БЕСПРЕДЕЛ-3. 3-й паратур: ГЛУБЬ
На время прохождения ВПК-3 открываем параллельный турнир. Конкурс анонимный, просьба до завершения голосования работы под своим именем не публиковать. Работы могут присылать как жители Пристани, так и гости, не говоря уже об игроках команд.
Присылаем в личку КнГ или на почтовый ящик kongraf@rambler.ru
Условия два: работа должна быть свежей, написанной специально для текущего тура конкурса и не должна быть в числе участвующих в основном конкурсе. Каждая работа публикуется ведущим в ленте комментариев ниже. До объявления голосования оценивать и обсуждать можно прямо в ленте. После объявления голосования мы перенесём все присланные работы в этот манифест.
======
Мне товарищ Ворошилов не указ.
На тебе сошелся Климом белый свет.
Но, любимая, ему так много лет,
Он давно себя растратил и угас.
И объятия совсем не горячи.
Мы не дети и не верим в крёстных фей,
Здесь помог бы буржуазный доктор Фрейд,
Но уж точно не советские врачи.
Ты не верь, моя хорошая, не верь.
Не пускай его. Скажи военным: нет!
Я? Прости, но я художник и поэт.
Ну, не драться же мне с ними, я не зверь.
У поэтов это принято, малыш –
И оставить в людном месте голышом.
Говоришь: нехорошо? Нехорошо,
Ворошилова в мешке не утаишь.
Судьба ей дала неплохую семью и сельский пейзаж за окошком,
Прекрасных родителей, имя на Ю, свой дом, огородик и кошку.
Старалась семье отвечать на любовь, - трудилась, не ведая лени,
Сажала исправно свеклу и морковь, овечек пасла за деревней.
Весёлая, с милым курносым лицом. Наивная? Самую малость...
Хотела любви (вон у мамы с отцом!), и вроде бы даже влюблялась.
Но всё это было не то и не те, судьба к ней на печку не лезла.
Девчонка рыдала порой в темноте, что годы идут бесполезно.
Сосед разведённый, хлебнувший беды, сверлил её взглядом престранным,
Он был на войне, поседел молодым, не нажил детей - только раны...
В селе старой девой остаться страшней, чем проклятой быть и распятой.
И Юлька решилась… Так бывший старлей однажды проснулся женатым.
В деревне всё проще - любовь не пришла,
приманим, как чью-то кобылу,
Прикормим, распустим слегка удила…
И глядь: по хорошему - милый!
1. Судьба придёт – и на печи найдёт.
2. Закусить удила
3. Не по хорошему мил, а по милу - хорош.
Стылая хатка, окна квадрат.
Ты заслужил эту зиму, брат.
Здесь от бобра не ищи бобрят.
Холодно, мёрзнут лапы.
Шмыгаешь носом, на горле - шарф.
Ты невезуч, словно Пьер Ришар
в старом кино. Тяжело дышать.
С памятью - тоже слабо.
Ты ведь, Бобров, был когда-то крут,
не замечал, как года бегут.
Верил: такие, как ты, не мрут
и не болеют даже.
Жизнь прожигал, да и сам сгорал.
Ждал: к Магомеду придет гора.
Не замечал, что давно пора
списывать дни в пропажи...
Дальше...Неважно пошли дела:
кончились деньги, жена ушла.
Ты потерялся. Тебе б тепла...
Времени - хоть немного,
чтобы оттаять, набраться сил.
Ты бы тогда по-другому жил.
Ты бы не пил. Не тонул во лжи.
Ведал дорогу к Богу.
Короток путь одинокий твой.
Время - не доктор, а часовой.
Плохо - с ногами и с головой.
Ветер стучится в двери.
Где-то бобрята... не знают бед.
Думаешь: помнят ли о тебе?
Смотришь в экран голубой небес.
И ни во что не веришь.
Ходил налево, бил баклуши
В то утро, встав не с той ноги,
Не стал он бабьи сказки слушать
Ни за какие пироги.
Понёс на рынок чушь собачью,
Продать её, почём и взял,
В сердцах вернулся, чуть не плача,
И тут нагрянули друзья.
Держали долго нос по ветру,
И за зубами языки,
Дойдя до точки, пили в меру,
Глаза закрыв на шашлыки,
Как будто съели по собаке.
А после , кашу заварив,
Искали, где зимуют раки,
И кто из них свистит с горы.
Потом ни шатко и ни валко
Пошли куда глаза глядят,
Гуляя перегнули палку.
Не чуя ног, легли в кровать…
……………………
Жаркое не в своей тарелке
Варилось в собственном соку.
А лыко после опохмелки,
Как ни крути, не шло в строку.
Очередной четверг. И лупит дождь по стёклам,
Хоть ни один прогноз его не обещал.
Возможно, чудо ждёт.
Земля насквозь промокла,
И страшно выходить из дома без плаща.
Но больше не летать над Францией фанере,
И будет счастлив конь, купив себе пальто,
Услышит всё вокруг весёлая тетеря,
Взмахнет чеширский кот улыбчиво хвостом.
Найдут в стогу иглу, найдётся в поле ветер,
Вернётся браконьер без пуха, без пера…
Кончается четверг…
А чудо бродит где-то.
Придётся завтра вновь ловить синиц с утра.
ни облака. но грянул гром и вот,
казалось бы, надёжный самолёт,
танцуя фуэте, вошёл в глиссаду.
ловили мы скандалы на живца,
считая дни до полного здеца,
не замечая точки невозврата.
пыталась разобраться по таро –
когда вселился бес в твоё ребро,
но зазвенели крики и посуда,
разбитые о разницу доктрин:
тебе – свобода, мне – в нагрузку сын
и лавочные бабьи пересуды.
летели по инерции во тьме.
я думала – в своём ли ты уме,
а ты гадал в кого пошла я родом
и жадно ел одиллий и одетт
на завтрак, полдник, ужин и обед,
и пах духами, злостью и разводом.
мы врезались в морскую гладь – под ней,
среди обломков air-кораблей,
ходили разведёнки косяками.
разбив в иллюминаторе окно,
ты всплыл наверх, а я пошла на дно,
отчаянно махая плавниками.
Мне восемнадцать. - "Ты - отрезанный ломоть..." -
поддразнивает папа мимоходом,
целуя в лоб, уходит на работу,
позолотив рублём студенческую горсть.
Но горсть пустеет в магазине за углом,
и рубль сияет на губах помадой.
Ведь я живу блистательной триадой -
парфюм, косметика и обувь с каблуком.
Я вышла замуж. - " Ты отрезанный ломоть..."
шутливо констатирует мой папа.
Однушку в центре и релакс в Анапе
опять суёт в мою транжиристую горсть.
Но горсть привычно разжимается глумясь,
над практицизмом жизнестойких предков.
Дефолт красиво выбил табуретку
Всё развалилось - поменяло ипостась
Мне сорок девять. По плечам колотит дождь
бездетности, безденежья, безпапья...
Такая мне досталась участь бабья.
Эх, папа, папа... я истерзанный ломоть!
Я живу на улице Зелёной,
У меня зелёная тоска,
Потому что Ира и Алёна
Смотрят в глубину на рыбака.
Тот рыбак - юнец ещё зелёный,
И не повзрослеть ему вовек.
Нравится Ирине и Алёне
Наблюдать, как тонет человек.
И народ воскликнет удивлённо:
"Ах, какой чудовищный конец!
Утонул на улице Зелёной
Бедненький зелёненький юнец!"
И один зелёненький кузнечик,
О жестокой думая судьбе,
Скажет: "Что ж, зима и делать нечего...
Улица зелёная тебе!"
Оставив темный лес людской любимой чащи вне,
Часы не пробуя терять на поиск ветра в поле.
Не слышен злобных мосек вой в кромешной тишине.
Пусть мерят всех на свой аршин, на рынках преуспев.
И найден собственный ответ в кругу друзей древесных -
Что одиночество души всегда острей в толпе.
Заходит как к себе домой, и снег прошедших зим
Кружит над памяти страной, в краю добра и света,
Касаясь истины самой, невидимой другим.
А если лес рубить начнут, то щепки полетят.
И разгорится бор сырой, когда того захочет,
И разведет топорный люд, как маленьких котят.
Как струны стройные, стволы свели навек с ума.
Глаголют правду - без вина, смолы наплакав в чаши.
Ну а без них и свет не мил, и неприглядна тьма.
Условно рубит топором напрасных слов труху.
И жить ему возможно лишь душой уткнувшись в душу.
Пускай предание старо, зато – как на духу.
Оно осталось насовсем в лесу, где рай земной.
И очи колет неспроста реал реальной жестью…
А если б воскресений - семь, а пятниц – ни одной?
16. Меня попутал бес
Другой бы шёл без отдыха к тебе,
не падал духом в грязь и не робел,
ну а меня опять попутал бес -
и я, такой попутанный, бездвижен.
В презрении холодный мир затих:
сезон молитв у красных зимних птиц,
а я забыл, как молятся, прости,
и чёрный пудель руки жарко лижет.
Не видно глаз, насмешливый оскал,
а у меня - горячка и тоска,
и почему-то вечно пуст стакан,
но он мне друг, хоть бес, к тому же пудель.
Но я не рад ему, его возне,
где было сердце, бельше сердца нет,
мне хочется уйти, уснуть во сне -
но снова чёрный пёс скулит и будит.
И я веду его на поводке -
и он, не осуждаемый никем,
вдруг метит всё углы и турникет,
ведёт себя ужасно и знакомо.
Я пристально смотрю в глаза ему:
он глуп и счастлив - пропадает муть,
мне снова нужно жить, хоть потому
что этот бес останется без дома.
17. Просебятина
Однажды днём он вышел из себя -
не сам - его коварно кто-то вывел,
и не своей дорогой, пыль клубя,
пошёл, сменив прямую - на кривые.
Лёг скатертью дорог китайский шёлк,
индийский хлопок пел о Тадж-Махале,
и вот вернувшись, он в себя пришёл
и понял, что в пути его украли.
Зелёный змий и белый порошок
ему внушали с вором разобраться.
Он от себя бежал, но не нашёл,
где настоящий он, а не эрзацный.
И будучи, однажды, не в себе
взмолился - забери к себе, мой боже!
И надо же - мольбу услышал бес -
забрал, его искания итожа.
И над могилой плакали друзья,
любовницы стояли в ряд грачами,
вздыхали - он всю жизнь искал себя,
(что лишь себя любил - про то молчали).
А чей-то пёс, оградку теребя,
стоял поодаль, думая нечутко:
вернувшись после поисков себя,
проверь не набекрень ли крыша в будке.
До тепла ещё – как до Юпитера.
День за днём – простужен и помят –
из дождей и недоперепития
выплываю всеми четырьмя.
У ночей в обмен на одиночество
забираю лучшие часы,
мне на свет выныривать не хочется –
всё бы занавесить-погасить,
на денёк остаться незамеченным,
не пойти, не сделать, не успеть,
проваляться с вечера до вечера
в беспробудной спячке, как медведь.
А судьба не спит, вращает лопасти –
мелет память в тонкую муку,
между нами зев огромной пропасти,
не разбиться б насмерть – дураку.
Может, никогда близки и не были,
не совпали – мало ли таких,
и теперь в одном житейском небе мы
как луна и солнце далеки.
Пробираюсь зайцем между лужами,
но сухим не выйти из воды.
И ноябрь в душе моей простуженной
оставляет мокрые следы.
Хозяйка, мы не люди, и не братья мы -
зачем двоим блага квартиры вверены?
Я - домовой со стажем и понятием,
а Филька - тролль, оригинал немеряный.
Ты лучше подари его врагам своим -
за это голосую всеми лапами!
Иначе - поминай меня не лихами,
но с ним я соли не попробую ни капельки.
Пятнистые следы везде бесчинствуют:
их ни из кухни, ни с ковра не вывести,
они буянят и ведут себя на чистое...
Перекати-квартирой шерсть летит из милости -
собачки, что он любит вешать граммами.
Преступно он бездействует на нервы мне,
не умилят Филькина безграмотность -
ему бы всыпать от души по первое!
Но обуяла скорбь меня великая:
схожу на нет (а вот!) и сгину в щели я,
но прежде напишу по луже вилками
про все его дела и прегрешения:
он без меня тут всё зальёт, заляпает,
тебе устроит ад и жизнь вокзальную.
Прощай...когда б не чувство долга клятое,
я б эту хрень ни в жисть не написаль...
у-у..у-у...
(затихающий вой в трубе)
Важной птице очень просто раздобыть кусочек сыра.
Если Бог распорядится, дело выгорит за час.
Но последние лет двести баснописцы правят миром;
Нескончаемым потоком льётся их циничный глас.
Тиражи несносной жути отгружаются мешками,
С подтасованной моралью интриганы рвутся в бой.
Бьют по самому больному ядовитыми стишками:
По изящному вокалу, гениальному порой.
Всех просила, всем сказала: отступаюсь я от прений.
Но невежество с культурой не идёт на компромисс.
Мне отмеренно потехи на двенадцать поколений:
"Ха-ха-ха! - Ворона с сыром! Спой, красавица, на бис!"
Вот и чайка-хохотунья машет тощими мощами.
Без сомнения, с издёвкой отпустила комплимент.
Я сижу с рокфором в клюве, образ дивы воплощая.
Со слюной глотаю ноты вечной оперы "Кармен".
23. Голубятня
У голубятни было имя. Она была такой огромной,
что голуби казались сказкой, до слёз волнующей меня.
Мы звали голубятню Синей и преграждали путь воронам,
а голубям носили кашу и все мечтали - погонять.
Я вечно хлеб таскал в кармане, знал и приметы, и сигналы,
высматривал, где белый турман, мечтал прижать его к себе...
Я так хотел на окрик мамин: "Опять вы лодыря гоняли?"
ответить: "Мама, ты не путай, не лодыря, а голубей!"
На нас Серёга гордо цыкал и лез наверх - большой и крепкий,
свистел... ух как свистел Серёга!
А в армию пошёл он сам.
Когда вернулся - только в цинке, то отчим птиц бросал под небо...
Они летали - но недолго. А он бросал, бросал, бросал...
Молчала мать - темно и строго. Мы понимали - прав был отчим,
и поступил он очень мудро: они найдут к Серёге путь.
Мы верили... как верят в бога. Мы их кормили и до ночи
ворон гоняли...
Только утром летал по ветру белый пух.
25. Жил был слон
как видно напоказ развесил уши он.
Иронии судьбы, такой, не знал Рязанов -
порозовеет тут и самый лучший слон.
трубили, как слоны, слоновью славя стать.
Большой специалист профессор А.С. Моськин
вещал, что все слоны любители летать.
Ведь сделаны слоны из мухи дрозофиллы -
генетика слона причудливо-сложна -
над Африкой вовсю летают крокодилы,
так что же говорить о розовых слонах!
Кричали все: "Взлетай! Кружи над Малой Бронной,
ведь ты летать рождён!"... но слон стоял, как сноб...
Не знал никто, что слон был белой той вороной
в отряде перелётных розовых слонов.
=====
Мне товарищ Ворошилов не указ.
На тебе сошелся Климом белый свет.
Но, любимая, ему так много лет,
Он давно себя растратил и угас.
И объятия совсем не горячи.
Мы не дети и не верим в крёстных фей,
Здесь помог бы буржуазный доктор Фрейд,
Но уж точно не советские врачи.
Ты не верь, моя хорошая, не верь.
Не пускай его. Скажи военным: нет!
Я? Прости, но я художник и поэт.
Ну, не драться же мне с ними, я не зверь.
У поэтов это принято, малыш –
И оставить в людном месте голышом.
Говоришь: нехорошо? Нехорошо,
Ворошилова в мешке не утаишь.
2. Юлькина судьба
Судьба ей дала неплохую семью и сельский пейзаж за окошком,
Прекрасных родителей, имя на Ю, свой дом, огородик и кошку.
Старалась семье отвечать на любовь, - трудилась, не ведая лени,
Сажала исправно свеклу и морковь, овечек пасла за деревней.
Весёлая, с милым курносым лицом. Наивная? Самую малость...
Хотела любви (вон у мамы с отцом!), и вроде бы даже влюблялась.
Но всё это было не то и не те, судьба к ней на печку не лезла.
Девчонка рыдала порой в темноте, что годы идут бесполезно.
Сосед разведённый, хлебнувший беды, сверлил её взглядом престранным,
Он был на войне, поседел молодым, не нажил детей - только раны...
В селе старой девой остаться страшней, чем проклятой быть и распятой.
И Юлька решилась… Так бывший старлей однажды проснулся женатым.
В деревне всё проще - любовь не пришла,
приманим, как чью-то кобылу,
Прикормим, распустим слегка удила…
И глядь: по хорошему - милый!
1. Судьба придёт – и на печи найдёт.
2. Закусить удила
3. Не по хорошему мил, а по милу - хорош.
3. Недобрая жизнь Боброва
Стылая хатка, окна квадрат.
Ты заслужил эту зиму, брат.
Здесь от бобра не ищи бобрят.
Холодно, мёрзнут лапы.
Шмыгаешь носом, на горле - шарф.
Ты невезуч, словно Пьер Ришар
в старом кино. Тяжело дышать.
С памятью - тоже слабо.
Ты ведь, Бобров, был когда-то крут,
не замечал, как года бегут.
Верил: такие, как ты, не мрут
и не болеют даже.
Жизнь прожигал, да и сам сгорал.
Ждал: к Магомеду придет гора.
Не замечал, что давно пора
списывать дни в пропажи...
Дальше...Неважно пошли дела:
кончились деньги, жена ушла.
Ты потерялся. Тебе б тепла...
Времени - хоть немного,
чтобы оттаять, набраться сил.
Ты бы тогда по-другому жил.
Ты бы не пил. Не тонул во лжи.
Ведал дорогу к Богу.
Короток путь одинокий твой.
Время - не доктор, а часовой.
Плохо - с ногами и с головой.
Ветер стучится в двери.
Где-то бобрята... не знают бед.
Думаешь: помнят ли о тебе?
Смотришь в экран голубой небес.
И ни во что не веришь.
4. Чушь собачья
Ходил налево, бил баклуши
В то утро, встав не с той ноги,
Не стал он бабьи сказки слушать
Ни за какие пироги.
Понёс на рынок чушь собачью,
Продать её, почём и взял,
В сердцах вернулся, чуть не плача,
И тут нагрянули друзья.
Держали долго нос по ветру,
И за зубами языки,
Дойдя до точки, пили в меру,
Глаза закрыв на шашлыки,
Как будто съели по собаке.
А после , кашу заварив,
Искали, где зимуют раки,
И кто из них свистит с горы.
Потом ни шатко и ни валко
Пошли куда глаза глядят,
Гуляя перегнули палку.
Не чуя ног, легли в кровать…
……………………
Жаркое не в своей тарелке
Варилось в собственном соку.
А лыко после опохмелки,
Как ни крути, не шло в строку.
Номер 2 - отличное стихотворение! Так атмосферно, жизненно и честно. Понравилось.
Номер 3 - хорошее, грустное немного. Так часто бывает в жизни.
Номер 5 и 6 - слишком печальные, даже для меня - человека крайне сентиментального:) Кстати, номер 6 напомнил атмосферой книжку "Цикада" Шона Тана.
Хоть ни один прогноз его не обещал.
Возможно, чудо ждёт.
Земля насквозь промокла,
И страшно выходить из дома без плаща.
И будет счастлив конь, купив себе пальто,
Услышит всё вокруг весёлая тетеря,
Взмахнет чеширский кот улыбчиво хвостом.
Вернётся браконьер без пуха, без пера…
А чудо бродит где-то.
Придётся завтра вновь ловить синиц с утра.
Номер 7 - какое легкое стихотворение, как пушинка. Столько фразиологизмов, но, как ни странно, вписываются отлично. Это ж надо так суметь! Автор - талант. Браво!
8. Постапокалиптическое или Человек человеку - волк
У древних городов названий нет - лиловыми вьюнками зарастают. Когда пойдёт тяжёлый чёрный снег, оборваных бродяг сбивая в стаю, нас всех озлобит гибельный мороз, расслабиться не даст ни днём, ни ночью. Придётся уходить в тоннель метро: среди врагов не выжить одиночке. Там продержусь до лета, шансы есть: с рождения я знаю этот город. Но у меня уже седеет шерсть, совсем не те реакция и скорость - нельзя закрыть глаза и лгать себе, и вспоминать, как я вцеплялся слёту, а враг давился кровью и сипел, когда я рвал ему в экстазе глотку. К зиме заныли шрамы старых ран: года ложатся тяжестью на плечи. И надо уходить туда, где страх, и бродит неопознанная нечисть. Там есть народ, зовущийся "людьми" - волков таких же, вроде бы, но странных - что не охотятся и верят, будто мир когда-то был лишь им понятным "раем". Погонщики гигантских муравьёв, владельцы боевых мокриц и слизней - они моя добыча, мой паёк, мой шанс зимой не распрощаться с жизнью...
Номер 9 - очень по-женски. Вот так всегда бывает. Не помню кто выдвинул теорию, что мужчина и женщина - это ни особи разного пола, пренадлежащие к одному виду, а, вообще, разные виды млекопитающих. Похоже, что так и есть:)
Если закрыть глаза на мелкие технические огрехи, то стихотворение очень даже неплохое. Цепляет.
10. Катастрофа
ни облака. но грянул гром и вот,
казалось бы, надёжный самолёт,
танцуя фуэте, вошёл в глиссаду.
ловили мы скандалы на живца,
считая дни до полного здеца,
не замечая точки невозврата.
пыталась разобраться по таро –
когда вселился бес в твоё ребро,
но зазвенели крики и посуда,
разбитые о разницу доктрин:
тебе – свобода, мне – в нагрузку сын
и лавочные бабьи пересуды.
летели по инерции во тьме.
я думала – в своём ли ты уме,
а ты гадал в кого пошла я родом
и жадно ел одиллий и одетт
на завтрак, полдник, ужин и обед,
и пах духами, злостью и разводом.
мы врезались в морскую гладь – под ней,
среди обломков air-кораблей,
ходили разведёнки косяками.
разбив в иллюминаторе окно,
ты всплыл наверх, а я пошла на дно,
отчаянно махая плавниками.
11. О пользе пап
Мне восемнадцать. - "Ты - отрезанный ломоть..." -
поддразнивает папа мимоходом,
целуя в лоб, уходит на работу,
позолотив рублём студенческую горсть.
Но горсть пустеет в магазине за углом,
и рубль сияет на губах помадой.
Ведь я живу блистательной триадой -
парфюм, косметика и обувь с каблуком.
Я вышла замуж. - " Ты отрезанный ломоть..."
шутливо констатирует мой папа.
Однушку в центре и релакс в Анапе
опять суёт в мою транжиристую горсть.
Но горсть привычно разжимается глумясь,
над практицизмом жизнестойких предков.
Дефолт красиво выбил табуретку
Всё развалилось - поменяло ипостась
Мне сорок девять. По плечам колотит дождь
бездетности, безденежья, безпапья...
Такая мне досталась участь бабья.
Эх, папа, папа... я истерзанный ломоть!
Всём поставила пятёрки. Мне нравится паратур.
Всём поставила пятёрки. Мне нравится паратур.
И мне нравится! Молодцы авторы, хорошие стихи. Если такие хорошие вещи в паратуре, то очень интересно, что же будет в основном?
надо отметиться, а то уже столько стихов здесь, а я ни сном ни духом))
В основном, как всегда будут послабее...
Ноль, наверное? Очепяточка?
ясненько-понятненько))
14. Я живу на улице Зелёной
Я живу на улице Зелёной,
У меня зелёная тоска,
Потому что Ира и Алёна
Смотрят в глубину на рыбака.
Тот рыбак - юнец ещё зелёный,
И не повзрослеть ему вовек.
Нравится Ирине и Алёне
Наблюдать, как тонет человек.
И народ воскликнет удивлённо:
"Ах, какой чудовищный конец!
Утонул на улице Зелёной
Бедненький зелёненький юнец!"
И один зелёненький кузнечик,
О жестокой думая судьбе,
Скажет: "Что ж, зима и делать нечего...
Улица зелёная тебе!"
Оставив темный лес людской любимой чащи вне,
Часы не пробуя терять на поиск ветра в поле.
Не слышен злобных мосек вой в кромешной тишине.
Пусть мерят всех на свой аршин, на рынках преуспев.
И найден собственный ответ в кругу друзей древесных -
Что одиночество души всегда острей в толпе.
Заходит как к себе домой, и снег прошедших зим
Кружит над памяти страной, в краю добра и света,
Касаясь истины самой, невидимой другим.
А если лес рубить начнут, то щепки полетят.
И разгорится бор сырой, когда того захочет,
И разведет топорный люд, как маленьких котят.
Как струны стройные, стволы свели навек с ума.
Глаголют правду - без вина, смолы наплакав в чаши.
Ну а без них и свет не мил, и неприглядна тьма.
Условно рубит топором напрасных слов труху.
И жить ему возможно лишь душой уткнувшись в душу.
Пускай предание старо, зато – как на духу.
Оно осталось насовсем в лесу, где рай земной.
И очи колет неспроста реал реальной жестью…
А если б воскресений - семь, а пятниц – ни одной?
16. Меня попутал бес
Другой бы шёл без отдыха к тебе,
не падал духом в грязь и не робел,
ну а меня опять попутал бес -
и я, такой попутанный, бездвижен.
В презрении холодный мир затих:
сезон молитв у красных зимних птиц,
а я забыл, как молятся, прости,
и чёрный пудель руки жарко лижет.
Не видно глаз, насмешливый оскал,
а у меня - горячка и тоска,
и почему-то вечно пуст стакан,
но он мне друг, хоть бес, к тому же пудель.
Но я не рад ему, его возне,
где было сердце, бельше сердца нет,
мне хочется уйти, уснуть во сне -
но снова чёрный пёс скулит и будит.
И я веду его на поводке -
и он, не осуждаемый никем,
вдруг метит всё углы и турникет,
ведёт себя ужасно и знакомо.
Я пристально смотрю в глаза ему:
он глуп и счастлив - пропадает муть,
мне снова нужно жить, хоть потому
что этот бес останется без дома.
17. Просебятина
Однажды днём он вышел из себя -
не сам - его коварно кто-то вывел,
и не своей дорогой, пыль клубя,
пошёл, сменив прямую - на кривые.
Лёг скатертью дорог китайский шёлк,
индийский хлопок пел о Тадж-Махале,
и вот вернувшись, он в себя пришёл
и понял, что в пути его украли.
Зелёный змий и белый порошок
ему внушали с вором разобраться.
Он от себя бежал, но не нашёл,
где настоящий он, а не эрзацный.
И будучи, однажды, не в себе
взмолился - забери к себе, мой боже!
И надо же - мольбу услышал бес -
забрал, его искания итожа.
И над могилой плакали друзья,
любовницы стояли в ряд грачами,
вздыхали - он всю жизнь искал себя,
(что лишь себя любил - про то молчали).
А чей-то пёс, оградку теребя,
стоял поодаль, думая нечутко:
вернувшись после поисков себя,
проверь не набекрень ли крыша в будке.
20. Письмена в луже под ванной
Хозяйка, мы не люди, и не братья мы -
зачем двоим блага квартиры вверены?
Я - домовой со стажем и понятием,
а Филька - тролль, оригинал немеряный.
Ты лучше подари его врагам своим -
за это голосую всеми лапами!
Иначе - поминай меня не лихами,
но с ним я соли не попробую ни капельки.
Пятнистые следы везде бесчинствуют:
их ни из кухни, ни с ковра не вывести,
они буянят и ведут себя на чистое...
Перекати-квартирой шерсть летит из милости -
собачки, что он любит вешать граммами.
Преступно он бездействует на нервы мне,
не умиляет Филькина безграмотность -
ему бы всыпать от души по первое!
Но обуяла скорбь меня великая:
схожу на нет (а вот!) и сгину в щели я,
но прежде напишу по луже вилками
про все его дела и прегрешения:
он без меня тут всё зальёт, заляпает,
тебе устроит ад и жизнь вокзальную.
Прощай...когда б не чувство долга клятое,
я б эту хрень ни в жисть не написаль...
у-у..у-у...
(затихающий вой в трубе)
Нумер 20... буква пропущена, штоле?
Спасибо, Татьяна,
дело в шляпепоправимоеВажной птице очень просто раздобыть кусочек сыра.
Если Бог распорядится, дело выгорит за час.
Но последние лет двести баснописцы правят миром;
Нескончаемым потоком льётся их циничный глас.
Тиражи несносной жути отгружаются мешками,
С подтасованной моралью интриганы рвутся в бой.
Бьют по самому больному ядовитыми стишками:
По изящному вокалу, гениальному порой.
Всех просила, всем сказала: отступаюсь я от прений.
Но невежество с культурой не идёт на компромисс.
Мне отмеренно потехи на двенадцать поколений:
"Ха-ха-ха! - Ворона с сыром! Спой, красавица, на бис!"
Вот и чайка-хохотунья машет тощими мощами.
Без сомнения, с издёвкой отпустила комплимент.
Я сижу с рокфором в клюве, образ дивы воплощая.
Со слюной глотаю ноты вечной оперы "Кармен".
Какая классная Каркушка!
Хм...
А здесь буква лишняя:
23. Голубятня
У голубятни было имя. Она была такой огромной,
что голуби казались сказкой, до слёз волнующей меня.
Мы звали голубятню Синей и преграждали путь воронам,
а голубям носили кашу и все мечтали - погонять.
Я вечно хлеб таскал в кармане, знал и приметы, и сигналы,
высматривал, где белый турман, мечтал прижать его к себе...
Я так хотел на окрик мамин: "Опять вы лодыря гоняли?"
ответить: "Мама, ты не путай, не лодыря, а голубей!"
На нас Серёга гордо цыкал и лез наверх - большой и крепкий,
свистел... ух как свистел Серёга!
А в армию пошёл он сам.
Когда вернулся - только в цинке, то отчим птиц бросал под небо...
Они летали - но недолго. А он бросал, бросал, бросал...
Молчала мать - темно и строго. Мы понимали - прав был отчим,
и поступил он очень мудро: они найдут к Серёге путь.
Мы верили... как верят в бога. Мы их кормили и до ночи
ворон гоняли...
Только утром летал по ветру белый пух.
25. Жил был слон
как видно напоказ развесил уши он.
Иронии судьбы, такой, не знал Рязанов -
порозовеет тут и самый лучший слон.
трубили, как слоны, слоновью славя стать.
Большой специалист профессор А.С. Моськин
вещал, что все слоны любители летать.
Ведь сделаны слоны из мухи дрозофиллы -
генетика слона причудливо-сложна -
над Африкой вовсю летают крокодилы,
так что же говорить о розовых слонах!
Кричали все: "Взлетай! Кружи над Малой Бронной,
ведь ты летать рождён!"... но слон стоял, как сноб...
Не знал никто, что слон был белой той вороной
в отряде перелётных розовых слонов.
Прием
парашютистовпаратуристов завершен. Форма для голосования будет добавлена чуть позже.Бессонница. Голосую в шесть утра. Интересно, когда бессонница - выбор правильный получается?
Голосование закрыто. Кто не успел, тот .. короче, сам знает кто))) Результаты будут позже, но не слишком поздно))