Кубок Графской При©тани - 2024. Третий паратур
По сложившейся традиции наших межпортальных конкурсов во время прохождения КГП проходит и параллельный турнир по тем же темам, что и основные туры.
Тему и задание 3-го тура можно посмотреть здесь.
Конкурс анонимный, просьба до завершения голосования работы под своим именем не публиковать. Работы могут присылать как жители Пристани, так и прохожие "гости столицы", не говоря уже об игроках команд. Члены жюри тоже могут, ибо тоже люди. Почтовый адрес: grafskaya.pristan@mail.ru. Условия два: работа должна быть свежей, написанной специально для текущего тура конкурса и не должна быть в числе участвующих в основном конкурсе.
==================================
Читаем и обсуждаем ниже, а голосует тут:
От 3-х до 15-ти нетленок в шорт, трем из которых можно дать первое место (+1 балл).
до 28.06.24г.
=================================
Список произведений:
1. Потерявшийся ветер
Так случилось: был ветер со мной – озорной, лихой,
с сумасшедшинкой, полной фантазий неугомонных.
Он пропал, будто кот приблудившийся, неродной.
Равнодушное солнце молчит за стеклом оконным.
Говорит мне услужливо память: «Вставай, иди
во вчерашнее, дальнее – в звёздный тягучий омут.
Там бродяга пропавший: он весел, немного дик.
Может, блудный, вернётся, и станет всё по-другому».
Погружаюсь в астрал, уплываю в туманность дней.
Чем гуляку заманивать, чтобы вернуть обратно?
Изумрудит вершина высокой горы, над ней
золотится луна, высветляя свои же пятна.
А вдали, рассекая индиговый небосвод,
распугав Гончих Псов и Пегаса, вовсю горланя,
куролесит мой ветер и вновь за собой зовёт
щупать скалы, моря, поглазеть на цветные страны,
подобрать к неизвестным, чужим городам ключи,
приручить рыже-огненных смелых лисиц закатных.
Так бывало когда-то... а ныне душа молчит,
обессилев от войн, и становится некрылатой.
Как позвать светлый ветер живительных перемен,
находивший язык с человеком и каждым зверем?
...Колбасой не заманишь, а что ещё дать взамен,
чтобы новому миру, как раньше, по-детски, верить?
2. Труба зовёт
Решили называться — Лукоморье
( и даже кот в лоток ходить привык).
Кот Неучёный
Обжился Витязь справно в Лукоморье,
наел живот и корпулентный вид,
в аренду взял торговое подворье,
дела в порядке.
Только кот хандрит.
Кобыла обустроилась нехило:
и сахар, и сенцо несёт народ -
себя буддийской ламой объявила,
живёт не тужит.
Но несчастен кот.
Горыныч за бабло куёт орала
и золота имеет, что песка,
о клиперах штудирует журналы,
купить желает.
У кота тоска.
А жизнь пошла - прекрасней быть не может:
лови мышей, гуляй, задравши хвост,
но кот лежит в углу с прокисшей рожей.
И сдался же ему Калинов мост!
Мечтаю, говорит, о загранице -
о Нави за Смородиной-рекой.
Ему бы подлечиться в психбольнице,
но в Лукоморье нет пока такой.
Совсем чудак испортился, однако,
чего-то стонет про кошачью мать,
что он не беспородная собака,
и предков неприлично забывать.
Никак не убедить - упёрся рогом.
Облез. Поник. Во взоре маета.
И трое собираются в дорогу.
Что наша жизнь? -
Зависит от кота!
3. почему бы не
а почему бы мне снова туда не пойти
я же самый рассудительный из всех буратин
и пять каких-то эре для меня не деньги
пусть он всеми конями готов ни за что лягнуть
вязкий воздух выкашливая на чухну
но меня его стариковский гнев не заденет мыши, то есть — мужья — это наша добыча с тобой.
я же самый рассудительный из всех буратин
и пять каких-то эре для меня не деньги
пусть он всеми конями готов ни за что лягнуть
вязкий воздух выкашливая на чухну
но меня его стариковский гнев не заденет
и дешëвая позолота, что у него внутри
и внезапная морось, от которой дерево не горит
не боюсь, куплю себе тросточку, чтобы
по его мостам небрежно фланируя, фыркнуть - брысь
старый хищный кот, именуемый сфинкс
не раскрутишь меня, не смотри и на зуб не пробуй
зря ко мне потянется ласковый лисий нос
пожалел бы и, может, вернулся, но
этот город мне в любой ипостаси вреден
там косплеит день сырая ночная муть
там решëтка арки как выход в мою тюрьму
там на дне колодца я пропадал, утонув и бредя
4. Memento vivere*
Ну, что сказать? О главном помни, отрок!
Жизнь коротка и безвозвратен миг -
Чего-то про...зевал, по недосмотру,
И шанс упущен - ты уже старик!
Жизнь коротка и безвозвратен миг -
Чего-то про...зевал, по недосмотру,
И шанс упущен - ты уже старик!
Сиди, бухти, кусая ус сердито,
Что не рискнул к соседке лезть в окно,
Когда девчонка, крайне неприкрыто,
Тебе махала снятым кимоно!
Что не рискнул к соседке лезть в окно,
Когда девчонка, крайне неприкрыто,
Тебе махала снятым кимоно!
А Братск? Тайшет? Стальные рельсы БАМа?
Струхнул, когда позвали пацаны?
Теперь жалей, краснеючи от срама,
А парни стали гордостью страны!
Струхнул, когда позвали пацаны?
Теперь жалей, краснеючи от срама,
А парни стали гордостью страны!
И так - во всём! Пока не снимешь путы
Условностей, приличий и стыда,
Не станешь, внук, "приличным баламутом",
Под ноль растратишь юные года.
Условностей, приличий и стыда,
Не станешь, внук, "приличным баламутом",
Под ноль растратишь юные года.
* помни о жизни
5. Письмо
Кот тосковал, писал друзьям из сказок, шипел: "Вы недостойны здесь меня, уеду в глушь - хотя б в Париж - и сразу забуду эти ваши е*еня!" Потом он ждал ответа от шартреза и материл русалку ни за что, а получил - когтями дубу врезал и в буйстве опрокинул свой лоток.
Шартрез писал: "Плевать, что ты сказитель и что медалей до фига во лбу: у нас тут, в Тарасконе, даже в пите - поэты, не чета, - и тех гребут. И правильно, достали словесами, когда, пардон, мердэ во всех углах. Вон, Золушка, обзаведясь весами, в юдоль всех демократий подалась. Ей пофиг, что посыпалось из сказок и кто кого за это наказал. Стоит теперь, красуется повязкой, нацепленной понтово на глаза.
Мы пожинаем каждый, что посеял, не только в строчках, но и между строк: у вас что ни пропойца, то Есенин, у нас что ни газетчик, то Перро.
Забудь и не пиши мне, даже редко: теперь токсичен ты для нас, крутых. Я, кстати, небинарное креведко - лечу валерианой страх воды."
6. Сберечь
Поспите дети, тёплой ночи вам.
Эх, живы будем - не помрём.
Придёт февраль и март, и прочее
за бесконечным январём.
А не сломаемся, так выстоим...
Да, натворили горя мы:
слизнула тьма живое-чистое
с ладони ядерной зимы.
Всё позастыло, что не выжжено.
Людей осталось... ох беда...
На счастье тараканы выжили.
Не рыба-мясо, но еда.
Безгрешны вы покуда малые.
Мы увязали в пустоте.
Вольно́ плясать в угоду дьяволу
на опрокинутом кресте.
Вольно́ мошной да силой мериться,
детей воспитывать во зле:
не прорасти прямому деревцу
на испохабленной земле.
Забыть бы прошлое, да помнится.
И ноша для моих ли плеч?
Поспите. У меня бессонница.
...Я постараюсь вас сберечь.
7. Была
Елена Пална была врачом.
О чём сей сейшен?
Да ни о чём.
Что поимела от трудодня в медицине?
Жалобы преследуют и поныне:
Не так лечила, не тем,
Уходила от злободневных тем,
Не вела беседы по полчаса,
Не умела под дудку больных плясать.
Елена Пална была женой.
Кормила, рожала и ублажала.
Да бог ты мой!
Не дошла до требований Европы.
Посыл однобокий:
«Иди ты в …пу!»
Елена Пална мамашей была.
Тут уж выложилась сполна:
Учёба, кружки, наряды…
Выросли все наяды.
И теперь уже всё не так.
Сам ввязался — и сам дурак!
И вот, достигнув вершины лет,
Жаря под крышкой простой омлет,
Елена Пална силиться вспомнить,
Ничуть не скорбя:
«Когда же жила она для себя?»
Но память, чужих отметин полна,
Своих не показывает ни хрена.
8. Хороший
Зачем ты в корзину швыряешь завтрак
И в злости на кухнe крушишь посуду?
Ты знаешь и сам, что наступит завтра.
Сейчас предскажу тебе то, что будет:
И в злости на кухнe крушишь посуду?
Ты знаешь и сам, что наступит завтра.
Сейчас предскажу тебе то, что будет:
Уйдёшь, хлопнув дверью, ключи оставив
На полке в прихожей - у телефона.
Рассыпав случайно кошачий гравий,
Разбудишь блондина - кота Антона.
На полке в прихожей - у телефона.
Рассыпав случайно кошачий гравий,
Разбудишь блондина - кота Антона.
А я - эсэмэску тебе вдогонку:
"Куда ты умчался? А ну - вернись-ка!
Ты совесть имей - покорми котёнка!
Купи: нам коньяк, а Тошуле - Вискас."
"Куда ты умчался? А ну - вернись-ка!
Ты совесть имей - покорми котёнка!
Купи: нам коньяк, а Тошуле - Вискас."
Вернёшься, конечно. Меня обнимешь,
Котейка прижмётся к тебе, мурлыча.
Дороги сойдутся в знакомом Риме -
Уютном, до боли в груди привычном.
Дороги сойдутся в знакомом Риме -
Уютном, до боли в груди привычном.
...И снова - по кругу, часы мелькают.
Ты - физик, я - лирик, мы спорим часто.
И знаем, что это - любовь такая,
Так выглядит, видимо, наше счастье.
И знаем, что это - любовь такая,
Так выглядит, видимо, наше счастье.
Ты терпкий коньяк наливаешь в sniffter*,
Сгребаешь в охапку кота Антошу.
Я быстро пишу, подбирая рифмы,
И снова выходит, что ты - хороший.
_______________
*Sniffter (англ) - бокал для коньяка, в котором коньяк согревается теплом ладони
Сгребаешь в охапку кота Антошу.
Я быстро пишу, подбирая рифмы,
И снова выходит, что ты - хороший.
_______________
*Sniffter (англ) - бокал для коньяка, в котором коньяк согревается теплом ладони
9. Аутодафе
Октябрь золотоносен, а листопад – к бессоннице.
Ах, плакальщица-осень, пора б и успокоиться!
А я - в окне, как в раме - без слёз гляжу на улицу,
Пластинкой старой память устало в мыслях крутится...
Ах, плакальщица-осень, пора б и успокоиться!
А я - в окне, как в раме - без слёз гляжу на улицу,
Пластинкой старой память устало в мыслях крутится...
Музей своей «Жар-птицы» он создавал так радостно -
Вот я – одна в ста лицах – на фото в разных ракурсах.
Портреты по квартире – на стенах и на тумбочках.
– Не сотвори кумира! – Но я попалась, дурочка.
Вот я – одна в ста лицах – на фото в разных ракурсах.
Портреты по квартире – на стенах и на тумбочках.
– Не сотвори кумира! – Но я попалась, дурочка.
И разливалась нежность всё шире и безбрежнее.
Я в зеркале всё реже себя искала прежнюю -
Счастливая как будто, и всюду я – иконами…
Я в зеркале всё реже себя искала прежнюю -
Счастливая как будто, и всюду я – иконами…
Но вдруг в одну минуту он, ревностью наполненный,
Порвал все «экспонаты» музея злополучного.
В чём фото виноваты? Зачем? Ударил лучше бы!
Потом сжигал, бесстыжий, свои «святыни» смятые.
И до сих пор я вижу себя, огнём объятую...
В чём фото виноваты? Зачем? Ударил лучше бы!
Потом сжигал, бесстыжий, свои «святыни» смятые.
И до сих пор я вижу себя, огнём объятую...
Пластинка заедает,
Как будто память подшофе…
Давно ему чужая -
С момента
А у т о д а ф е.
Как будто память подшофе…
Давно ему чужая -
С момента
А у т о д а ф е.
10. Восточное
Ну, что сказать, мой старый враг - недуг?
Ты в этой схватке одержал победу:
Мечеть покинув, я едва бреду,
Впервые чувств высоких не изведав.
Ты в этой схватке одержал победу:
Мечеть покинув, я едва бреду,
Впервые чувств высоких не изведав.
Я стар, но горд - пощады не прошу:
Ты честно победил и в рамках правил.
Так пусть успех твой воспоёт ашуг!
Надеюсь, что смогу тебя поздравить.
Ты честно победил и в рамках правил.
Так пусть успех твой воспоёт ашуг!
Надеюсь, что смогу тебя поздравить.
А я, в твой звёздный час, закончив путь,
В момент, когда предстану пред Всевышним,
Не стану умолять о чем-то лишнем,
Но попрошу Аллаха:- Не забудь
В момент, когда предстану пред Всевышним,
Не стану умолять о чем-то лишнем,
Но попрошу Аллаха:- Не забудь
Заботой окружить мою жену:
Избавь её от поводов к испугу,
Не оставляй, Творец, её одну
Ни в скорби миг и ни в часы досуга!
Избавь её от поводов к испугу,
Не оставляй, Творец, её одну
Ни в скорби миг и ни в часы досуга!
Себе, Аллах, я места не найду,
А Рай твой Адом будет мне кромешным,
Пока супруга в горе безутешном
Не сможет дальше жить с собой в ладу.
А Рай твой Адом будет мне кромешным,
Пока супруга в горе безутешном
Не сможет дальше жить с собой в ладу.
11. Вэлкам
Утро вечера мудреней,
Бью копытом, а как иначе,
Не гоните, народ, коней,
Чуть полегше со старой клячей.
Каждой твари по паре...фраз -
"Здесь налево и вдоль по борту".
(Боже правый, кого ты спас!)
Повторяю: "Идите к чёрту".
Утро вечера мудреней,
Да под утро не вяжешь лыка.
Фразы те же, но всё длинней,
Час до смены святого лика.
На причале всегда толпа
И к полудню ещё прибудет.
Я одна до того глупа,
Что забыла о главном чуде.
Утро вечера мудреней,
Промурлыкаю вэлкам ту зе
Калифорния, хрен бы с ней,
Ждём отплытия сухогруза.
Если вспомнить о том о сём,
Загибая в уме несмело,
Обязательно всех спасём -
Вдоль по борту и здесь налево.
Утро вечера мудреней,
Час до смены, совсем немного.
"Не гоните, народ, коней".
А вторая - " Ну ради бога".
12. Забальзамированное проклятье
Июнь, сорок первый... Былью,
Проклятием - Тамерлан.
Нефритовый верх открыли,
Легенда была верна.
Живее живых он: запах
Оливковых масел, смол,
Которых не знает запад,
Не помнит восток... Он смог
Вернуться, восстать для бойни.
По тысячам стран и вёрст
Прошёлся хозяин, воин.
Посыл от эмира прост:
"Откроете - вы убили
Себя и своих детей,
Посмели - и стали пылью,
Дождались, настал ваш день".
Уняли, плитой прихлопнув.
Царь заперт, открыть нельзя.
Воронам ужраться плотью -
На Волге был город взят,
В оврагах, степях ковыльных
Костями оставлен враг...
Поверья вновь стали былью,
Ключом от закрытых врат.
Могила. Столица Азий.
Дворец, мавзолей, плита.
Он выпущен! Он ужасен!
Год двадцать второй. Февраль.
________________________
Причинная связь вскрытия склепа Тимура в 1941 году и началом ВОВ неочевидна, повт.вскрытие перезахоронения узбекскими учёными в феврале 2022 года опровергнуто официально, между захоронением останков в 1942- 43 году и освобождением Сталинграда не найдено научно обоснованной причинно-следственной связи, имеются иные версии и мнения не выгодные в т. ч. властям Узбекистана и др.
13. Претит
«Рваный год, как ржавый гвоздь, не забить … только забыть»
И. Циммерман
отрежь лёд-пламень от горячего
забудь его уже, уймись
год – бесполезный рваный мячик
устал от разных антреприз
год-инвалид и жалкий карлик
бюджет эмоций расточил
сожрал весь выделенный трафик
взамен ни сытости, ни сил
сбегу из замкнутого круга
шизофренических обид
сошью несросшееся чудо
на стыке мысленных орбит
встречай жизнь выскочку с приплодом
да! Соскочу с могильных плит!
Забуду это горе скоро.
Претит!
14. Щенячья помощь
В погожий майский день я умерла:
я так слезлива, чувственна, нелепа,
под чик-чирики птичьего сверла
оглохла, обезумела, ослепла.
Дорогой в ад всё-всё запрещено:
остаться, подавиться жалким словом.
Я плачу, плачет май - скулит щенком.
Чуть дальше музицирует беззлобно
за тощим парком старенький мотор -
с грузовика развешивают флаги.
Народ, субботник - радостный декор,
и зелени чуть-чуть, а мне - неладно.
Идем мы со щенком, он майски глуп.
Пусть, наплевать, мне с ним немного легче, -
плохие мысли ловит на лету
беззлобной пастью, что копилка мелочь.
Чуть отдышавшись, бедствую тобой.
Среди прохожих ищет взгляд усердно
твою походку, голос: - Боже мой!
Сошла с ума - "ни с кем" веду беседу.
Мной обделённый, ходишь, спишь и ешь
не там, не с той, не то. Я знаю -
глупо намеренно оставленную вещь
искать, как портмоне, кусая губы.
Перетерплю тебя, как Божью месть,
и перестану плакать большерото.
У всякого глупца дорога есть
и право покурить у эшафота...
Мой господин, вели мне быть с другим,
родить ему, судачить за обедом.
Прошу тебя вакансию слуги
заполни, а меня предай забвенью.
15. помнить нельзя забыть
я чёто ржу над пропастями
ну как тут братцы не пропасть
на сайт с любимыми гостями
зайти да посмеяться всласть
и в срач удариться отважно
а после снова чёторжать
рискуя жахнуть эпотажно
запикав вылезшую мать
воспоминанием привычек
угадывать любимый стиль
косичек спичек и сестричек
во НБС а енто Жиль
прибавить Нике за манеры
да от Вороны скрыться в Тень
"не писать в кружку, пионэры"
сейчас озвучат бюллетень
где Кот проказник и гулёна
у Лукоморья намба ван
добрался всё-таки до трона
но не зазнался ни на грамм
а кто-то плачет удручённо
стихи читая по слогам
мечтая свергнуть Неучёных
грозит мяукнувшим богам
я чёто ржу над пропастями
врубив сигнальные огни
и жду Танюху с новостями
ну кто там лидер не томи
16. Диалог с собственной памятью
У памяти двуличие в чести, не хочет признавать свои ошибки.
Опять идёт по ложному пути, лавируя в прошедшем, словно рыбка.
Уверена, что делает добро, не задевая прошлого, больного.
Но иногда переступить порог запретных тем ей удаётся снова.
А я твержу - забыть, мол, всё хочу. Она лукаво улыбнётся - пробуй.
И выдаст факт, когда такая чушь - любовь из книг - была мечтой особой.
Устав страдать, решаю - всё прощу, и хватит прошлым жить, мозги мозоля.
Она, нахмурясь, как пророк-вещун, напоминает о забытой боли.
Сравнила память с рыбкой. Нет, не так. Точней сказать - тиранопаучиха.
В сетях проблем запутает пустяк, слона из мухи раздувает лихо.
Я вырвусь из мохнатых цепких лап, седую паутину резко сброшу.
И, прекратив бессмысленный разлад, заставлю помнить только о хорошем.
17. Семнадцать мгновений
"У каждого мгновенья свой резон
Свои колокола, своя отметина... ", -
Р. Рождественский
В Берлине пустынно... Так слышала я, милый Штирлиц,
народ выезжает из города в царство панам,
шезлонгов и тёплого моря (байда, ширли-мырли).
Ракеты несутся на Унтер Ден Лиден - война...
Мы снова враги до рейхстага-кремля, из трофеев,
из видимых следствий, неясных и лживых причин:
едва успевают раздать похоронки брифт-фэйге* ,
и нам военкомы приносят - кричи не кричи...
На солнце случаются разные тёмные пятна,
а ты, моё солнце, мой милый забытый недуг,
оставлен в столице для дела (весна, сорок пятый) -
исполнить "диктант" на берлинскую тему "капут".
Исаев, придумай, ловчи. Наши внуки хотели
жить мирно и счастливо, ездить на пляжи в Пхукет.
Так сделай хоть что-то для Мира. Нам семдесят девять -
Семнадцать мгновений той жизнью пожить бы! Привет...
___________________________________
*"Брифт-фэйге" - неправильное произношение немецого слова briefträger - почтальон
18. Безансон
Жизнь приходит засухой и циклоном,
то молчит, то жжёт нецензурной бранью.
Помнишь наши встречи под Безансоном,
где закаты стыли в горшках герани,
где глухие окна врезались в крышу
и глядели в заросли винограда,
где читавший Фрейда портье-мальчишка
ободрял нас добрым лукавым взглядом?
В небе между звёзд прорастал физалис,
в чьей утробе зрела луна большая.
Мы шагали к речке и целовались,
ничего друг другу не обещая.
то молчит, то жжёт нецензурной бранью.
Помнишь наши встречи под Безансоном,
где закаты стыли в горшках герани,
где глухие окна врезались в крышу
и глядели в заросли винограда,
где читавший Фрейда портье-мальчишка
ободрял нас добрым лукавым взглядом?
В небе между звёзд прорастал физалис,
в чьей утробе зрела луна большая.
Мы шагали к речке и целовались,
ничего друг другу не обещая.
Но проснувшись утром, мы понимали —
ни реки, ни тёплого Безансона
просто нет, а рядом такие дали,
что нам Фрейд и звёзды не по сезону.
Ни портье, ни музыки, ни накала,
за окном – заснеженная черешня,
между нами пропасть и одеяло,
да и те лишь в мыслях: благих и грешных.
ни реки, ни тёплого Безансона
просто нет, а рядом такие дали,
что нам Фрейд и звёзды не по сезону.
Ни портье, ни музыки, ни накала,
за окном – заснеженная черешня,
между нами пропасть и одеяло,
да и те лишь в мыслях: благих и грешных.
19. Дед Мороз
Во время бомбёжек мы с мамой прятались в «щёлку».
Так называли тёмный ледяной подвал.
Там пахло сыростью, прокисшими щами, карболкой…
Там даже ночью никто никогда не спал.
Мама шептала: «Не бойся, здесь же уже не страшно».
А когда раздавался зловещий гул самолётов,
Она говорила: «Может быть это наши».
«Давайте играть!» – предложил, вроде из старших, кто-то.
И вот под протяжную трескотню мы что есть мочи: «Везём! Везём!»
А под короткие тарарам громко орём: «Подарки!»
И представляем, как под сплошным огнём
Едет из дальних стран к нам Дед Мороз на танке.
Даже младший трёхлетний Славик больше тогда не плакал.
Мне было семь.
Я в чудеса не верил и точно знал:
Тот Дед Мороз – мой папа.
20. Девятая жизнь
"Хотела любви? Распишись, владей.
Кончай семафорить в ночи: не надо.
С капризами этими нету сладу.
Ох, как же устал я от вас, людей!
Ну что в нём не так? Полноват, плешив,
очки, бородавка, не вышел ростом?
Зато не храпит и готовит сносно,
имеет жилплощадь, свою... Пляши!
Кончай семафорить в ночи: не надо.
С капризами этими нету сладу.
Ох, как же устал я от вас, людей!
Ну что в нём не так? Полноват, плешив,
очки, бородавка, не вышел ростом?
Зато не храпит и готовит сносно,
имеет жилплощадь, свою... Пляши!
Опять не подходит? Что ж, нет так нет.
Стрелу отдавай. И куда теперь я?
Стрелу отдавай. И куда теперь я?
На улице дождь, отсырели перья,
и крылья обвисли. Чайку бы мне..."
и крылья обвисли. Чайку бы мне..."
Сидит и сердито сопит как ёж
над чашкой сервизной с остывшим чаем.
Сырой и нахохленный чрезвычайно,
бубнит еле слышно, не разберёшь.
над чашкой сервизной с остывшим чаем.
Сырой и нахохленный чрезвычайно,
бубнит еле слышно, не разберёшь.
"Девятая жизнь. Поворот судьбы -
и нет ни покоя, ни жизни личной.
Ещё Купидоном каким-то кличут,
а раньше-то Васенькой, помню, был...
и нет ни покоя, ни жизни личной.
Ещё Купидоном каким-то кличут,
а раньше-то Васенькой, помню, был...
Эх!.. Ладно, пора. Но имей в виду -
я скоро ещё раз к тебе зайду."
я скоро ещё раз к тебе зайду."
21. Косплей
Она приходила ко мне только ровно в двеннадцать,
снимала жакет, оставаясь в рoскошном шемиз.
Оставив у двери шевретовые абаркасы,
шла прямо к камину, за ней шлейфом плыл Fleur de Lys.
Потом мы неспешно шампанское пили из флютов,
и таяли мелкие льдинке на тонком стекле.
И нам хорошо было вместе, тепло. Абсолютно
легко и красиво играли мы этот косплей,
С тобой - селадон я, а ты - фамм фаталь. Это чудо,
что встретились мы! И тогда не попали впросак -
я помню в тот вечер мы ели вкуснейшее крудо
из свежей микижи, и блюдо венчал портулак.
Потом каждой ночью - Ламбруско, клубника с креметтой,
полёт сумасшедший до бледности утренних звёзд...
Когда же и как потерять умудрился я это?
И где же искать мне тебя, мой родной алконост?
***
...Мы встретились как-то случайно на маленькой пьяццо,
а может быть где-то на полной людей Плац Пигаль.
Всё было напрасно: я ждал, но ты ровно в двеннадцать
ко мне не пришла. С'est dommage, è un peccato - как жаль…
22. Остров
В горячей сутолоке дней,
в ночах – без дна и края,
на остров памяти моей
всё чаще прибывают
родные, близкие… сквозь мрак
сюда добраться просто.
Я всё придумала здесь так,
чтоб хорошо жилось вам:
да будет вечная весна
в вечнозелёных далях,
цветущий яблоневый сад,
и мама молодая
зовёт к столу.
Под шум и гам,
густому эху вторя,
поёт и ластится к ногам
лавандовое море.
Живые – близкие, друзья,
подумалось об этом:
на остров чей однажды я
сойду. Зимою? Летом?
В шторм или штиль? Неважно всё:
в краях, забвеньем полных,
пусть только ветер принесёт
рефреном:
- помним
помним
23. Яблоневый свет
Господи, в милости Твоей власти чадо мое,
помилуй и спаси его имени Твоего ради...
помилуй и спаси его имени Твоего ради...
Проходит всё, как с белых яблонь дым...
Ты был смешным, мой мальчик, был смешным:
задиристый, улыбчивый, вихрастый,
братающийся с каждым встречным псом.
Я злилась и от блох спасала дом,
а ты таскал мне с чьей-то клумбы астры.
Ты был смешным, мой мальчик, был смешным:
задиристый, улыбчивый, вихрастый,
братающийся с каждым встречным псом.
Я злилась и от блох спасала дом,
а ты таскал мне с чьей-то клумбы астры.
Был так чудесен яблоневый свет –
свидетель наших радостных сует:
– Я скоро! – ты кричал.
А взгляд с хитринкой.
Цветы охапкой рвал уже не мне,
про Шаганэ в подлунной тишине
читал взахлёб катюшам да иринкам.
свидетель наших радостных сует:
– Я скоро! – ты кричал.
А взгляд с хитринкой.
Цветы охапкой рвал уже не мне,
про Шаганэ в подлунной тишине
читал взахлёб катюшам да иринкам.
И разве мир спасёт святой простак?!
Я плакала, ты спорил – ну а как? –
раз Родина сказала, значит, надо.
Я плакала, ты спорил – ну а как? –
раз Родина сказала, значит, надо.
За жизнь – ты убивал. И умирал.
Привычно каждый новый генерал
зачитывал посмертные награды.
И меркло солнце в зареве потерь.
А я ждала – придёшь, откроешь дверь,
запутается свет в твоих ресницах...
И снова белым зацветут сады.
зачитывал посмертные награды.
И меркло солнце в зареве потерь.
А я ждала – придёшь, откроешь дверь,
запутается свет в твоих ресницах...
И снова белым зацветут сады.
...Ты стал седым, мой мальчик, стал седым.
Я научилась верить.
И молиться.
Я научилась верить.
И молиться.
24. Помнить, нельзя забыть
Июньское пекло и запах лип -
нахальный, прелестный, божественный.
Упрямый жужжака цветы корит,
считает тычинки (одна, две, три...),
шмелишко в экстазе басит - охрип.
Соцветья коленками женскими
белеют под солнышком на ветру,
открыто манящие, голые.
Звенят и жужжат сотни алчных губ,
тугих хоботков (налетели вдруг
жуки, мошкара) зов нектара груб:
- Засунь-ка свой хобот по - голову,
По лёгкие плечи блестящих крыл!
Отведай, дрожи, вибрируй и
взлетай. Впопыхах путь забудь, ори
в гнездовье: "Я рай на земле открыл!
Но вот незадача - я путь забыл".
Победа похожа на Пиррову.
И вот в бликах солнца - сама пчела
(нектара по полной достанется).
По солнцу ей карту легко читать,
она всем забывчивым не чета, -
на дождик пчеле от души чихать,
она ли расстанется с памятью?
Гудите шмели в сотню медных труб,
в желаниях мы сотоварищи.
Так выпьем друзья за покорность губ
и нежность цветов нас питающих!
25. Девчонка
Помнится, жила у нас в посёлке девица, не ведая забот. Вкруг неё берёзки да сосёнки каждый день водили хоровод, сказки ей рассказывала сойка, песни пел на ушко соловей. Как девчонку звали – Варька, Зойка? – время стёрло в памяти моей…
Сирота - одели да обули. Но краса - до пояса коса! Из родных была одна бабуля, да и та ушла на небеса. Домик был и лодка у причала. В помощь травы, солнце и ветра. И она жила и не скучала – лесу дочь и озеру сестра.
Мне же эта Валя или Рая нравилась. Лишь только поглядит синим взглядом – сердце замирает, словно выпадает из груди. Позовёт и засмеётся звонко. Я же рядом - только помани. Вот такая странная девчонка занимала мысли все мои.
Помню, клялся в верности когда-то, говорил красивые слова, обнимая Веру или Нату. И от чувств кружилась голова…
Та любовь пришла из ниоткуда. И ушла внезапно в никуда. Только имя - Маша ли, Анюта – мне уже не вспомнить никогда.
26. Я начинаю забывать
Я вычеркнуть из памяти спешу
слова, немые сцены, белый шум —
всё то, что ты по-прежнему не понял.
Я слишком долго не того ждала,
меняя точку зрения угла
своих мифологических агоний.
То рыцарь ты, то странник, то дракон,
но твой огонь из тысяч маяков
вдруг оказался огоньком болотным.
Мне больше оставаться ни к чему —
я не твоя Гвиневра, мон амур.
И ты не из семейства Ланцелотов.
Меняя под тебя свой вкус и взгляд,
я пропустила, как в саду гудят
над розами и над осотом пчёлы,
Я открываю заново мой мир —
без идолов, кумиров, пантомим —
и крашу чёлку.
27. День вчерашний
Я шла через блошиный рынок -
бурчливый, с духом нафталинным,
набитый трикотином и пером.
Вокруг ворочалось, скрипело,
вздыхало делом и без дела,
молчало поделом.
Я шла и головой мотала,
разглядывая слева, справа,
сама ползла по швам.
Но вдруг средь обуви, бокалов,
средь скорбных старческих оскалов
увидела мой нежный, алый…
мой день вчерашний!
А говорят, что не бывает -
расцвёл и тут же умирает!
Едва заметный след от лепестка
накроет суховей воспоминаний -
гербарная тоска.
О, как клешнёй из грубой замши
его ворочала старуха,
пытаясь втиснуть ржавый чайник
меж ним и фикусом печальным!
Почём? – я выдохнула стойко.
та замерла в легавой стойке
держа по ветру чуткий нос.
И понеслось! Путём недлинным,
вздымая вихри нафталина.
Торг состоялся – всё сбылось.
Лечу-парю. Под нежной замшей
у сердца – алый день вчерашний
несу. Так бережно несёт
стекло стекольщик по подъезду,
стишок – романтик бесполезный,
беременная женщина – живот.
И чудятся то звон, то песня,
то медной стрекозы полёт.
28. Шар
Осталась память – значит, всё не зря…
…Ещё пионы выстроены в ряд,
И на скамейке, у куста смороды,
Родные люди мирно говорят.
Ещё все живы, дом ещё не продан…
…Ещё пионы выстроены в ряд,
И на скамейке, у куста смороды,
Родные люди мирно говорят.
Ещё все живы, дом ещё не продан…
Я помню, что дымит янтарный чай.
Дом, словно старец – тëмен, величав.
Незваным гостем муха бьётся в окна.
И кажется, что пол вот-вот, сейчас,
Вдохнёт и под ногой тихонько охнет.
Дом, словно старец – тëмен, величав.
Незваным гостем муха бьётся в окна.
И кажется, что пол вот-вот, сейчас,
Вдохнёт и под ногой тихонько охнет.
И хорошо, что в памяти не крест.
Не боль. Не стыд, который ночью ест.
Там близкие зовут: "Беги скорее,
Смотри на это чудо из чудес,
Воздушный шар над нашим садом реет."
Не боль. Не стыд, который ночью ест.
Там близкие зовут: "Беги скорее,
Смотри на это чудо из чудес,
Воздушный шар над нашим садом реет."
Я помню шар, что он дышал огнём,
И смех в его корзине, а потом
Махали нам, не видят наши лица.
Я помню всё. Я помню и о нём,
Когда от долгой памяти не спится...
И смех в его корзине, а потом
Махали нам, не видят наши лица.
Я помню всё. Я помню и о нём,
Когда от долгой памяти не спится...
29. Забудь!
Теперь тебя
узнать довольно трудно -
Куда девался блеск былой
в глазах,
Светивший мне и в праздники,
и в будни?
Его сменила горечи слеза?
узнать довольно трудно -
Куда девался блеск былой
в глазах,
Светивший мне и в праздники,
и в будни?
Его сменила горечи слеза?
Ты промотал талант,
мечты и славу,
Утратил напрочь
свой волшебный слог...
Как всё же окружающие
правы:
Ты сделал то,
чего другой не смог.
мечты и славу,
Утратил напрочь
свой волшебный слог...
Как всё же окружающие
правы:
Ты сделал то,
чего другой не смог.
Какой ты жалкий,
бывший мой любимый...
Оставь мольбы -
к тебе я не вернусь!
При встрече молча
прошагаю мимо -
Настолько тяжек
в сердце этот груз.
бывший мой любимый...
Оставь мольбы -
к тебе я не вернусь!
При встрече молча
прошагаю мимо -
Настолько тяжек
в сердце этот груз.
Забудь меня
и я тебя забуду!
Сожгу в костре
годов счастливых клок.
И пусть дальнейший
путь мой будет труден,
Не рви мне сердце!
Не звони, дружок..
и я тебя забуду!
Сожгу в костре
годов счастливых клок.
И пусть дальнейший
путь мой будет труден,
Не рви мне сердце!
Не звони, дружок..
30. Кошачье
Ночь гуляет по крышам ничейным котом.
Однотипны дома - проектировал бездарь.
Дуру-скрипку подмышку, дела на потом.
Фонари караулят подходы к подъездам.
Огонёк сигареты и дым в облака -
ночь гуляет по крышам, не помня рассвета.
Непонятное Где-то с угрюмым Никак
сдали в кассу до станции Встреча билеты...
Однотипны дома - проектировал бездарь.
Дуру-скрипку подмышку, дела на потом.
Фонари караулят подходы к подъездам.
Огонёк сигареты и дым в облака -
ночь гуляет по крышам, не помня рассвета.
Непонятное Где-то с угрюмым Никак
сдали в кассу до станции Встреча билеты...
Я гуляю по крышам на пару с котом.
Кот не помнит, что люди бывают жестоки.
Он мурлычет о чем-то, что будет потом,
что, наверное, будет когда-то потом,
и в разломе асфальта затеплится тонкий
стебелёк-недотрога...
Кот не помнит, что люди бывают жестоки.
Он мурлычет о чем-то, что будет потом,
что, наверное, будет когда-то потом,
и в разломе асфальта затеплится тонкий
стебелёк-недотрога...
... ты вспомнишь дорогу.
31. не забыть никогда никому…
У меня за плечами штук восемь котовских жизней
и немеряный опыт в вопросах большой любви.
Я тебя (без оплаты, задаром, почти бескорыстно)
научу, как мышей, воробьёв и мужей убежавших ловить.
Не беги, не рыдай, не ори и не плюйся вдогонку,
сделай морду (лицо) безмятежным, поешь чё-нибудь,
потянись и скажи: «Да и хрен с ним!» (спокойно, негромко),
и коту подмигни (кстати — и покормить не забудь!)
Пусть беспечная мышь (муж и прочие божии твари)
облегчённо вздохнут, мол «Ура! Обошлось без кровей!»
Только мы-то с тобой будем знать, что позднее удавим
всех мышей, воробьёв и в туман убежавших мужей.
Затаимся на время, но будем держать на прицеле,
иногда проявляясь в сюжетах лирических снов —
память так виртуозно стреляет свинцовой шрапнелью
по удравшим мужьям — Бах! — и он возвратиться готов.
И тогда, мы с тобой, неожиданно выскочим — Оба!
(«оба» — в смысле чис-ли-тель-но-го и нежданного «Ой!»),
ибо нас не забыть никогда никому! И, со слов гороскопа,
32. Летние каникулы
На стене – отрывной календарь на забытый год
и ковёр с чередой вечнозелёных гор,
где младую черкешенку тащит куда-то дикий
чёрный всадник, небритый, с красивым и злым лицом –
идеальный пример, как легко отличать подлецов
от хороших мальчиков, дарящих торт и гвоздики.
и ковёр с чередой вечнозелёных гор,
где младую черкешенку тащит куда-то дикий
чёрный всадник, небритый, с красивым и злым лицом –
идеальный пример, как легко отличать подлецов
от хороших мальчиков, дарящих торт и гвоздики.
Дикаря бесполезно учить и любить – беда,
надо быть сильней и смеяться над ним, когда
тёмный взгляд и тянет и бесит тебя до дрожи.
Ненавижу манеру всё превращать в игру,
ненавижу наглый прищур и девиц вокруг –
пропади ты пропадом, столько вокруг хороших!
надо быть сильней и смеяться над ним, когда
тёмный взгляд и тянет и бесит тебя до дрожи.
Ненавижу манеру всё превращать в игру,
ненавижу наглый прищур и девиц вокруг –
пропади ты пропадом, столько вокруг хороших!
Иногда доносятся вести издалека –
куролесит где-то бессовестный злой дикарь,
покоряет черкешенок в разных далёких странах.
Не уходит, подлец, из памяти столько лет.
А хорошие мальчики тихо лежат в земле,
или пропали в другой, обетованной.
куролесит где-то бессовестный злой дикарь,
покоряет черкешенок в разных далёких странах.
Не уходит, подлец, из памяти столько лет.
А хорошие мальчики тихо лежат в земле,
или пропали в другой, обетованной.
33. Забыть нельзя помнить
Среди ночи встаю от фантомных раскатов храпа.
Поднимаю стульчак — ностальгия за столько лет!
Муське горкой носки — пусть играет — бросаю на пол.
И сама себя громко встречаю: «Ты дома, Лен?»
Дома тихо. В ответ — ни гу-гу. Ну какие Лены?
Лена сгинула в вихре истерик, спалив мосты.
Ей достались вот: Муська и образ твой — незабвенный.
А кому-то — и бизнес, и дом, и «шикарный» ты.
Пусть хозяйка грозит, что прогонит на пару с кошкой.
Выключаю над стылой кроватью, вздыхая, бра —
Мне без Муськи никак, понимаешь,
Ведь кто-то должен
В душе в душу смотреть
И, стыдливо надувшись, сра…
34. Вспомнилось
Сначала настала ветренность,
качели стало качать.
Берёзы взрастали медленно,
неразличимо очам.
качели стало качать.
Берёзы взрастали медленно,
неразличимо очам.
Папенька много курили,
потом прискакал вестовой
в мундире, страхе и пыли,
и с картой трёхверстовой.
потом прискакал вестовой
в мундире, страхе и пыли,
и с картой трёхверстовой.
Кутузов писал Барклаю,
француз плясал на Москву,
а дядя девку Аглаю
за лень склонял по родству.
француз плясал на Москву,
а дядя девку Аглаю
за лень склонял по родству.
Ни стона уже, ни звука,
безмолвно душа горит.
А Пьер мой теперь без уха –
жених, герой, инвалид.
безмолвно душа горит.
А Пьер мой теперь без уха –
жених, герой, инвалид.
Так то ж за царя, за веру! –
утешилась, голося.
Нашла бутылку мадеры
и вот уж пьяная вся.
утешилась, голося.
Нашла бутылку мадеры
и вот уж пьяная вся.
Повсюду то дым, то огненность,
сплетено да расплетено...
сплетено да расплетено...
Вот что Наташе вспомнилось
из поэмы "Бородино".
из поэмы "Бородино".
35. Мумиары
В мумидоме мумимама муменя целует на ночь,
Мумалиновое солнце в мублака ложится спать,
Скоро мумолочный месяц из муманного тумана,
Выйдет с ножиком, забрызгав, мумизвездами кровать.
Муми-папа пишет книжки — муми-мяо-мемуары
Про таинственные вещи в муми-доловых краях.
Муми-мама любит папу, нет на свете крепче пары…
Я сестренку обнимаю: «Мелкий, мы с тобой — семья.
Пусть в приюте не до сказок, мумидом — пока что в планах,
Но зато мы снова вместе. Отдадут — опять сбежим.
Мумолочный мимомесяц по щекам размазал манну.
В немультяшном неуюте — недосказочная жизнь.
Он за годы боль обиды позабудет непременно —
Дорогой психолог в детских муми-травмах знает толк.
Мумидолямемуары пожилого бизнесмена.
Мумитроллевое детство. Первый том.
36. Трудности перевода
Ты обманул, отчалив по-английски,
Но вряд ли счастлив где-то вдалеке.
Я приняла разлуку к сердцу близко
И поклялась на тайном языке:
"Долживый длинь кты вечнешь возжедало!
Вя внелубнусь ниткем и нигоду"
Ты помнишь лета бурное начало?
Каскады туч в сиреневом цвету,
День, что дрожал от молний и раскатов,
Но пробуждал романтику легко,
А ты трепал на строки и цитаты
Потёртый том есенинских стихов.
Ты обманул, но наступает вечер
И возникает в четырех стенах
Долживый длинь - стогрёзно бесконечный
В стихах и грозах, памяти и снах.
Вя внелубнусь опять, но постоянно
Пишу тебе в сиреневой тоске
Шальные письма на ином и странном,
Почти что иностранном, языке:
"Долживый длинь кты вечнешь возжедало!
Вя внелубнусь ниткем и нигоду!"
Кты вечнешь зря, таиться я устала,
Ты возвращайся – всё переведу.
37. древнегрецкое летнее
эм-че-эс-ки тренькают:
так-то солнце, жара, июнь,
но борей порывами –
до восьми сократов в цикуту.
оракул обвешан феньками,
измождён интервью:
"принесли дары вы мне?
дитенах, говорить не буду".
так-то солнце, жара, июнь,
но борей порывами –
до восьми сократов в цикуту.
оракул обвешан феньками,
измождён интервью:
"принесли дары вы мне?
дитенах, говорить не буду".
наконец-то лето... лета, река забвенья.
муж истязает служанку стихотворенью.
стихотворень не кончается,
а служанка качается
по случаю жаркого афинского времени.
того гляди забеременеет.
муж истязает служанку стихотворенью.
стихотворень не кончается,
а служанка качается
по случаю жаркого афинского времени.
того гляди забеременеет.
на безрыбье сирена портовая – афродита.
выпьет амфору-две, а потом родит вам
не ахилла – так бенни хилла,
не гектора – так гэ лектера.
выпьет амфору-две, а потом родит вам
не ахилла – так бенни хилла,
не гектора – так гэ лектера.
где один говорит "я папа" – смеются трое.
свадьбу катала пьяная птица-троя,
и муж был пьян-с... или янус?
да был ли муж-то?
сейчас и не вспомню,
а завтра вапще забуду
(мало ли я выходила за дураков?)
свадьбу катала пьяная птица-троя,
и муж был пьян-с... или янус?
да был ли муж-то?
сейчас и не вспомню,
а завтра вапще забуду
(мало ли я выходила за дураков?)
и всё это патамушта
лета
сию минуту
выходит из берегов…
сию минуту
выходит из берегов…
38. Не мое
Обнимаешь - каменею,
надышаться не могу.
Травы в поле зеленее
небо выше, солнце злее,
и про завтра - ни гу-гу.
Между нами ночи, ночи,
и чужие имена,
Между нами поезд-прочерк.
Ставишь точку, ставлю точку,
запятая не нужна.
Что ты ноешь, дождь-зануда?
Лето, сопли вытирай!
Можно я уже не буду
верить в чудо, видеть чудо?
Безнадежная игра.
Мне б дорогу поровнее,
мне б поменьше воронья.
Небо хмурится, темнеет.
Обнимаешь - каменею.
Любишь?
Любишь...
Не меня.
надышаться не могу.
Травы в поле зеленее
небо выше, солнце злее,
и про завтра - ни гу-гу.
Между нами ночи, ночи,
и чужие имена,
Между нами поезд-прочерк.
Ставишь точку, ставлю точку,
запятая не нужна.
Что ты ноешь, дождь-зануда?
Лето, сопли вытирай!
Можно я уже не буду
верить в чудо, видеть чудо?
Безнадежная игра.
Мне б дорогу поровнее,
мне б поменьше воронья.
Небо хмурится, темнеет.
Обнимаешь - каменею.
Любишь?
Любишь...
Не меня.
39. Не помнить
эмоцию декаданса
сводила на нет сырость
сводила на нет серость
сводила на нет пошлость
и дождь бормотал стансы
и в стансах росли дыры
с невидимым в них прошлым
с такой тишиной нервной
там ева была первой
с её непростой кармой
с тяжёлой своей карой
с искусом среди веток
она забралась в клетку
ей чудилась здесь клетка –
толпа ее яйцеклеток
не просто толпа - глыба –
не то чтобы их выбор –
устроила масс-выброс
на самый пустой берег
где бестолку в шанс верить
где некому SOS крикнуть
где дохнет в песке рыба
отчаянно так дохнет
без всхлипа без даже вздоха
беззвучно почти не корчась
как будто бы раз - порча
ненужный не в масть нерест
потеря и не потеря
всё плыло вокруг плыло
ей было себя жалко
и их было так жалко
и жалко внутри ныло
ну сколько их там осталось
почти что детей - стайка?
какая-то горсть - лишних
и рухнула вниз крышка
и капли текли по лаку
и сырость мешала плакать
и падали сверху комья
не думать
не помнить
не помнить
40. Непогодное
Дни в корзинке шелухой нелуковой -
пересыпь в костёр и не жалей.
Ну какими выдохами-звуками
рассказать о нежности моей?
Ну какими песнями-напевами
рассказать про жизни "пополам"?
Над окном висит луна неспелая,
чтоб смотреть я на тебя могла.
Ноет сердце, мелкая безделица,
бьётся, рвётся - вроде ни о ком...
Помню, знаю - не на что надеяться,
но смотрю, и дышится легко.
Будет утро и разлука цепкая
по лицу руками проведёт.
Нам года посчитаны с наценками -
я в начале, ты наоборот.
Между нами сто дорог нехоженых,
между нами сто необщих дат.
Я могла бы быть с тобой, хороший мой,
я могла б, но ты отводишь взгляд...
пересыпь в костёр и не жалей.
Ну какими выдохами-звуками
рассказать о нежности моей?
Ну какими песнями-напевами
рассказать про жизни "пополам"?
Над окном висит луна неспелая,
чтоб смотреть я на тебя могла.
Ноет сердце, мелкая безделица,
бьётся, рвётся - вроде ни о ком...
Помню, знаю - не на что надеяться,
но смотрю, и дышится легко.
Будет утро и разлука цепкая
по лицу руками проведёт.
Нам года посчитаны с наценками -
я в начале, ты наоборот.
Между нами сто дорог нехоженых,
между нами сто необщих дат.
Я могла бы быть с тобой, хороший мой,
я могла б, но ты отводишь взгляд...
Догорают шелухой нелуковой
дни в осеннем, медленном огне.
Ну какими выдохами-звуками
рассказать, как непогодно мне?
дни в осеннем, медленном огне.
Ну какими выдохами-звуками
рассказать, как непогодно мне?
41. Словно сон
Словно сон — непрекращающийся, мглистый
После тёплого весеннего вчера:
Подорожники отращивают листья —
Что поделать, если в мире больше ран.
То ли ветром, то ли мороком влекомый,
Лес качается, как пляшущий шаман —
Не справляются старательные корни
Все провалы и ожоги зашивать.
Добросовестная память без истерик
Крутит фильмы про любить и умирать.
Вспоминают ли деревья о потерях,
О безжалостных ножах и топорах?
Что там дальше — не видать в тумане белом,
Кто шагает — в одиночку ли, толпа?
Где-то пенье еле слышно а capella:
Просыпайся, просыпайся, просыпа...
42. За гранью
Срываются на волю, зло и дико
Межстрочия – в них всё, что не расскажешь.
И ёжатся слова в комок бумажный,
От ужаса неслышимого крика.
А солнце продолжает рыже липнуть,
С восторгом лижет встречных по щенячьи.
И караваны тянутся на дачи,
К Берёзам, соснам, яблоням и липам.
Гуляет долгожданная суббота
По улицам, дворам, по тротуарам…
Напудрив город золотом загара,
Впускает в окна сладкую зевоту.
Мираж исчез в клубах свинцовой дымки,
Испуганный случайным отголоском:
«Вчера весь континент взлетел на воздух».
И повторяясь, мир чернеет плоско
Заезженной виниловой пластинкой -
«Освобождён экс-Президент Гвинеи,
Растут на рынке цены на пшеницу…»
Но пустота вокруг кидает в лица:
«Вы все уже убиты на войне». И
Тишина.
Срываются на волю, зло и дико
Межстрочия – в них всё, что не расскажешь.
И ёжатся слова в комок бумажный,
От ужаса неслышимого крика.
А солнце продолжает рыже липнуть,
С восторгом лижет встречных по щенячьи.
И караваны тянутся на дачи,
К Берёзам, соснам, яблоням и липам.
Гуляет долгожданная суббота
По улицам, дворам, по тротуарам…
Напудрив город золотом загара,
Впускает в окна сладкую зевоту.
Мираж исчез в клубах свинцовой дымки,
Испуганный случайным отголоском:
«Вчера весь континент взлетел на воздух».
И повторяясь, мир чернеет плоско
Заезженной виниловой пластинкой -
«Освобождён экс-Президент Гвинеи,
Растут на рынке цены на пшеницу…»
Но пустота вокруг кидает в лица:
«Вы все уже убиты на войне». И
Тишина.
43. Гвоздь программы
Кому-то подавай любовь и розы,
А Стале, лучшей птичнице в селе,
Милее были праздники в колхозе —
Почти как с голодухи белый хлеб.
На первых звуках «Ой, цветёт калина...»
Галдящий дом культуры затихал,
Так пела невысокая Сталина —
Гармошка забывала про меха.
Не помня о хозяйственных заботах,
Казалось, не дышал колхозный зал,
Когда, не знавший грамотности нотной,
Им голос пел про чёрные глаза.
Взлетать и разливаться в каждой песне
(Но тсс… о том не ведал сам райком),
Сталине помогал нательный крестик
Под платьем с лакированным значком.
И «Мой костёр», подобно звездопаду,
Невидимыми искрами мелькал.
Что утром отводить корову в стадо —
Об этом ей не думалось пока.
В любом концерте Сталя — гвоздь программы, —
Селяне вспоминают сквозь года.
А ты иди, учи лады и гаммы,
А то без фонограммы никуда.
44. Волчица
Сказал, указав мне на лес: «Отпускаю, беги!».
Вкусившая сладость, неведомой прежде, отравы,
Готовая есть благодарно с хозяйской руки,
Кусала от злости ни в чём неповинные травы,
Боясь обернуться и сжечь его взглядом дотла.
Он мне говорил, что нельзя никому доверять.
Дождёшься удара ножом или выстрела в спину.
Мне всё ещё больно и всё еще действует яд,
Но сердце, что раньше пылало, успело остынуть
И больше не жаждет ни ласки его, ни тепла.
Забуду и голос, и запах, сводивший с ума,
Забуду, что он меня спас из объятий капкана.
Пусть выше столетних деревьев обиды стена,
Неспешное время залижет душевные раны
И смолкнет бряцание звеньев незримой цепи.
Мелькнёт словно молния образ в бездонном зрачке:
Ему никогда позабыть обо мне не позволит
Уродливый шрам от укуса на левой руке.
А сердце моё среди ночи зайдётся от боли
И я побегу через сон по бескрайней степи.
45. Я укутана шалью из счастья
Снова радугой после дождя улыбается вечер,
мотыльками мечты устремляются в разные стороны.
Воробьиное счастье полощется в лужах беспечно.
Время дремлет на кронах деревьев задумчивым вороном,
боль смягчив от потерь. Ведь потери нужны для чего-то,
или были нужны в ту минуту, в тот миг? Не уверена.
Жизнь, она чередует порывы, хандру и пустоты...
Не хочу раньше срока узнать, что судьбой мне отмерено.
мотыльками мечты устремляются в разные стороны.
Воробьиное счастье полощется в лужах беспечно.
Время дремлет на кронах деревьев задумчивым вороном,
боль смягчив от потерь. Ведь потери нужны для чего-то,
или были нужны в ту минуту, в тот миг? Не уверена.
Жизнь, она чередует порывы, хандру и пустоты...
Не хочу раньше срока узнать, что судьбой мне отмерено.
Пусть ночной уголёк из усталости, мыслей и страхов
тихо тлеет внутри до утра, не пеняя на прошлое,
а букет ожиданий хранит удивительный запах,
возвращая подчас ненадолго не только хорошее.
тихо тлеет внутри до утра, не пеняя на прошлое,
а букет ожиданий хранит удивительный запах,
возвращая подчас ненадолго не только хорошее.
Будни однообразны, с друзьями встречаюсь нечасто:
посиделки душевней, за чаем беседы неспешнее...
Но не сетую зря, я укутана шалью из счастья –
навещают внучата меня после школы по-прежнему.
посиделки душевней, за чаем беседы неспешнее...
Но не сетую зря, я укутана шалью из счастья –
навещают внучата меня после школы по-прежнему.
46. Бесценный экспонат
Есть в нашем ностальгическом музее
Поистине бесценный экспонат,
Он памятью так нежно душу греет —
И мне, и всем, кому за пятьдесят.
Wi-Fi, девайсы, лазер, нейросети,
Смартфон как продолжение руки —
Прогресс несётся вихрем по планете!
Нo «старички», как прежде, нам близки.
«Товарищ» сей почти универсален.
Его не заменить ничем, никем:
Он скатерть — и в купе, и на вoкзале,
И на пеньке на летнем пикничке.
Он в зной вам — веер, а в ремонт — пилотка,
Обложка — книжке, семечкам — кулёк.
Он был до мелочей продуман чётко —
В сортире послужить вам тоже мог.
В сортире послужить вам тоже мог.
Для наc ведь это чудо и сегодня —
«Горючее» для печки и костра.
И мухобойка, чтобы жить спокойно
Нам не мешала в доме мошкара.
Пусть век пройдёт, но никакие силы
К газетке нежность в сердце не сотрут!
И да!.. Её читать ведь можно было —
«Известия», «Вечёрку», «Правду», «Труд».
47. Как повезёт
Как вспомню, так вздрогну и мелко дрожу до рассвета.
По сморщенной коже мурашки стадами бегут.
Рассказ про дорогу, где путник чихал на кюветы,
Бесстрастно итожит забористый «гитлер-капут».
Да как же так вышло? Ведь были и мы рысаками,
По главным дорогам копытами резво пыля.
А нынче ты бывший, и ставший овцой, Мураками,
Упёршийся рогом образчик крутого нуля.
Ты был на коне, со щитом и немножко с приветом.
И звезды хватал, обжигаясь, с высоких небес.
По чьей же вине пешеходишь теперь, и при этом
Уже без хвоста и рогов внутрирёберный бес?
И скоро на сцене задерганный занавес рухнет,
Бездарной сатире дадут от ворот поворот.
Без тени сомнений скопытишься - прямо на кухне…
А то и в сортире. Ведь тут уже - как повезёт.
48. Помнить нельзя позабыть
Мир, как река, разделил настоящее с прошлым!
И чем шире разлив, тем туман у забвенья плотней.
Исчезает вдали зыбкой вязью кружащей пороши
Рис изгрызенных лет...
Тонет...
в ониксе вод –
в полынье.
И чем шире разлив, тем туман у забвенья плотней.
Исчезает вдали зыбкой вязью кружащей пороши
Рис изгрызенных лет...
Тонет...
в ониксе вод –
в полынье.
А в полынной степи, полыхая тревогой, рассветы
Затмевают оставленный берег своею красой.
Заметеленный край затерялся за волнами Леты,
За засохшей травой –
Сухостоем...
с замёрзшей росой.
Затмевают оставленный берег своею красой.
Заметеленный край затерялся за волнами Леты,
За засохшей травой –
Сухостоем...
с замёрзшей росой.
Замерев, замиряться ли с памятью прошлого были?
Примеряюсь, как школьник, решая, как следует быть:
Расставлять запятые, казня или милуя выи –
Головняк выражения
«помнить(,) нельзя(,) позабыть»...
Примеряюсь, как школьник, решая, как следует быть:
Расставлять запятые, казня или милуя выи –
Головняк выражения
«помнить(,) нельзя(,) позабыть»...
49. Оптимистическое
"Руководство... стран затягивает в воронку войны...
Столкновение перерастёт в обмен ядерными ударами...,
К. В. Сивков член АВН , доктор военных наук
Столкновение перерастёт в обмен ядерными ударами...,
К. В. Сивков член АВН , доктор военных наук
Слабый ветер, щадя, подвернул под меня плащпалатку.
- Спать пора, - прошептал и свернулся в стволе ПэПэШа.
(Не беда, что - старьё) всё забрав из разбитого склада,
я ушёл по фонящим развалинам в лес, неспеша.
- Спать пора, - прошептал и свернулся в стволе ПэПэШа.
(Не беда, что - старьё) всё забрав из разбитого склада,
я ушёл по фонящим развалинам в лес, неспеша.
Под утратившей хвою, как сбритые волосы, ёлкой
на ночлег встал, запил горсть таблеток шипучей водой.
- Лучевую болезнь вряд ли - вылечить краденым йодом
с казеином, но ты не умрёшь, - организм молодой.
на ночлег встал, запил горсть таблеток шипучей водой.
- Лучевую болезнь вряд ли - вылечить краденым йодом
с казеином, но ты не умрёшь, - организм молодой.
Так сказал мне отец. Для того интонацию строже,
чем обычно извлёк зз сожжённого мокрого рта,
и закашлялся, сплюнул остатки обугленной кожи...
- Слышу бой вдалеке, бьёт - как будто бы наша "арта".
чем обычно извлёк зз сожжённого мокрого рта,
и закашлялся, сплюнул остатки обугленной кожи...
- Слышу бой вдалеке, бьёт - как будто бы наша "арта".
Он отправил меня поутру по росе на разведку,
пачку соли, тушёнку, мешок, полторашку воды
мне отдал. Я вернулся. Зарыл тело... Рядом. На ветке.
Примостилась ворона , теперешний друг, поводырь.
пачку соли, тушёнку, мешок, полторашку воды
мне отдал. Я вернулся. Зарыл тело... Рядом. На ветке.
Примостилась ворона , теперешний друг, поводырь.
Мне и ей половинку искать, отогреть не сдаваться,
на краю Ойкумены потом жить семьёй без затей.
Дом срубить, охранять, сеять просо, прясть лён - может статься. ..
Нарожать кучу птиц и здоровых счастливых детей.
на краю Ойкумены потом жить семьёй без затей.
Дом срубить, охранять, сеять просо, прясть лён - может статься. ..
Нарожать кучу птиц и здоровых счастливых детей.
50. Памятное
Я помню ночи, бывшие всего лишь темнотой,
Я помню дни без времени и значимых событий…
Л. Арагон. Неоконченный роман
Я помню дни без времени и значимых событий…
Л. Арагон. Неоконченный роман
Я помню голоса, сходящие на нет
В простуженном метро на фоне хмурой рани,
И серое пальто, и запах сигарет,
Себя - как во хмелю, а может быть, в тумане.
В простуженном метро на фоне хмурой рани,
И серое пальто, и запах сигарет,
Себя - как во хмелю, а может быть, в тумане.
Закрытых ставней цвет – зеленый, словно змей,
Пивной бокал в руке постскриптумом прогулки,
Каминный зимний свет – мой зрительный елей,
И шелест книжных глав, и сердца отклик гулкий.
Пивной бокал в руке постскриптумом прогулки,
Каминный зимний свет – мой зрительный елей,
И шелест книжных глав, и сердца отклик гулкий.
Слепящий блеск песков, горячих и больших,
И ветреных небес нахмуренные пляски,
И смех под шум дождя - спросонья, от души,
И зеркалу кивок без грусти и опаски.
И ветреных небес нахмуренные пляски,
И смех под шум дождя - спросонья, от души,
И зеркалу кивок без грусти и опаски.
«С любовью из Москвы», «Парижское бонжур» -
Почтовые клише, потерянные нити.
Воспоминаний жмых, что несколько пожух -
Остаточный продукт эмоций и событий.
Почтовые клише, потерянные нити.
Воспоминаний жмых, что несколько пожух -
Остаточный продукт эмоций и событий.
И старенький мотив, заложник перемен,
Летящий изнутри – естественно, наружу.
Фантомных болей груз несет в себе рефрен,
И памяти фонтан потерями запружен.
Летящий изнутри – естественно, наружу.
Фантомных болей груз несет в себе рефрен,
И памяти фонтан потерями запружен.
Летучие слова, сводившие с ума,
Торжественная чушь забытых обещаний...
Что явь здесь, а что сон – не знаю и сама,
Зато реальна боль, сокрытая в обмане.
Торжественная чушь забытых обещаний...
Что явь здесь, а что сон – не знаю и сама,
Зато реальна боль, сокрытая в обмане.
51. Время вышло
Наш кружок по интересам
опечатан за долги.
За плечами воют бесы…
Время есть еще, беги!
опечатан за долги.
За плечами воют бесы…
Время есть еще, беги!
Ты слепой канатоходец
между завтра и вчера.
Неба вычерпан колодец,
лишь на донце два ведра -
чтоб напиться перед смертью
да от крови крест отмыть.
В этой гиблой круговерти
Существуем только мы.
Я тебя собой укрою,
отогрею, отмолю.
Продаёт страна героев -
два десятка по рублю...
Нет, остался кто-то вроде -
слышишь звон колоколов?
Шаг, другой - и на свободе.
Боль уходит, страх уходит,
и светло, светло, светло...
между завтра и вчера.
Неба вычерпан колодец,
лишь на донце два ведра -
чтоб напиться перед смертью
да от крови крест отмыть.
В этой гиблой круговерти
Существуем только мы.
Я тебя собой укрою,
отогрею, отмолю.
Продаёт страна героев -
два десятка по рублю...
Нет, остался кто-то вроде -
слышишь звон колоколов?
Шаг, другой - и на свободе.
Боль уходит, страх уходит,
и светло, светло, светло...
Наш кружок по интересам
опечатан за долги.
Спорят ангелы и бесы…
Что мне ангелы да бесы?
Время вышло, ты погиб.
опечатан за долги.
Спорят ангелы и бесы…
Что мне ангелы да бесы?
Время вышло, ты погиб.
==================================
Читаем и обсуждаем здесь, а голосует тут:
От 3-х до 15-ти нетленок в шорт, трем из которых можно дать первое место (+1 балл).
до 28.06.24г.
=================================
Оценок пока нет
Свидетельство о публикации №:
16029
Рубрика:
…Ещё пионы выстроены в ряд,
И на скамейке, у куста смороды,
Родные люди мирно говорят.
Ещё все живы, дом ещё не продан…
Дом, словно старец – тëмен, величав.
Незваным гостем муха бьётся в окна.
И кажется, что пол вот-вот, сейчас,
Вдохнёт и под ногой тихонько охнет.
Не боль. Не стыд, который ночью ест.
Там близкие зовут: "Беги скорее,
Смотри на это чудо из чудес,
Воздушный шар над нашим садом реет."
И смех в его корзине, а потом
Махали нам, не видят наши лица.
Я помню всё. Я помню и о нём,
Когда от долгой памяти не спится...
Технично написано. Интересное содержание. Должно бы трогать, но меня, почему-то не тронуло.
узнать довольно трудно -
Куда девался блеск былой
в глазах,
Светивший мне и в праздники,
и в будни?
Его сменила горечи слеза?
мечты и славу,
Утратил напрочь
свой волшебный слог...
Как всё же окружающие
правы:
Ты сделал то,
чего другой не смог.
бывший мой любимый...
Оставь мольбы -
к тебе я не вернусь!
При встрече молча
прошагаю мимо -
Настолько тяжек
в сердце этот груз.
и я тебя забуду!
Сожгу в костре
годов счастливых клок.
И пусть дальнейший
путь мой будет труден,
Не рви мне сердце!
Не звони, дружок..
В этом паратуре рулят коты и девочковые стихотворения.
Ещё одно девочковое. Симпатичное.
Чувствуется, что у девушки опыта поэтического мало, но она перспективная!
Однотипны дома - проектировал бездарь.
Дуру-скрипку подмышку, дела на потом.
Фонари караулят подходы к подъездам.
Огонёк сигареты и дым в облака -
ночь гуляет по крышам, не помня рассвета.
Непонятное Где-то с угрюмым Никак
сдали в кассу до станции Встреча билеты...
Кот не помнит, что люди бывают жестоки.
Он мурлычет о чем-то, что будет потом,
что, наверное, будет когда-то потом,
и в разломе асфальта затеплится тонкий
стебелёк-недотрога...
Красивое.
Строчка: "кот не помнит, что люди бывают жестоки", нмв, - лучшая в стихотворении. Вот она и цепляет.
Остальное - да, красиво.
мыши, то есть — мужья — это наша добыча с тобой.Классное!
Опять котики. Кошачий паратур!
А почему восемь жизней не кошачьих, а котовских? Мне вот сразу перед глазами встал, как живой, товарищ Григорий Котовский.
32. Летние каникулы
и ковёр с чередой вечнозелёных гор,
где младую черкешенку тащит куда-то дикий
чёрный всадник, небритый, с красивым и злым лицом –
идеальный пример, как легко отличать подлецов
от хороших мальчиков, дарящих торт и гвоздики.
надо быть сильней и смеяться над ним, когда
тёмный взгляд и тянет и бесит тебя до дрожи.
Ненавижу манеру всё превращать в игру,
ненавижу наглый прищур и девиц вокруг –
пропади ты пропадом, столько вокруг хороших!
куролесит где-то бессовестный злой дикарь,
покоряет черкешенок в разных далёких странах.
Не уходит, подлец, из памяти столько лет.
А хорошие мальчики тихо лежат в земле,
или пропали в другой, обетованной.
Эх, как ни крути, а любят женщины восточных мужчин с красивыми небритый лицами.
И тех, у кого есть доступ в землю обетованную, тоже любят, но там - другой интерес.
Жаль хороших мальчиков , искренне жаль.
Интересное стихотворение. С двойным дном.
О, опять котики. Как же их много в этом паратуре!
ЛГ квартиру снимает? Повезло ей с хозяйкой, обычно с животным, вообще, и не пускают. :)
Что-то не то, кмк, в середине стихотворения. Кто такая Лена? Сама ЛГ? И почему эта Лена сгинула, сожгла мосты? А кто остался тогда? Не Лена? На мой взгляд, тут автор немного недокрутил.
Концовка не понравилась - нельзя так грубо о котиках! Котики - наше всё!
качели стало качать.
Берёзы взрастали медленно,
неразличимо очам.
потом прискакал вестовой
в мундире, страхе и пыли,
и с картой трёхверстовой.
француз плясал на Москву,
а дядя девку Аглаю
за лень склонял по родству.
безмолвно душа горит.
А Пьер мой теперь без уха –
жених, герой, инвалид.
утешилась, голося.
Нашла бутылку мадеры
и вот уж пьяная вся.
сплетено да расплетено...
из поэмы "Бородино".
Начало понравилось. Сказачное такое начало. Люблю муми троллей!
Но потом автора куда-то не туда понесло. Для меня этот поворот оказался убийством хорошего начала.
Ответ автора:
Спасибо,что напомнили. Но я бы не стала писать об этом. Пусть муми тролли оставались бы милыми существами, а их дом - таким, как в первой части вашего стихотворения.
Ведь: "... вообще есть большая разница между тем, как ты рассказываешь о каких-то вещах, и тем, как ты о них думаешь. И, кроме того, всё это больше зависит от того, что чувствуешь". (с)
Уважаемый автор, не обижайтесь, пожалуйста. Это лишь моё частное мнение.
Затейливо! )))
"Долживый длинь" измерян гекзаметром.
Но кем? Ниткем, нихтгде и в нигоду!
Ах, летний зной! Ну, пожалей поэтов!
Иссохнут же таланты, пропадут!
Карабасыч, спасибо за перевод!
"Долживый длинь опять ретвожит шуду,
Ниткем и в нигоду, и гдет и нихт!"
Поэтов летний зной жалеть не будет,
Но ведь читатель гибнет из-за них!
Хватило бы одной строчки на непонятном языке. Много не есть хорошо.
Если бы не эти строчки, стихотворение было бы мне понравилось. А так - перебор вышел.
так-то солнце, жара, июнь,
но борей порывами –
до восьми сократов в цикуту.
оракул обвешан феньками,
измождён интервью:
"принесли дары вы мне?
дитенах, говорить не буду".
муж истязает служанку стихотворенью.
стихотворень не кончается,
а служанка качается
по случаю жаркого афинского времени.
того гляди забеременеет.
выпьет амфору-две, а потом родит вам
не ахилла – так бенни хилла,
не гектора – так гэ лектера.
свадьбу катала пьяная птица-троя,
и муж был пьян-с... или янус?
да был ли муж-то?
сейчас и не вспомню,
а завтра вапще забуду
(мало ли я выходила за дураков?)
сию минуту
выходит из берегов…
Напомнило, с 0:51 секунды:
надышаться не могу.
Травы в поле зеленее
небо выше, солнце злее,
и про завтра - ни гу-гу.
Между нами ночи, ночи,
и чужие имена,
Между нами поезд-прочерк.
Ставишь точку, ставлю точку,
запятая не нужна.
Что ты ноешь, дождь-зануда?
Лето, сопли вытирай!
Можно я уже не буду
верить в чудо, видеть чудо?
Безнадежная игра.
Мне б дорогу поровнее,
мне б поменьше воронья.
Небо хмурится, темнеет.
Обнимаешь - каменею.
Любишь?
Любишь...
Не меня.
Между нами ночи, ночи,
и чужие имена, (с)
Так, забывшись, ночью вскочишь!
Кто в постели?! Не жена...
Изменять уже обрыдло,
Скока можно? Сил уж нет!!!
Вот опять в постели с дылдой...
Не тебе я! Спи, мой свет... )))
пересыпь в костёр и не жалей.
Ну какими выдохами-звуками
рассказать о нежности моей?
Ну какими песнями-напевами
рассказать про жизни "пополам"?
Над окном висит луна неспелая,
чтоб смотреть я на тебя могла.
Ноет сердце, мелкая безделица,
бьётся, рвётся - вроде ни о ком...
Помню, знаю - не на что надеяться,
но смотрю, и дышится легко.
Будет утро и разлука цепкая
по лицу руками проведёт.
Нам года посчитаны с наценками -
я в начале, ты наоборот.
Между нами сто дорог нехоженых,
между нами сто необщих дат.
Я могла бы быть с тобой, хороший мой,
я могла б, но ты отводишь взгляд...
дни в осеннем, медленном огне.
Ну какими выдохами-звуками
рассказать, как непогодно мне?
Хорошая лирика. красивые образы. Мне нравятся такие стихи - о любви и о жизни.
40.
Дни в корзинке шелухой нелуковой -
пересыпь в костёр и не жалей.
Ну какими выдохами-звуками
рассказать о нежности моей?
Ну какими песнями-напевами
рассказать про жизни "пополам"?
Над окном висит луна неспелая,
чтоб смотреть я на тебя могла.
Ноет сердце, мелкая безделица,
бьётся, рвётся - вроде ни о ком...
Помню, знаю - не на что надеяться,
но смотрю, и дышится легко.
Будет утро и разлука цепкая
по лицу руками проведёт.
Нам года посчитаны с наценками -
я в начале, ты наоборот.
Между нами сто дорог нехоженых,
между нами сто необщих дат.
Я могла бы быть с тобой, хороший мой,
я могла б, но ты отводишь взгляд...
Догорают шелухой нелуковой
дни в осеннем, медленном огне.
Ну какими выдохами-звуками
рассказать, как непогодно мне?
Где там наш Царевич Шура? Вот ещё одно чисто девачкавое стихотворение. Прелесть такая, что и не передать. Мой любмый размерчик!
Понравилось такое перекликание с реальностью. Очень хорошее.
Небольшое замечание - ожоги не зашивают.
Срываются на волю, зло и дико
Межстрочия – в них всё, что не расскажешь.
И ёжатся слова в комок бумажный,
От ужаса неслышимого крика.
А солнце продолжает рыже липнуть,
С восторгом лижет встречных по щенячьи.
И караваны тянутся на дачи,
К Берёзам, соснам, яблоням и липам.
Гуляет долгожданная суббота
По улицам, дворам, по тротуарам…
Напудрив город золотом загара,
Впускает в окна сладкую зевоту.
Мираж исчез в клубах свинцовой дымки,
Испуганный случайным отголоском:
«Вчера весь континент взлетел на воздух».
И повторяясь, мир чернеет плоско
Заезженной виниловой пластинкой -
«Освобождён экс-Президент Гвинеи,
Растут на рынке цены на пшеницу…»
Но пустота вокруг кидает в лица:
«Вы все уже убиты на войне». И
Тишина.
42.
Срываются на волю, зло и дико
Межстрочия – в них всё, что не расскажешь.
И ёжатся слова в комок бумажный,
От ужаса неслышимого крика.
А солнце продолжает рыже липнуть,
С восторгом лижет встречных по щенячьи.
И караваны тянутся на дачи,
К Берёзам, соснам, яблоням и липам.
Гуляет долгожданная суббота
По улицам, дворам, по тротуарам…
Напудрив город золотом загара,
Впускает в окна сладкую зевоту.
Мираж исчез в клубах свинцовой дымки,
Испуганный случайным отголоском:
«Вчера весь континент взлетел на воздух».
И повторяясь, мир чернеет плоско
Заезженной виниловой пластинкой -
«Освобождён экс-Президент Гвинеи,
Растут на рынке цены на пшеницу…»
Но пустота вокруг кидает в лица:
«Вы все уже убиты на войне». И
Тишина.
Такие стихи нужны. Мы родили детей, те - внуков нам - а мы вольнО так лезем с войнами к соседям, хвастаем боеголовками и бункерными бомбами, атомными подлодками... Ах, как страшно! Да вам самим должно быть страшно за своё потомство, тем кто размахивает ядерной дубиной - потому что в ядерной войне нет победителей. И это - прописная истина. Все знают. Но продолжают лезть, отбирать землю, думать, что перехитрили самоё Смерть (хотя уже с полмиллиона народу отправили к праотцам) и бряцать, бряцать, бряцать.
Нужное стихотворение, хоть и страшное. Я за него проголосую.
43.
Кому-то подавай любовь и розы,
А Стале, лучшей птичнице в селе,
Милее были праздники в колхозе —
Почти как с голодухи белый хлеб.
На первых звуках «Ой, цветёт калина...»
Галдящий дом культуры затихал,
Так пела невысокая Сталина —
Гармошка забывала про меха.
Не помня о хозяйственных заботах,
Казалось, не дышал колхозный зал,
Когда, не знавший грамотности нотной,
Им голос пел про чёрные глаза.
Взлетать и разливаться в каждой песне
(Но тсс… о том не ведал сам райком),
Сталине помогал нательный крестик
Под платьем с лакированным значком.
И «Мой костёр», подобно звездопаду,
Невидимыми искрами мелькал.
Что утром отводить корову в стадо —
Об этом ей не думалось пока.
В любом концерте Сталя — гвоздь программы, —
Селяне вспоминают сквозь года.
А ты иди, учи лады и гаммы,
А то без фонограммы никуда.
Хорошее в целом, ностальгическое.
Что для меня не клеится: и тогда, и сейчас были истинно талантливые, а были гениальные посредственности, умевшие себя подать (время тут никакой роли не играет - гении всегда штучны - в любую эпоху). На конкурсе в Юрмале на номере Тины Кароль отключилось электричество - и она спела без микрофона, да так, что было слышно всей огромной арене. Потому что истинный талант, как и ваша Сталина - всегда будет услышан. А фонограмма и прочее помогают певцам - и сильным и послабее - с чего бы им не пользоваться благами цивилизации?
А нотную грамоту знать необходимо, если она стремится блистать не только в сельском клубе.
Да ладно.
Автор тут перегнул палку и подпортил себе обедню.
Но стихотворение - хорошее.
44. Волчица
Сказал, указав мне на лес: «Отпускаю, беги!».
Вкусившая сладость, неведомой прежде, отравы,
Готовая есть благодарно с хозяйской руки,
Кусала от злости ни в чём неповинные травы,
Боясь обернуться и сжечь его взглядом дотла.
Он мне говорил, что нельзя никому доверять.
Дождёшься удара ножом или выстрела в спину.
Мне всё ещё больно и всё еще действует яд,
Но сердце, что раньше пылало, успело остынуть
И больше не жаждет ни ласки его, ни тепла.
Забуду и голос, и запах, сводивший с ума,
Забуду, что он меня спас из объятий капкана.
Пусть выше столетних деревьев обиды стена,
Неспешное время залижет душевные раны
И смолкнет бряцание звеньев незримой цепи.
Мелькнёт словно молния образ в бездонном зрачке:
Ему никогда позабыть обо мне не позволит
Уродливый шрам от укуса на левой руке.
А сердце моё среди ночи зайдётся от боли
И я побегу через сон по бескрайней степи.
44.
Сказал, указав мне на лес: «Отпускаю, беги!».
Вкусившая сладость, неведомой прежде, отравы,
Готовая есть благодарно с хозяйской руки,
Кусала от злости ни в чём неповинные травы,
Боясь обернуться и сжечь его взглядом дотла.
Он мне говорил, что нельзя никому доверять.
Дождёшься удара ножом или выстрела в спину.
Мне всё ещё больно и всё еще действует яд,
Но сердце, что раньше пылало, успело остынуть
И больше не жаждет ни ласки его, ни тепла.
Забуду и голос, и запах, сводивший с ума,
Забуду, что он меня спас из объятий капкана.
Пусть выше столетних деревьев обиды стена,
Неспешное время залижет душевные раны
И смолкнет бряцание звеньев незримой цепи.
Мелькнёт словно молния образ в бездонном зрачке:
Ему никогда позабыть обо мне не позволит
Уродливый шрам от укуса на левой руке.
А сердце моё среди ночи зайдётся от боли
И я побегу через сон по бескрайней степи.
Ой, какое! Прям душу рвёт. Где тут наш Царевич Александр, знаток жнской лириики - это прям вас дожидается.
Мы в ответе за тех, кого приручили (с)
Вот нравится очень сильно. Видимо, в шорт возьму. Но пока не всё остальное в пара прочла, ибо дали всё сразу - а времени-то нет...(((. Но кандидат в шорт однозначный!
Из минусов - не нравится "остынуть" - остыть же.
41.
Словно сон — непрекращающийся, мглистый
После тёплого весеннего вчера:
Подорожники отращивают листья —
Что поделать, если в мире больше ран.
То ли ветром, то ли мороком влекомый,
Лес качается, как пляшущий шаман —
Не справляются старательные корни
Все провалы и ожоги зашивать.
Добросовестная память без истерик
Крутит фильмы про любить и умирать.
Вспоминают ли деревья о потерях,
О безжалостных ножах и топорах?
Что там дальше — не видать в тумане белом,
Кто шагает — в одиночку ли, толпа?
Где-то пенье еле слышно а capella:
Просыпайся, просыпайся, просыпа...
Тут ожоги зашивать - не ошибка, те более не стилистическая. Потому что ожоги земли вполне можно зашить корнями.
Славное стихотворение. Чистое такое. Доброе. Природа сейчас уничтожается не меньше, чем люди.
Вспомните только Каховскую ГЭС. Где стол был яств - там гроб стоит (с). Угробили целый огромный регион, сначала утопив, затем превратив в пустыню. Страх Господень.
Хорошее стихотворение, автор, спасибо вам за него.
Природа занимается самолечением, раз людям на неё начхать...
мотыльками мечты устремляются в разные стороны.
Воробьиное счастье полощется в лужах беспечно.
Время дремлет на кронах деревьев задумчивым вороном,
боль смягчив от потерь. Ведь потери нужны для чего-то,
или были нужны в ту минуту, в тот миг? Не уверена.
Жизнь, она чередует порывы, хандру и пустоты...
Не хочу раньше срока узнать, что судьбой мне отмерено.
тихо тлеет внутри до утра, не пеняя на прошлое,
а букет ожиданий хранит удивительный запах,
возвращая подчас ненадолго не только хорошее.
посиделки душевней, за чаем беседы неспешнее...
Но не сетую зря, я укутана шалью из счастья –
навещают внучата меня после школы по-прежнему.
45.Spoiler: Highlight to view Я укутана шалью из счастья
Снова радугой после дождя улыбается вечер,
мотыльками мечты устремляются в разные стороны.
Воробьиное счастье полощется в лужах беспечно.
Время дремлет на кронах деревьев задумчивым вороном,
боль смягчив от потерь. Ведь потери нужны для чего-то,
или были нужны в ту минуту, в тот миг? Не уверена.
Жизнь, она чередует порывы, хандру и пустоты...
Не хочу раньше срока узнать, что судьбой мне отмерено.
Пусть ночной уголёк из усталости, мыслей и страхов
тихо тлеет внутри до утра, не пеняя на прошлое,
а букет ожиданий хранит удивительный запах,
возвращая подчас ненадолго не только хорошее.
Будни однообразны, с друзьями встречаюсь нечасто:
посиделки душевней, за чаем беседы неспешнее...
Но не сетую зря, я укутана шалью из счастья –
навещают внучата меня после школы по-прежнему.
Прекрасное стихотворение. Суди я паратур - сразу бы отсыпала по максимуму баллов. Искать счастье внутри себя. Написано мастерски. Афтор, могёте, что ещё сказать-то?
Из замечаний - уголёк может тлеть и всё такое, но он не может пенять. Это не про уголёк совсем.
В сортире послужить вам тоже мог.
Хорошее стихотворение.
Ностальгическое. И правда, газета в свое время была очень важной вещью в нашей жизни. 
47.Spoiler: Highlight to view Как повезёт
Как вспомню, так вздрогну и мелко дрожу до рассвета.
По сморщенной коже мурашки стадами бегут.
Рассказ про дорогу, где путник чихал на кюветы,
Бесстрастно итожит забористый «гитлер-капут».
Да как же так вышло? Ведь были и мы рысаками,
По главным дорогам копытами резво пыля.
А нынче ты бывший, и ставший овцой, Мураками,
Упёршийся рогом образчик крутого нуля.
Ты был на коне, со щитом и немножко с приветом.
И звезды хватал, обжигаясь, с высоких небес.
По чьей же вине пешеходишь теперь, и при этом
Уже без хвоста и рогов внутрирёберный бес?
И скоро на сцене задерганный занавес рухнет,
Бездарной сатире дадут от ворот поворот.
Без тени сомнений скопытишься - прямо на кухне…
А то и в сортире. Ведь тут уже - как повезёт.
ОГО! Это всё, что я пока могу сказать. И шорт, вестимо.
Очередное подражание НБС? Какое уже по счёту в этом паратуре - не помню.
Написано хорошо, но когда слишком много похожих стихов, то уже неинтересно. Теряется острота и неожиданность
46.Spoiler: Highlight to view Бесценный экспонат
Есть в нашем ностальгическом музее
Поистине бесценный экспонат,
Он памятью так нежно душу греет —
И мне, и всем, кому за пятьдесят.
Wi-Fi, девайсы, лазер, нейросети,
Смартфон как продолжение руки —
Прогресс несётся вихрем по планете!
Нo «старички», как прежде, нам близки.
«Товарищ» сей почти универсален.
Его не заменить ничем, никем:
Он скатерть — и в купе, и на вoкзале,
И на пеньке на летнем пикничке.
Он в зной вам — веер, а в ремонт — пилотка,
Обложка — книжке, семечкам — кулёк.
Он был до мелочей продуман чётко —
В сортире послужить вам тоже мог.
Для наc ведь это чудо и сегодня —
«Горючее» для печки и костра.
И мухобойка, чтобы жить спокойно
Нам не мешала в доме мошкара.
Пусть век пройдёт, но никакие силы
К газетке нежность в сердце не сотрут!
И да!.. Её читать ведь можно было —
«Известия», «Вечёрку», «Правду», «Труд».
Только лучше не к газетке, а к газете. Тем более там ниже перечисляются названия. А эти газеты были вовсе не газетками а здоровенными газетищами. И цена не кусалась. Мама их пачками выписывала и журналов ещё разных - ящик был ими забит просто. Работница, Крестьянка, белорусский Рабатница та Селянка (там были выкройки шикарные и схемы для вязания), Костёр, Пионер (для меня), Юность, Роман-газету и Перец.
Что ли Карабасыч? Хотя... и похоже, и не похоже.
Нравится, зарисовка ёмкая - и время характеризует, и приметы эпохи наличествуют.
Хорошая идея, да, ностальгическое.
Из журналов мне выписывали "Юный натуралист" и "Веселые картинки". Маме - "Здоровье". Папе - не помню.
многовато местоимений вам/нам и лишних слов втычек для размера.
И чем шире разлив, тем туман у забвенья плотней.
Исчезает вдали зыбкой вязью кружащей пороши
Рис изгрызенных лет...
Тонет...
в ониксе вод –
в полынье.
Затмевают оставленный берег своею красой.
Заметеленный край затерялся за волнами Леты,
За засохшей травой –
Сухостоем...
с замёрзшей росой.
Примеряюсь, как школьник, решая, как следует быть:
Расставлять запятые, казня или милуя выи –
Головняк выражения
«помнить(,) нельзя(,) позабыть»...
Страницы