Как обычно, во время прохождения ВПК-6 проходит и параллельный турнир по тем же темам, что и основные туры.
===================================
читаем и обсуждаем здесь, а голосуем
тут:
от 2 до 6 работ в шорт, 2-м можно дать 1-е место (+1 балл)
голосуем до 25-го декабря
===================================
Между Сциллой и Харибдой
Spoiler: Highlight to view
1. Брат
Первый снег – беззащитен и хрупок,
и, спускаясь с разбитых небес,
он доверчиво тычется в руку…
Знаешь, Колька, я снова воскрес.
Припорошена белым воронка
(окроплённая красным сперва),
и бормочет над ухом негромко
о забытом сухая трава.
Нас так мамка баюкала, помнишь?
Ни тревог, ни потерь, ни разлук…
Ты пришёл бы сегодня на помощь,
если б мир не сломался вокруг:
там, где дичка росла у дороги –
по весне расплодились кресты.
Я бы проклял и чёрта, и бога.
А ты?
Говорят, что ты враг, слышишь, Колька!
И командуют – целься, стреляй.
А потом из небесных осколков
ставят вехи – пожалуйте в рай...
Ты ведь тоже там думаешь хмуро,
как не встретиться в этой траве?
Страшно, Колька. И пуля – не дура.
У меня заготовлены две.
2. Заяц
Земли подмёрзшей едва касаясь,
петляя между стволов берёз,
по лесу нёсся обычный заяц –
большие уши, короткий хвост.
Уловки зайца распутав ловко,
от гущи ельника до реки
косого лаем вела выжловка,
к засаде, где залегли стрелки.
И вроде с жизнью пора прощаться –
прервётся выстрелом быстрый бег,
но вдруг на радуге сотни зайцев
встряхнули небо и выпал снег.
Он падал заячьим белым пухом,
преображая озябший лес…
Собака тявкнула:
— Вот непруха!
У зайцев ангелы тоже есть!
3. Долгая дорога в дюнах, или между...
китайская (от слова "киты") сказка
Это случилось. В полночь. Вчера. Или позавчера.
Короче, не в этом суть.
Она все смотрела, и смотрела в темноту и даже не старалась уснуть.
Заглядывала то в телефон, то в окно, но там была лишь труба – печная, вся в саже.
А потом... Она вдруг увидела то, что не видит никто. И она никому не скажет.
Но и молчать не умеет, значит что... попробует спеть.?
Потому что, когда над землёй раскрывается звёздная сеть
(или, может быть, это другая какая-то сеть параллельного мира - мега)
то ее накрывает словами и звуками - как хлопьями снега,
под которыми можно часами стоять и стоять вдвоем...
Собственно сказка
Она была птицей. Забавным и диким видом, частично, пускай соловьём.
Но по большей части – взъерошенная и бездумно чирикающая воробьишка. А он был наполовину испытателем диких гусей-журавлей – не нильсом, но да, мальчишкой, а наполовину - непроницаемым и мудрым, как кит
(эх, где тут не умудриться, кругом даже стены с ушами, куда ни кинь,
невольно станешь) китайским всеведущим и безмолвным императором.
И правда, захотят услышать – услышат и шёпот, зачем орать-то.
Но это вообще-то не точно, может и нет.
В одном было можно быть уверенным. Он – настоящий волшебник и гений. Поэт.
Хотя и никто не знал. И вот она ему стала петь.
И, шалея, переломала в его саду все розовые кусты.
А он изошел ее криками. Про себя. А вслух говорил – остынь.
И пытался научить осторожности и пониманию.
И говорил, что она не в себе, что у него уже фобия, а у нее – мания.
Что когда до нее дойдет, что его дом – не ее гнездо.
И что вообще нельзя быть такой понимаешь, извиняюсь, ...звездой.
А она не слушала и не слушала, и не слушала...
и закрывала глаза и уши ..
И выносила ему каждый вечер мозги и исколола все пальцы.
И императору оставалось только вздыхать и пятиться.
А она все гадала – ну на какой ещё чертов насадить себя шип,
чтобы достать его наконец. До самых глубин. До сердца. Основ души.
И обзывала иногда – то бревном, то чайником.
И когда она уже почти умерла...То есть совсем отчаялась....
****
вдруг...
он приник, прислонился лицом к окну и она увидела – лик его смертно бел.
А он распахнул сам себя и... обожетымой...запел! Как запел!
Словно одновременно и закричал и заплакал. И засмеялся и не мог уже остановиться:
слушай же, слушай. Смотри. И я научу тебя петь как должно, дуреха птица.
И он пел ей – о море, и о штормах, о течениях, о грядущей грозе,
о северном сиянии, раскаленной пустыне, о собственных сказках и о статьях из газет,
о компьютерах, караванах и каравеллах, хвостах и крыльях,
об островах, которые он открыл, о женщинах, что его не открыли...
Он пел так, словно остался вообще на земле один
и все слова мира, все языки вселенной бурлили в его груди,
как водовороты и разбивались о скалы, а она замерла, не дыша... не от страха,
а...глупый-глупый, бестолковый воробей, недалекая птаха,
она думала - как же ты жил столько лет и молчал, император мой... больно? Больно!!?
Неужели же это я так тебя – острыми перьями, тупой своей птичьей любовью?
Или ты написал давно уже эти песни и мысленно умолял - ну прости же, балда, прочти!
А я их только увидела и услышала и все поняла наконец,
ну почти....
Ох, какая-то получается не сказка, а нагромождение строк и линий,
чем-то похожих косяками на дождь осенний и клин журавлиный,
или на нить... или путь – между ловушками сцилл, от клыков харибд,
где надежды маяк почти гаснет.
Но всё-таки что-то же здесь горит?
Хотя даже и в этих краях, в соловьиные парки пришел мороз.
Но... что мне парки. Я живу на чердаке и окно мое чердачное покрыто цветами – букеты роз.
И белые шипы как иголочки впиваются в ладони и вечер зимний.
И я сегодня посеяла где-то варежки. Наверное в автобусе. Но мне не жалко и ничего не нужно.
Только ты. Привези мне.
Танталовы муки
Spoiler: Highlight to view
4. Прасковья
Здесь каждое поле до слёз знакомо,
хоть рви колокольчик, хоть репу сей.
В родимой деревне четыре дома,
на всех – две коровы да семь гусей.
Забытый осколок от Заосколья,
деревня глуха, но не любит ныть.
В одном из домишек живёт Прасковья,
растит в огороде полынь и сныть.
Из дома выходит и в поле смотрит –
а лучик тропинки травой зарос…
Прасковье, наверное, лет под сотню,
а может и больше…
склероз… склероз…
Здесь ветер подует, тоску разгонит,
навеется Божия благодать,
почудится – сын…
Он живёт в районе,
пяток километров – рукой подать.
Сынок – её гордость, любимый Колька –
начальник большой. Говорить горазд.
У сына машина, да толку только?
Поди, появляется в месяц раз.
Конфет привезёт, макаронов ящик –
знать, мать не чужая ему, своя.
Он, Колька, и рад бы – не может чаще:
работа, работа…
семья, семья…
Танталовы муки за что старухе?
Такие страдания – для чего?
Стоит она в поле и тянет руки.
Но разве дотянешься до него?..
Доколе ей ждать?
Далеко до Коли…
Давно ли он бегал вот тут мальцом?
Стоит и глядит, ищет ветра в поле,
и гладит руками его лицо.
5. Тантал в разливе
Как было легко, пока не пошли дожди.
На майские лед и устье реки запружено.
Пять суток назад – надел сапоги – иди.
Ходили с утра, дождались подъема к ужину.
А после жара легла на разлив с небес.
Они (небеса) горазды хранить спокойствие.
По окна дома, в низине по ветки лес.
Ругайся, моли – природа всегда безмолвствует.
Как было легко – прохлада, ключи, плоды…
Ну, в смысле, кедрач с орехами, рыба, зверь в бору.
Но ежели стрежень к северу – жди беды.
А в наших краях все реки стремятся к северу.
Привыкли уже, да нынче какой-то край.
Раздутый дохляк плывет, источая запахи.
Достать бы консервы, да в погребе хоть ныряй.
Водички глотни – и сляжешь, а в глотке засуха.
Как было легко – дымы, голоса везде…
По водам хожу, уже задубев до пояса.
В верховьях дождей все больше – ищу людей.
За пазухой щен. На крыше нашел по голосу.
Угрелся и замер маленький сукин сын.
Завидовать впору. Сам я ломоть отрезанный.
А, в общем, не так все плохо… но гулки сны…
Соленые, злые, палящие и железные.
6. поздняя бабочка
а луна вся покрылась пылью
за сезон в миллиарды лет.
есть у бабочки крылья, крылья.
нет у бабочки счастья, нет.
есть окошка стеклянный остров.
остальное – беда, вода…
до весны домахать непросто,
до зимы же – крылом подать.
улететь от себя, несносной?
жить личин(к)ой самой в себе?
и комар не подточит носа
к тупиковой её судьбе.
что зима? время бить баклуши,
вспоминать комариный нос,
затаивши дыханье, слушать,
как несёт ей пургу мороз.
жизнь насмарку.
или на сверку
с эталоном луны в ночи…
а луна только смотрит сверху
и молчит.
Ящик Пандоры
Spoiler: Highlight to view
7. Демоны ждут
Не обманись, голод за страсть приняв.
Не подходи, дай убаюкать лихо.
Демоны ждут, рыщут внутри меня,
Жаждут побед, мечутся, ищут выход,
Бьются в виски волнами льстивых слов,
Что-то поют сладкими голосами.
Их, как магнит, манит твоё тепло —
Главный соблазн, непобедимый самый.
Демоны ждут, в сердце ходы сверлят,
Жгут изнутри, требуют торопиться,
Знают: один неосторожный взгляд
Крышу снесёт их вековой темнице,
И у меня, сторожа этих стен,
Медленный яд страха в крови играет.
Как я устал страсти держать в узде,
Как я устал вечно ходить по краю!
Нас не спасти. Знаю, придёт беда.
Только молюсь, чтобы ещё не скоро.
Демоны ждут. Им надоело ждать.
Не подходи близко, моя Пандора.
26. Не пеки в печи…
Не пеки в печи белый каравай,
Колдовством беду в дом не зазывай.
Не проси взаймы, не отдать долги.
По ночам свечу попусту не жги.
Не смотри в окно, стука в дверь не жди.
Принесут ветра холод и дожди,
Лебединый пух и собачий лай.
На полночный стук дверь не открывай,
Не зови в избу, не сажай за стол,
Говорить не смей: «Рада, что пришёл!».
Крепко не целуй, жарко не ласкай
И не верь словам, что наступит рай.
Обернётся гость чёртом с бородой,
А любовь твоя – пагубой-бедой.
Засмеётся он, скроется в ночи.
Падая с небес, лебедь закричит…
Прокрустово ложе
Spoiler: Highlight to view
8. Между Сциллой и Харибдой
Между Мегарой и Афинами
Либерастов — долой. На повестке — канон новый.
По общему плану — Джихад и борьба с дьяволом.
Открылся Аид и куда ни ступи — омут,
Но дух наш силён и дела, как всегда, правые.
Незаурядность — к чёрту, труба — свободе.
Каждому выдать под опись щепоть таланта.
В ногу шагнул — распишись, получи орден.
Выкрикнул звонко и в такт — заступай в команданты.
Тащи под шумок подъеденный молью лозунг.
Сомкнули ряды, монолитом идём до талого.
Всё, что настроили, традиционно — к сносу.
Не запугать нас. В историю прём Танталами.
Смирно, равнение на середину и амба!
Мера — единственно верное нужное чувство.
Мир рушится!
Ямбом!
Ямбом!
Ямбом!
Строем, отмеренным точной рукой Прокруста.
9. Сон
Елена Петровна сварила себе бульон.
Прозрачный куриный, с единственной каплей жира.
Готовясь уйти в сериала слепой каньон,
Бельё после глажки в большой шифоньер сложила.
На завтра готовы к оплате её счета:
Квартира, мобильная связь, интернет, таблетки…
Жаль, пенсия слишком мала и совсем не та.
Ей капает, ну а течёт — соседке.
Матрёне по жизни везёт: у неё мужик
Весьма работящий, хотя далеко не молод.
А вот от Елены Петровны судьба бежит:
Козёл за козлом оставляют на сердце холод.
Она их пыталась растить, наделять умом,
Водила в театры, музеи, на биеннале.
Но каждый упрямо держался в нутре своём,
Диктату не поддавался, чудил, скандалил.
«Ленок! Не пускайся в дрессуру, а приласкай!» —
Соседка давала советы, — «Ты что, из стали?»
Но била до дрожи привычная вонь носка,
Лежавшего там, где хозяина не достали.
Козлы испарились, олени к другим ушли,
А гордые тигры в пещеру не заходили.
Устала искать пресловутую соль земли
И вписывать мир непридуманный в мир идилий.
Да что за мужчины вокруг? То подлец, то трус.
До мерок приличных фактура не дотянула.
Елена Петровна Серова (читай — Прокруст)
Сегодня в саду на скамеечке прикорнула.
Приснился старушке чудной неприятный сон.
В нём звуки не то из ада, не то из рая.
Конфликт с мужиками, быть может, и утрясён,
Но ноги за край предательски выпирают.
Cизифов труд
Spoiler: Highlight to view
10. У подножья
Ты уже нагулялся? Смотри, сынуля,
Как безумные люди за разом раз
Надрываются, будто чего нюхнули,
Обречённо к вершине толкая нас
День и ночь. В кровь свои разбивая ноги,
Ковыляют, теряют остатки чувств.
Зря стараются – в самом конце дороги
Я сорвусь и как бешеный вниз слечу...
Говоришь им: зачем, жизнь и так сурова –
Им плевать. А сегодня один из них
Не успел увернуться и бестолково
Подо мной трепыхался. Потом затих.
Я гляжу, ты умаялся, мой голышик.
Отдыхай, мой булыжничек. Сладких снов.
Прокачусь напоследок – мужик-то дышит!
Эй, Сизиф, ты очухался?
Я готов.
11. Сизиф. Начало
Какие, нафиг, там семья и школа?
Покуда рок не врезал мне поддых,
Из пары дюжин сыновей Эола
Я был всегда крутейшим из крутых.
Пусть обо мне в газетах не напишут
(Тогда и вовсе не было газет),
Я всех на свете был сильней и выше,
И вот я здесь, а где теперь ваш свет?
На Олимпийских играх результаты
Обычно объявляли без меня,
А старый добрый дядюшка Танатос
Мне подарил Олегова коня.
Хотел меня свести, подлец, в могилу,
Да вот не на таковского напал –
Настали старику кранты и вилы,
Висит теперь, болезный, между скал.
Не вынеся подобного позора,
Слетелся сразу весь ареопаг,
И вслед мне огнедышащая свора
Проклятья шлёт и ускоряет шаг.
Куда деваться? Всюду наши горы,
А наши горы и помогут нам,
И я качу валун огромный – скоро
Он полетит им всем по головам,
А если мало будет – я не гордый,
Вновь закачу и вновь отправлю вниз,
И пусть нектара алчущие орды
Испробуют мой маленький каприз,
Пусть прячутся и вместе, и отдельно,
И пусть я этим нелюдям не люб –
И наплевать, в горах всё параллельно.
Афина, подержи мой ледоруб!
Нить Ариадны
Spoiler: Highlight to view
12. Пятна
У солнца, глянь, всё больше пятен
И меньше золотистых спиц.
Мой малый острокрылый дятел
Ещё не спит.
Стучит по клёну воровато,
Вовсю готовится к зиме
До восхождения Гекаты
В моём окне.
За чем там ночь его застанет –
Не размышляет, не поёт.
Под этот грустный зимний танец
Замрём вдвоём.
Он с оптимизмом непонятным
В заботах встретит новый день,
Где солнце нитью Ариадны
Шлёт луч тебе...
13. Защитник
Бетонный город — мученик степей,
Его опять терзают снег и ветер,
А он людей жалеет: “Что за дети!
В домах пора укрыться поскорей”.
На улицах бесчинствует пурга,
Преследует с упорством волчьей стаи,
Протяжно воет, бешено вскипает
И в каждом видит лютого врага.
В закатный час в права вступает ночь
И тьмою растекается повсюду.
Заманивает призрачным уютом:
Так клонит в сон, что двигаться невмочь.
Выстуживает, вьюжит всё сильней,
Узор дорог кругом метелью заткан.
Поможет город нитью Ариадны —
Подсветит путь цепочкой фонарей.
И как бы с толку ни сбивала мгла,
Уже не заплутать среди заносов.
За шарфом пряча мёрзлый кончик носа,
С трудом, но доберёшься до тепла.
Тут жизнь — не наслаждение в раю:
Суровый климат, низкие зарплаты.
На На́ксосе забыта Ариадна,
И город, покидая, предают.
14. Лабиринт
Небо – уголь, звёзды – прочерк,
ночи жёлт кошачий глаз.
Равнодушный к жизни прочей,
он высматривает нас.
Ищет в поле – и в запале
режет ели по верхам.
Так друг в друга мы запали –
жёлтый страж не страшен нам.
Льну, как к ножницам иголка,
что потеряна в стогу.
Было боязно и колко,
а прижмусь – и ни гугу…
Или кто-то нас похитил –
что за странная игра –
и скрывает в лабиринте
между завтра и вчера?
Жарко. Пьём друг друга жадно,
как за здравие – до дна.
В лабиринте Ариадна
нам с тобою не нужна.
15. Минотавры
Надышавшись дымом в кольце дорог,
затемнив углы проходных дворов,
до утра стихает
город, больной и старый.
Только маме, плача, всю ночь седеть:
в лабиринтах улиц и площадей
оживают в полночь
злобные минотавры
и идут, подставив луне рога,
и мотают мордами в такт шагам –
и звенят копыта,
в окна бросая блики...
Беззаботен мальчик и храбр, как лев,
но, когда враги нападут на след,
не поможет город
лживый и многоликий.
Мальчик – очень взрослый, всё знает сам,
говорит – не надо его спасать,
и его, конечно,
чудища не настигнут.
Мама верит только в свою любовь.
Но, дождавшись звука родных шагов,
притворится, что спит,
показав минотаврам фигу.
16. Нервы, или какое там спокойствие
За полночь встану, ночник нашарю – та же картина: декабрь, мансарда.
Те же печали на том же шаре – восемь каких-нибудь миллиардов.
Тот же за пазухой холод колкий. Свитер колючий надела, села
в поисках сна, но - искать иголку проще, наверное, в стоге сена.
Выше – лоснящихся кровель шкуры, ниже – извилины лабиринтов...
Снова мне видишься злым и хмурым. И почему-то ещё небритым.
Бледным – как будто хлебнул отравы, из аконита и белладонны,
в ходе сражения с минотавром. Мысли тяжёлые, взгляд, ладони –
камень, куда там античным грекам. Разве к такому найдешь дорогу?..
Может, метнуться, пожарить гренки? Греческий, знаю, полезен йогурт,
или ты больше по простокваше? «Ешь, мое горе!», шепнуть на ушко.
Господи, высох весь – тронуть страшно! Трепаных нервов моток. Катушка.
Боли клубок.
Хоть бы кончик нити!..
Утро. я так и сижу одетой – кеды на босую ногу, свитер.
В море восьми миллиардов
где ты...
17. Нить строки
Снег не случился – просто серость,
Туманный плащ горЕ на вырост.
В стихах от тысячи усердий –
Узоры дыр, как в круге сыра.
Луна, завидуя, зависнет,
Щекой прижавшись к срезу неба.
Сырые дни, смурные мысли,
Клубок запутавшихся нервов
Зовёт к кому-то и куда-то.
Семь вёрст – не круг, мы все – собаки.
Придёт закат – обнять и плакать,
И целовать, как катер – бакен.
В каком-то чувстве тридесятом
Себе признаться: всё хреново,
А кто кого украл и спрятал –
Тот, как и прежде, не виновен.
А мне с тобой внутри полнее –
Не говорить – летать по свету,
Пока рябиново алеет
На склоне сопки луч рассветный.
И нить строки туда-обратно
Ведёт надеждой в лабиринте,
По сути все мы – Ариадны
На Сахалине или Крите.
Подскажет ветер (третий лишний),
Что больше боли – ближе к дому,
Что тексты песен так и пишут –
Суровой нитью по живому.
Но в невозвратности движений
Забудешь миф, как небо, старый,
Когда реальность щедрым жестом
Расстелет снег как бинт и парус.
18. Не буду
Жизнь не знает глаголов возвратных –
Высоко ли шагнёшь, далеко ль.
Я не буду тебе Ариадной –
Только нитью и тайным клинком.
О тебе совершая молитвы,
Всё, что было, поставив на кон,
Я не буду тебе Афродитой –
Только солнечной пряжи мотком.
В перекрестьях путей оголтелых
У судьбы – минотавровый лик.
Я не буду ни делом, ни девой –
Только горстью заморской земли.
У героев – свои лабиринты,
В паутине божественных схем
Все мы многажды биты и квиты,
И зажаты судьбой в кулаке.
Но и в смерти экспрессии жадной
На дороге под парусом-сном
Я не буду тебе Ариадной –
Только песней в эфире ночном.
Дамоклов меч
Spoiler: Highlight to view
19. Угроза
По городу холодный ветер рыщет –
уносит в море городскую вонь.
Какое дело припортовым нищим
до предсказаний и далёких войн.
У них – свои проблемы и провидцы:
где ночью ожидается погром,
кто помирает долго, но в больнице,
кого уже прибили ни за грош,
кому ножом наставили отметин,
чтоб не пытался отыскать вражин...
Страшнее смерти – долгий путь до смерти,
страшнее жизни – только вечно жить
и замерзать, и загнивать, старея,
и ненавидеть всех, кто не помог.
В метро просить – куда уже страшнее:
получишь горький хлеб, лишившись ног.
А в церкви – хоть тепло, но все чужие,
и не понять возвышенных глубин:
то батюшка пугает вечной жизнью,
то конкуренты норовят убить.
20. *** (В этой жизни мы постояльцы…)
В этой жизни мы постояльцы,
Мы герои домовых книг.
Звали девушку прогуляться,
Звали девушку на пикник.
Величали гламурной штучкой
Для обложки календаря.
Иногда целовали ручки,
Комплименты ей говоря.
Выходящую из столовой,
Через чёрти что, напрямик,
Клали девушку на солому
И развязывали язык.
Вот он - сладостный вкус успеха,
Поражающий наповал.
Звали девушку для утехи,
Только замуж никто не звал.
21. всё пройдёт
сменил окрас мой город серо-рыжий,
и белый мех растёт на каждой крыше.
зима в осадок выпала уже.
все радуются этому, конечно:
у города повышенная снежность,
лохматость.
и улыбка до ушей.
всё скрылось за сугробы: кто мы, где мы?
а город, то ли зверь, а то ли демон,
притих и спит, уставший от невзгод.
жизнь кажется пушисто-беззаботной.
лишь купола, сверкая позолотой,
напоминают догму:
всё пройдёт.
придёт весна.
дороги вновь размокнут.
и город мой, гроза любых дамоклов,
оскалит злую уличную пасть,
мечтательность сменив на много-мечность.
на головы шагающим беспечно
его коварству – запросто упасть.
пока же всё бело и невесомо.
и город мил.
и все дамоклы дома.
ждут праздника и верят в новый год.
а я иду – на снежности помарка.
совсем не жду ни чуда, ни подарка,
гляжу на мир
и верю: всё пройдёт.
Пророчество Кассандры
Spoiler: Highlight to view
22. Ну здравствуй, Кася!
Выписывают завтра, к десяти. И выставят на все четыре стороны.
К Кассандре, что ли, из шестой зайти? А может, к Вёльве? (Во второй которая).
На воле невесёлые дела. От зазаборья новости не радуют:
Опять мороз, опять зима пришла, данайцы, конь и вражеская радуга.
— Ты что ли Вёльва?
— Погадать пришёл? По четвергам не прорицаю боле я.
— С чего б тебе бояться четвергов?
— По четвергам — Кассандры монополия.
Палата №6. Всё, как всегда — сидит одна в смирительной рубахе.
— Ну здравствуй, Кася! Погадаешь?
— Да!
Откашлялась, включила Амфибрахий:
— Не вижу в грядущем просвета, прогневались боги на нас.
Напрасно ты ищешь ответы и крестишься в иконостас.
А я ведь кричала вам прежде: Гоните его из дворца!
— Меня?
— Ты при чём? Нет конечно, заткнись, не мешай прорицать...
Спасётся, кто в дурке прописан и ведьмой не дразнит меня!
— А гнать-то кого?
— Гнать Париса! А так же гусей и коня!
23. Кассандра
Уронила в ладонь перо
большекрылая птица-ночь.
... - Слышишь фырканье у ворот?
- Эй, безумная, не пророчь!
- Слышишь кто-то копытом бьёт?
Там беснуется наша смерть,
хрипло каркает вороньё
над обломками.
- Нет! Не сметь!
Это глупости, замолчи!
- Не пускай за ворота боль.
Спрячь подальше свои ключи,
этот дар принесёт с собой
столько страшного, столько зла.
Город сгинет и будет стон
в каждом доме.
- Кого спасла
ты словами своими? Кто
верил бредням? Каким богам
мне молиться? Иди-ка прочь!
- Завяжи мне глаза, Приам!
Я тебе не смогла помочь...
Золотистой смолой рассвет
тёк в небесное молоко.
Город спал и не ведал бед.
Оживал деревянный конь.
тема: Пророчество Кассандры
24. Колдовство
Разноцветные колокольчики,
Монохромная синева -
Наряжаются ярко зонтики
На прощальный осенний бал.
Где под ветреную мелодию
Дождь чечётку бьёт допоздна,
Где выходит из тьмы на подиум
в блеске молний блистать луна.
Ночь, раздвинув туманный занавес,
Выпускает плеяды звёзд.
Я смотрю в темноту и радуюсь!
Ты не веришь?
А я всерьёз – наколдую тебе
в дождливые времена расписные сны,
небылицы в них станут былями
и не будет нигде войны.
25. Сосиски с макаронами
Забудь, что делают с кассандрами...Что за пределы пузырей – времён, миров, как ни ворочаться – ещё чуток, давай же, брат и..! вряд ли вынесут пророчества.. Что кто-то мог провидеть б-рак. Но трое было... быть разрушенной. А стены... стенам все не пасть. Нет яблок. Дождь объелся грушами – лучом бы света в эту пасть.Что сам из рода прорицателей, ты отвернешь сейчас лицо. Что стал почти что нарицательным. И что решил в конце концов. Что вновь не скажешь мне коронное "ну ланн" , взяв в скобки со звездой. Что я сосиски с макаронами и те готовлю через ...ой.
Дышу на лёд. Рисую рожицы – ну просто, чтобы не реветь. Стекло под веки что ли крошится? И тает.
Любишь.
Видишь ведь.
Олимпийское спокойствие
Spoiler: Highlight to view
27. Хозяин Олимпа
Гермес быстроногий примчался, принёс кучу треб —
Ста жизней не хватит прочесть, где уж тут рассмотреть.
Два свитка от самых любимых и нежных богинь,
С обидой к Парису, что яблоко не присудил,
Мольба Афродиты: «Афина завидует мне...»,
Угрозы Европы: «Возьму, расскажу всё жене!»,
Данайцы воззвали: «Наш друг Менелай оскорблён!»,
Приам просит Трою спасти от данайских племён…
Тяжёлая ноша — быть Первым над сворой богов!
А в Катаре все фавориты продули в плей-офф...
Закинуть бы требы, забить на бессмысленность дел,
На распри, на баб, на детей, на Шестой Беспредел,
Вернуться домой, предварительно сплавив жену,
Сварганить пельмени, взять пива, кота. Отдохнуть.
Как смертный простой и счастливый, болеть за игру,
Заснуть на пенальти, в обнимку с котом, поутру…
Он, Зевс-Громовержец, он — Бог, повелитель побед.
Хозяин Олимпа! Но только спокойствия нет.
28. Философ
Зима-беспредельщица мается за окном,
а ветер, рассерженный Зевс, негодует жёстко.
Прикольно из кухни вдвоём с шерстяным котом
смотреть, как снежище куражится на дорожке.
Зачем суетится? Не нажил добра, хором,
с женой гименейские узы мы сняли сами.
У нового мужа мотели да автодром.
Моё состояние – Мурзик и дом в Рязани.
Ещё есть сосед – одинокий старик Ильич,
приходит порой погундеть за бутылкой водки:
«Тарифы взлетели, а в телеке – срам и дичь,
хиреет эпоха со скоростью чемпионской».
Он прав, потому что реальность – хоть волком вой,
прессует порой хлеще женщины-феминистки.
Я плюнул… живу по-спартански, без шумных войн:
не спорю о власти, о Боге и прочих в списке.
Гляжу на закатных малиновых снегирей,
читаю газеты, смакуя в уютном кресле
вино из антоновки, собранной в сентябре.
Зачем бунтовать? Канем в Лету – навек исчезнем.
В деревне раздолье – леса до небес, поля.
Олимп по сравнению с ними – лишь холмик низкий.
А здесь я счастливейший Бахус! – и все дела.
Взираю на мир со спокойствием олимпийским.
Ершится метель. И опять, матерясь, сосед
лопатой гремит, ну а Мурзик ворует вискас.
Пускай! – это значит, что держится белый свет...
совсем не на шее Атланта –
на близких.
===================================
читаем и обсуждаем здесь, а голосуем
тут:
===================================
Здесь будет много стихов...наверное
А кто-нибудь знает, стихи принимаются, всё нормально у приёмщиков - и здесь, и в основном?
Обычно уже в это время и там напоминали, что срок заканчивается, и тут уж куча стихов была выложена...
Отвечают, значит всё нормально)
ну, не всем отвечают, кого-то игнорирують
У них запарка видимо) или вообще ночная ночь, в нашу ночь переходящая в раннее утро)
во намолотила)))
ну да, всё может быть - главное, теперь не смогут сказать, что мы молчали и не волновалися за то, что они молчат
все в порядке и под контролем.
или все под порядочным контролем.
все команды сдались и принялись вовремя.
прием стихов на паратур продолжается.
Ну уж всяко больше, чем там) будет
Чот тихо. Неужели не только мы не написали...
?!?
"Дополнительно проводится спецтур "Один за всех ...". В этом туре пишут все игроки команды, затем команда выбирает самое сильное произведение, которое и участвует в конкурсе."...остальные в паратур по правилам, вроде.
а как же ваша мания величия? Я жду, как минимум" бОльшую часть ваших и здесь. :)
Ненене... Наша при нас, мы её бережём, холим и лелеем, неча её на всякие пара разменивать
Ну вот, один стих, он же победитель автоматом
в паратур по правилам, но пожеланию
"также" тут слитно, следите за т9 он гад
Первая часть стиха нравится, но после амфибрахия я немножко разочаровалась.((
Но совсем немножко.)
Достойное завершение конкурсной темы "Палаты номер 6"
про гусей и коня - улыбнуло.
Между Сциллой и ХарибдойДля меня слишком резкий стих! Но сильный. С этим ничего не поделать.)))
Резкий, да. Плюс - очень гражданский, а это - на большого любителя. Но на общем нарративно-психологическом фоне выделяется. Ну и потом, резкость здесь в тему, Прокруст тоже шибко не церемонился :)
Добротный стих.
Недавно смотрела документальный фильм про заброшенные города Заполярья, стихотворение очень хорошо легло на ощущения от просмотра. Живой такой стих получился, атмосферно-погружательный, концовка добавила новую грань. Понравилось.
Хороший стих. Нравится. Но вот здесь:
"Приам просит Трою спасти от данайских племён…" - не совсем понятно кого просит Приам - Зевса или Трою.)))
Так и хочется к гражданской лирике отнести. Нелегка шапка Мономаха. Всегда найдутся недовольные.
понравилось.
Здесь тоже мне тяжело понять автора... Мы с ним курим разную травку...
+1.
одно ясно, в сильном смятении чувств писано
Здесь я не могу быть объективной! Пускаю слюни от восторга! Один из лучших.
Ога, из моего шорта :)
(Марусе) Ну ты, вообще, знатная любительница демонических страстей :)
но мне тоже нравится. Кроме строчки про Пандору. Она текст словно в рамку какую-то понятную и удобную для всех загоняет.
Это не рамка, это автор последний гвоздь забивает!)))
Может быть, но гвоздь весь такой отполированный и причесанный в тему конкурса. :)
Это все брюзжание, конечно: классный, техничный, страстный. Хорошо получилось.
хоть рви колокольчик, хоть репу сей.
В родимой деревне четыре дома,
на всех – две коровы да семь гусей.
Забытый осколок от Заосколья,
деревня глуха, но не любит ныть.
В одном из домишек живёт Прасковья,
растит в огороде полынь и сныть.
Из дома выходит и в поле смотрит –
а лучик тропинки травой зарос…
а может и больше…
склероз… склероз…
Здесь ветер подует, тоску разгонит,
навеется Божия благодать,
почудится – сын…
пяток километров – рукой подать.
Сынок – её гордость, любимый Колька –
начальник большой. Говорить горазд.
У сына машина, да толку только?
Поди, появляется в месяц раз.
Конфет привезёт, макаронов ящик –
знать, мать не чужая ему, своя.
Он, Колька, и рад бы – не может чаще:
работа, работа…
семья, семья…
Такие страдания – для чего?
Стоит она в поле и тянет руки.
Но разве дотянешься до него?..
Доколе ей ждать?
Далеко до Коли…
Давно ли он бегал вот тут мальцом?
и гладит руками его лицо.
Вот, казалось бы, сколько можно, заезжена тема до немогу жеж - а всё равно откликается
Опять Даша?
Классное:)
Не, я пока сходу не могу сказать кто именно, я ещё другие не читала :-)
Потом, после работы и тд, и тп...
Ух, опять мне подарки раздают)) я беру, мне нравится))
Стихотворение-классное, но! (по следам обсуждения в команде):
Или Прасковья - драма-queen и ей далеко не под сотню лет и все не так плохо, как она накручивает, или перегнул с колькой автор малек. Сыну столетней Прасковьи должно быть под 80, а он все в трудах яки пчела "работа, работа...семья, семья"... Не очень клеется ус :)
Не, а чё это вы всей командой отказывается Прасковье в праве быть позднородящей ? А может и очень поздно
И то - по старым меркам. А по современным вполне вероятно - может, она в 45 родила, и там Колька ещё ого-го, орёл 
Ну да, если мне когда-нибудь стукнет сто, моей младшей дочке будет только пятьдесят девять, ваще ещё ого-го, и работа, работа и семья, семья вполне вероятны))
Стихотворение о Прасковье заиграло новыми трагическими нотами и драматичными красками. Первый, очень поздний ребенок... мое воображение уже не догнать
А то, мы и не то ещё могём
Мы ещё крестиком вышивать умеем 
Автор, с вас плюшка (две - мне и Дарье)
Автор, не давайте им плюшки, это был сарказм
Автор, отдайте все плюшки мне - за молчание и красоту.
А, за ум ещё. И логику в голове
ну вот, только ушла маленько поспать, а тут уже все плюшки забрали
Прасковья очень обаятельна! Очень! С возрастом старушки, конечно, небольшой косяк получился, но в остальном стих прекрасен.)
С расстоянием до деревни тоже перемудрили. "Пяток" (явно для размера, хоть стилистически и нормально) километров до деревни, по сути Кольке и машина-то не нужна, но она у него есть (видно, богато живет), а до матери дойти нет времени, сныть в огороде прополоть...Драма, драма... Перебор с драмой.
Страницы