорьевич забрал из ремонтной станции на ближайшем к редакции перекрестке свою красотку-Шевроле. Сумма за ремонт нисколько не огорчила писателя, потому что деньги для этого выделил его второй сын. Из-за надоедства.

Жил сын не в программной квартире, а в собственном доме, на озере за городом. Да и бензин подорожал опять. Накануне, когда они с сыном дергались в трафике, между ними разговор произошел. Ну, не то чтобы грубый, но неласковый какой-то.

- Ты прислушивайся, прислушивайся к моим советам, сын. А то в последнее время отдалился как-то от меня. В глаза не смотришь.

- Я машину веду.

- Вот то-то и оно. Зачем «Бентли» купил? Разве «Мерседес» хуже? Вот и смотришь теперь по сторонам, а не отцу в глаза. Это я тебе как писатель говорю. Прислушивайся: мне есть, что сказать людям, детям своим – особенно. И дом тебе такой огромный не нужен, вас всего шестеро.

- Па, мне нужно жить в таком районе и таком доме, сто раз объяснял, - это часть моего контракта, я же Главный инженер, а не колумнист.

- Что ты имеешь против нашего брата-колумниста? Отвечай, когда старший спрашивает! Читал мою статью в последнем номере?

- Читал, про неурожай клубники во Флориде?

- Она самая. Я там очень удачно шучу о причинах будущего повышении клубничных цен, правильно? Кстати, почему ты Арама не берешь на работу? Человек должен полагаться только на родных и близких, именно они помогут в трудные времена, обязаны помочь. И денег ему много не надо, я же объяснял тебе, только - на простую жизнь, тысяч сто для начала. А ты? «Он глуп, ничего не умеет!». Так рассуждать нельзя. Человек всегда звучит гордо, он не должен чего-то уметь, он должен уважать старших, родственников и начальство. Пора тебе это понять! Не понимаешь…

- Папа, надоело! Отдай завтра свою машину в ремонт, уплачу, сколько скажут…

Вот такой плохой сын получился у уважаемого писателя, поэта и колумниста Алгрека.

Так вот, успешно уйдя с работы, забрав машину из ремонта, доехав до дома и запарковавшись, добропорядочнейший Александр Григорьевич принял душ, попил кефиру, вышел на балкон и возлег в любимое кресло. Ветер, тихий и приятный, обдувал его со всех сторон, даже снизу, через дырочки.

«Маша, - сказа Иннокентий, - давайте поговорим о производстве огнеупора».

«Вот она – нужная фраза, которую я уже два дня обдумываю!» - вскрикнул Алгрек, вскочил, запахнул цветастый халат и побежал к письменному столу.

Записав фразу, чудеснейший Александр Григорьевич вышел в мир. Он открыл почтовый ящик и ахнул: в кое веки пришло сообщение о написанной на его рассказ рецензии. И не от кого-нибудь, а от друга сердечного – дипломанта конкурса «Вчерашний день» Поприходьки Сергея Петровича, чудесного и доброжелательного автора. Ну, совсем доброго, иногда – до тошноты.

«Дорогой Саша, - писалось в рецензии под работой, - мне очень понравился твой рассказ. Не могу не отметить возрастающее с каждым днем мастерство автора. Особенно понравился финал.

(Цитата синим цветом)

«- Чего же ты ищешь, Заслуженный кирпичник?

- Вчерашний день, когда мы выпивали в обед около печи!»

Но есть у меня, Саша, и собственная критика. Даже если то были алюмо-термитные огнеупоры, температура которых НАМНОГО ниже температуры получения спеченных материалов, все же она крутится для начала около 600-700 градусов.

Как читатель, я просто не могу понять, как можно обедать при такой жаре. Возникают и другие вопросы: гигиена производства, режим рабочего дня, есть ли в описываемом автором цеху комната отдыха. Или заводская столовая. Тут ты дал пенку. Я бы сказал, зная твое доброжелательное отношение к критике, - дал ляп.

С уважением,

Твой почитатель Сергей».

«Ляп? - заорал Алгрек.- Я т-те покажу «ляп», козел!».

Он быстро написал ответ. Всего лишь одно слово:

«Хам».

Именно так подлинный литератор должен поступать с грубиянами.

И пошдла плясать губерния. Алгрек обнаружил возмутительные рецензии почти под всеми своими работами, и на разных сайтах сети. Некоторые отзывы не были подписаны, но явно видна одна рука. Козел, - одним словом.

А еще Александр Григорьевич состоял в доброжелательной личной переписке с Дусей Сергеевной.

И в этот роковой вечер и роковую же ночь, немедля за ним последовавшую, наши сетевые любовники находились по разные стороны ведущего в мир монитора.

Честно скажем, хотя читатель и так знает, у мужчины был большой экран, подарок сына, а у прелестнейшей женщины – маленький и громоздкий, сделанный в родной стране много лет назад.

Дуся Сергеевна, вдобавок ко всем ее достоинствам, была женщиной одинокой. О, нет! Выбросьте эти мысли из головы: она не была старой девой, еще чего не хватало!

Как-то по молодости с ней случилось нечто значительное, но уже почти совсем забытое и стершееся с годами чувство полового влечения, хотя Дуся Сергеевна не знала, как это называется. Хорошее чувство, но забытое также, как и имя неумелого нахальника-гусара, навсегда отбившего у нее желание чистой и большой любви. Или скажем мягче: поиска своей половинки. Она решила посвятить свою жизнь Ее величеству поэзии. И делала в этом посвящении большие успехи.

Дважды ее стихи печатала местная газета. Один раз – областная. Года два назад она стала членом местного отделения… о, я же говорил вам раньше. Радость эта случилась после того, как ей дали диплом за участие во всероссийском конкурсе. С тех пор она поняла, что поэзия это - навсегда. А не любовь.

Я сказал «навсегда»? Это не так, оговорился. Точнее сказать, до сегодняшнего вечера.

Дуся Сергеевна, положив таблетку валидола под язык, посмотрелась в зеркало. У нее был, ну просто великолепный утиный носик между достаточно еще молодыми раскосыми глазами, так недавно бывшими светло-голубыми, маленькие аккуратные ушки, у нынешнего поколения таких просто нет. Привлекательные веснушки. Это тоже уже много лет являлось украшением ее лица, хотя в последние десятилетия веснушки стали расширяться и волосеть.

Она выдавила маленький прыщик на носу и поняла, что можно и нужно подумать о личной жизни, хотя стирать вручную носки, трусы и носовые платки мужу совсем не хочется, но с этими проблемами разберемся позже.

Дуся подошла к компьютеру, набрала заветный адресочек и пошла ва-банк:

«Саша, я могу тебе огород вскопать».

Второй виновник этого торжества в момент получения депеши обтирался полотенцем: он вспотел от злости на козла. Одна отрада – Дуся Сергеевна….

Был наш Алгрек вдовцом, и уже много лет.

Не дождалась супружница внуков. Однажды, много лет назад, решилась она на расходы большие, сюрприз хотела сделать Александру Григорьевичу ко дню рождения. Пошла она фазана покупать. А бедолаги те в Америке в супермаркетах не валяются, в особых только, очень дорогих.

Был один такой в их городке. Красота там - сумасшедшая. Какие в нем были сыры! И Бофор – из коровьего молока, но с привкусом луговых трав и цветов, и сладенький, твердый Конте, и отдающий бухарскими орехами Шабишу дю Пуато, покрытый корочкой плесени.

Но дорого все это, да и ни к чему.

Рядом с упаковкой с жирным каплуном, только французы знают, что это такое, и - писатели, которые «Гаргантюа» читали, лежал замороженный до жуткой синевы фазан.

Знала, знала будущая покойница, что нужно с ним сделать, нечета современным хозяйкам, учиться у матери не хотят, по ресторанам ходят. А она им полный блокнот за целых пять долларов рецептами исписала!

Нужно отрезать голову, крылья и хвост с перьями, очистить тушку как курицу, посолить, поперчить, специй заветных добавить, обложить салом и так оставить на сутки. Потом нашпиговать таким же запрещенным салом, заведомо купленным в русском магазине, и жарить, обильно поливая топленым сливочным маслицем, можно и бараньим жиром. В самом конце – обмазать яйцом и присыпать сухариками.

Такое дело, знай наших, нам есть чему научить детей!

Сейчас уже можно открыто сказать, что до стадии духовки фазанская курочка просто не дошла. Почтенная супруга подхватила в супермаркете посреди лета воспаление легких и скончалась на следующий день, испортив мужу день рождения и отпугнув тем самым всех родных и знакомых.

Впервые в жизни на почтенного Александра Григорьевича свалилась тоска.

На первое время его дети к себе забрали. Он им подробно, и по нескольку раз на день рассказывал о матери и о себе, о жизни, прожитой не зря, о своих заслугах перед Родинами, читал по памяти выдержки из трудовых книжек, передавал им радость от общения с известными людьми, из Главка, учил жить.

Однако достаточно скоро наступило второе время. Алгрек вернулся в свою программную квартиру, узнал от подарившего компьютер внука о литературной сети и внезапно понял, что нужно передавать опыт на бумаге. И не малочисленным родным и близким, хотя их много, а - миллионам читателей и дружественным ему авторам. Миллионы, миллионы этих тунеядцев в сети!

Такая передача забирала все силы, остающиеся после не пыльной работы, и на женщин его уже не тянуло. Так сильно, как в молодости. Он даже перестал им слащаво улыбаться, не то, что тащить в дом или в чайхану.

Но Дуся – так за глаза называл он свою поэтическую королеву – вызвала у него шевеление души.

«Ах, Дуся, какой огород, где его тут возьмешь?», - заностальгиел писатель и ласково ответил:

«Огорода у меня нет, уже давно. Давайте встретимся на берегу Мексиканского залива или где-то на Караибских островах. Там вода бирюзовая».

«У нас в речке вода желтая, да и купаться противно, хулиганы вокруг, и керосином пахнет. А к Караибам я не приучена, дай бог до очередной пенсии дотянуть. Не нужно издеваться надо мною, я Вам не девчонка в платочке. Я к вам – по-человечески, а Вы мне таких гадостей говорите. Знала бы я раньше, что Вы такой богатый, не посвящала бы Вам стихов. Не пишите мне больше! Настоящий фазан, а не писатель! Виагра!», - ответила Дуся Сергеевна.

«Госпожа Обломацкая! Если я фазан, то Вы – финтифлюшка», - резко, не в своей манере ответил добропорядочнейший Александр Григорьевич, выключил компьютер и выдернул вилку из розетки.

У него тряслись руки, трещало в груди. Он принял по одному ему известной причине таблетку Виагры, положил зубы в стакан на туалетном столике и лег спать.

«Нужно выспаться, - подумалось, - завтра совещание в редакции».

Уснуть этой ужасной ночью не удалось.

Глава последняя. Потому что после нее уже ничего не будет.

В приметы Александр Григорьевич не верил с детства. Не так он был воспитан! Разве может быть счастье от того, что птичка накапает на капот машины? Нет и нет! Одни расходы: шесть долларов на мойке отдать придется. А черная кошка?! Нет этой противной живности на немногочисленных улицах их славного городка.

Ах, врет, вернее – ошибается Алгрек, случилась одна! Дикая, непутевая, невоспитанная. Что с нее взять, - американская.

Только отъехал Александр Григорьевич от дома программного, перебежала одна нехорошая дорогу, чуть не наехал на нее.

Не потому, что о приметах думал. Занят был наш милый друг. Он старался отвлечь себя от грустных мыслей о распрекрасной Дуське и невоспитанном козле и сопляке Поприходьке.

Отвлекался он странным образом: писал в голове свою  предстоящую речь на совещании работников редакции, посвященном грядущему выходу свежего номера газеты.

Вся элита будет: и Хозяин, и его дочь – главный бухгалтер, и невестка Гурама – очаровательная уродина Элла Додиковна - советник по связям, и дебильный компьютерщик, сосед Гурамчика,  Осик Балобаев, и все другие бездари, всего семь человек. Вот тут нужно тонко и умно показать им, что без колумниста газета – не газета, а так: многотиражка хренова, научить, как газету делать, писать в ней о чем, кроме, как о жизни президента, будь он неладен.

В общем, голова была занята по горло и - до самой редакции.

Совещание шло нормально, Алгрек сидел в президиуме. Он слушал отчет рекламного агента, предложения коллег.

Александр Григорьевич на одну только секундочку прикрыл глаза и увидел себя на пляже. Повернул голову налево – каяк, красный,  с двумя пассажирами.

Справа – Дуська, голая совсем, в одних трусах и лифчике. Вокруг нее стояли хулиганы-сопляки. Они пытались сорвать с несчастной лифчик. Сейчас бы объяснить им, как нужно обращаться с женщиной….

Слева - каяк уплыл в грязные желтые дали, но появился наглый хам Поприходько в чалме, со свитком в руках, пришлось опять перевести взгляд.

Впереди - начинающие темнеть в заходящих лучах солнца бирюзовые воды Караибского моря, пахнувшего керосином, нафталином, карабином, маргарином, - рином, - ном, - ом, - м-м-м….

Заснул, заснул наш несчастный друг Александр Григорьевич, даже речи своей не сказал.

- Боже мой, какое неуважение к прекраснейшему человеку Гураму… как там его по сучьейшему батюшке.… А, - Петровичу. Или Григорьевичу? – мелькнула последняя мысль. - Нет, Григорьевич – это я, вроде….

Статский советник….

Был?

Умер, умер добропорядочнейший Александр Григорьевич. Инсульт случился, разве вы не поняли?

Конец.

**

Послесловие

Тиха украинская ночь, ничто не потревожит ее. Такие же ночи над Кавказом и Уралом, над Полесьем и Средней Азией, над Дальним востоком. Так же тиха и ночь на Руси. Узколобый, ссохшийся месяц таращит на нас углы свои, прислушивается, ждет, когда мы вышвырнем и туда людей наших. Спит природа, вымокшая в поту дневных человеческих забот и очистившая себя вечерними дождями. Вокруг – тишина.

Но нет! В глазницах окон видны отблески голубых экранов мониторов. Наши люди вышли в виртуальный мир, впервые за долгие годы давший им возможность говорить что угодно и кому угодно. Вышли и понеслись. Вся Русь понеслась вразнос.

Куда несешься ты, Русь, дай ответ!

Зачем лет двадцать назад разбросала ты русскоязычных сынов и дочерей своих по миру этому грешному, для чего обрекла их на лишения, душевную нищету, зависть, подхалимаж, самоуверенность, вместо уверенности в собственных силах? Для чего приговорила их к выслушиванию никому не нужных поучений от заведомо приученных к этому делу окружающих?

Дашь ответ?

Зачем разъединила ты людей своих советских, для чего?

Дашь ответ?

Почему другие народы должны нести крест перевоспитания замороченных людей бывшей страны Советов, и для чего им советы от ничего не понявших в смысле жизни, изможденных ложными пропагандой и воспитанием бывших граждан?

Ответишь?

Зачем исковеркала ты, изуродовала мораль русскую?

Не дает ответа.

Эй, читатель! Дайте мне сесть в быстрый автомобиль, хоть – «Москвич», хоть – «Шевроле», хоть – «Бентли». Дай помчаться на нем на край света («и какой же русский не любит быстрой езды!»). Чтобы где-то найти Человека, настоящего, любимого мной русского человека.

Не перевелись ли они?

Нет! Должны еще оставаться где-то в тридесятом царстве не глупые, не наглые, не себе уверенные, а талантливые и умные, умные люди, терпимые к другим: другим народам, другим языкам, к другой культуре, к иному образу мышления. Терпимые к чужому мнению. Уважающие его, и умеющие выслушивать, чтобы понять, чем дышит человек. На таких человеках испокон веков Русь держалась.  

Весь мир объезжу. Найду. Если жизни хватит.

Ау, умные люди, где вы, умные люди? Как мне не хватает вас….

Вы есть?

***

Автор закончил писать сию работу июня девятого, две тысячи десятого года от Рождества Христова