Смертельная минута

Ага, вот вы и попались! Позвольте представиться: я – ваш палач. Чего вылупились, паука никогда не видели? Я - паук. Не ручной. Просто, живу здесь, в  железобетонном жилище. Угол снимаю. Верхний, слева. Раньше я в парке жил, но однажды, во время грозы, свалился с дуба за шиворот какой-то бабе. Она меня сюда притащила.

Имени у меня нет. Хотя, хозяин квартиры Вовка, и называет меня Чуком, я делаю вид, что не слышу. Чук – это не имя для палача, да ещё такого выпуклого паука как я. Ничего не придумываю.

И прошу вас не трепыхаться.

Имейте смелость выслушать молча. 

На казнь вас не приглашал. Моя сеть на виду. Могли бы, и облететь стороной. Да не собираюсь я вас жрать. Я палач, а не маньяк. Если бы бабочка попалась или моль, или дрозофилка… тогда  да,  соблазнился бы.

Слышите, как печаль утончила мою речь?!

От вас же, извините, так и прёт навозом.

Вот уж недаром говорят: «Некоторые жизни хуже самой смерти».

Находясь рядом с вами, я лишь по счастливому везению не порчу себе здоровье. Даже трудно представить, что вы тоже чьи-то мысли. Однако за одно только это, вы достойны жалости. Живите, пока.

Кстати, почему сразу вдвоём залетели? Может вы влюблённая пара? Когда-то и я знавал любовь. Ох-хохошеньки… красивая бабочка, из благородных…была. Совершенно без характера. Но об этом я уже…

Да прекратите уже жужжать своими микробными крыльцами! Не очень-то это вежливо. Прекратите рваться на свободу! Бесполезно.

Может посношаться захотели? Хе-хе-хе. На моих глазах. Пошляки. Одним словом – нелюди. Так и есть. Иначе бы не попались. Случайно.

Всё-таки удивительная вещь – случай. Но если казнить за пошлость, то девяносто девять процентов живых существ, включая людей, должны начать с себя.  

Ну, довольно. Хватит дёргаться.

А то укушу!

Давайте по-хорошему договоримся. Сыграем одноактовую трагедию: «Палач и его жертвы». У меня разыгралось воображение. Ведь я здесь вынужден смотреть телевизор. Бывает, все двадцать четыре часа.

Хотя, какие из вас актёры. Вы уже и дышать забыли от страха.

Поступим проще. Устроим междусобойчик.

Нет,  третьим не буду. Буду первым!

Я - говорю, вы - слушаете. Какая-никакая, а минута славы.

Для вас – минута смерти.

Надо.

Надо быть любимым той публикой, которую сначала  с аппетитом.., а после презираешь. Или сначала презираешь, а потом с аппетитом… впрочем, не важно.

Надо.

Надо брать пример с людей. Негативный раздражитель замещать позитивчиком. Иначе паук, то есть я, сделается окончательно печальным и может быть, даже помрёт.

Мыслеформа… непросто быть её воплощением.

Не слышу аплодисментов. Хлопайте! Ну!

В конце концов, я вам не о засолке огурцов рассказываю.

Хлопайте!

А то укушу!

На чём я остановился?

У меня нет усиков, говорил по-секрету, нет?

А ещё у меня нет… Нет, всё остальное у меня имеется.

Ах, да – я паук с заурядной внешностью, но с незаурядным предназначением – паутинным. Штопая углы паутиной, я, как единственно истинный рукотворец, ноготворец, для вас – лапкотворец, изображаю  целостную картину мира.

И пока картинка несовершенна, без дела я не останусь.

Понятно? Сглаживаю углы я.  

«Гордая осанка». Это про меня.   Жизнь моя наполнена высочайшим смыслом, попирающая все смыслы нижайшие.   

Однажды Вовка, объясняя подруженьке Ниночке появление в доме паутины, так и сказал: «Это моя наивысшая мысль. Выношенная, вырожденная мной и приобретшая телесную оболочку».

Как только появляется мысль, собственная, с ней уже невозможно расстаться. Много бы заплатил  тому, кто бы объяснил мне эту закономерность.  Хорошую, замечу, закономерность.

А те мысли, пошедшие по рукам, по головам, по языкам, они не воплощаются  в жизнь. Не могут. У них совершенно нет  ни сил, ни времени. Они постоянно скачут.

И не смотрите с ужасом  на мой чёрный окрас. На самом деле я белый.

А в темноте, вообще, бесцветный, как призрак. Хочется верить, что впереди меня ждёт что-то новое – взгляд ласковый или лепесточек розы, пахнущий розой.

А Ниночка ничего не сказала. Разговор о  мыслях не поддержала. Медленно тянула себе винцо из бокала, да так вяло, безразлично, что казалось, дотянет и, как в том анекдоте, «тут же от скуки сдохнет».

Вот уж где действительно ужасно страшно. Знать что мысли существуют, и не чувствовать  хотя бы одну их них - это ужасно страшно. Страшно – единственно верное слово.

Впрочем…вам уже всё одно. Вам уже  нечего боятся. Какой я молодец!

Так вас заговорил, досмерти. Зато безболезненно.  

И тихо. Не то, что в прошлый раз. Таракана засушил, а сородичи так на меня загикали, что Боже ты мой! Тьфу, одним словом. Никакого удовольствия.