БЕСПРЕДЕЛ-4. Спецпаратур: Только вперед! или Движение - жизнь

1. Гнедая

Осенний день свистит в свою дуду –
шуршит листвой, гоняет птичьи стаи.
Мы, в городе оставив суету,
спешим туда, где ждёт твоя гнедая.

И сделав из машины первый шаг,
привычно неуверенный и шаткий,
ты снова замираешь, не дыша,
смеёшься и кричишь:
- Привет, лошадка!

В ответ гнедая машет головой,
кивает нам и фыркает лениво –
а ты такой счастливый, боже мой,
такой счастливый…

Смотрю, как прямо держится спина:
в седле окреп и гибкий стал, как прутик.
И мне легко сейчас не вспоминать
слова врачей, и как дрожали руки.

Ведёт инструктор лошадь в поводу,
ты смотришь на меня, расправив плечи.
Осенний день свистит в свою дуду –
и лечит.

2. С чистого листа…
.
                                            В незнаемом году
                                            все времена последни –
                                            смотри, звезда летит
                                            и прилетит к обедне…
                                                           А. Петрушкин
.
«Земля была безвидна и пуста…
и Божий Дух…»
Читая строки эти,
Я понимаю, что момент настал,
За всё, что нами сделано, ответить.
.
Тропа Адама из Эдема в мир
Росла и ширилась, кладя века в основу,
Которые скреплялись на крови:
Её пролить всегда найдётся повод.
.
Род Каина не утопил потоп,
Он не погиб в Содоме и Гоморре.
Играется вселенское лото,
И вскоре огласят последний номер.
.
Без разницы – обрезан ли, крещён,
Такая мелочь ничего не значит –
Сметёт всех нас в Великое Ничто
Создатель, признавая неудачу.
.
Что дальше будет?
С чистого листа…
В который раз всё это повторится?
«Земля была безвидна и пуста…»
Нам остаётся только помолиться.

3. Антисон

не кручинься, девочка, не горюй,
проходи по тонкому январю,
он сегодня изящно хрупок.
твой реал сугробами занесён.
нынче крутят сказочный антисон.
верить - страшно, не верить - глупо.
в нем тоска воздушна и высока,
за рассветом сразу идёт закат,
за зимой наступает осень.
не пугайся, девочка, привыкай,
знай, тебя отыщет твой снежный кай
и ладони твоей попросит.
сердце кая - лёд, но зато - не врет.
всё, как в сказке, только - наоборот -
весь сюжет - от конца в начало.
ты желала чуда - так получай.
улыбнись, красавица, скинь печаль,
ты так долго вчера молчала.
поспеши же сделать свой первый шаг,
чтобы выпить с каем на брудершафт,
и растратить свою свободу.
не хандри и руки не опускай.
оживёт, раскается снежный кай,
долгий лёд превратится в воду.
ты налей в ладони её, согрей.
будет утро всяких ночей мудрей,
самых трепетных слов основа.
за зимой, как прежде, придет весна.
и в концовке этого антисна
ты умрешь...
чтоб родиться снова.

4. Про бабку

Когда-нибудь придёт и мой черёд –
став бабкой вздорной, взращивать причуды:
котов дворовых знать наперечёт,
не ошибаясь, кто из них орёт,
и каждого второго звать иудой.

Весной на клумбе высажу укроп –
а где ещё в многоквартирном доме?
Начну жевать чеснок от всех хвороб
и в бане городской гонять озноб,
ведь пар, известно всем, костей не ломит.

По первости встревожит лишь спина,
а после – то, что жизнь полна разврата.
Затем я стану путать имена
и с каждым днём всё реже вспоминать
какие-то события и даты.

Зато вот внуки будут, это да!
И все в меня – худы да лопоухи.
Сойдёмся на визитах по средам.
Я не в обиде: трудно иногда
любить такую вредную старуху...

Когда-нибудь придёт и мой черёд.
Когда? Не знаю. Время так тягуче:
мы ждём – и новый день, и новый год...

Кота я притащила наперёд –
на всякий случай.

5. *** (В очёчках, слаба на ухо…)

В очёчках, слаба на ухо,
как будто бы мышка в норке,
в подушках, в уютном кресле,
 
мусолит часы старуха -
не солоно и не горько,
не кисло, не сладко - пресно.
 
Ей правнучка с чувством, с толком,
вверяет мечты и планы
на взрослую жизнь. Щебечет,
 
чирикает без умолку,
и прыгает юной ланью...
Старушка, кутая плечи
 
бормочет: "Да, дорогая"
и гладит коту животик,
ласкает ангору сонно.
 
И смотрит в окно, мигая,
и пальцем дрожащим водит
по линии горизонта...

6. Лягушка
 
Мелькают быстрые отражения
В свинцовом зеркале декабря.
Любовь сменяется отторжением,
И небо падает, как снаряд,
В воронку города, в бездну холода,
Который вновь прорастает в нас.
Мы так привыкли тепло расходовать,
Что слишком рано иссяк запас.
Пора бы сдаться, но я барахтаюсь
Лягушкой, тонущей в молоке.
Борясь с надеждами и со страхами,
Ищу себя, становлюсь никем
И в этом броуновском движении
Теряю прежний ориентир.
Уже не помнится: неужели я
Сама решилась к тебе прийти?
Чем ближе цель, тем абсурдней доводы,
Но чувства рвутся вперёд, спеша.
Застыну статуей заколдованной,
Хотя остался последний шаг.
Сказать ли прямо, додумать косвенно –
и парой слов развязать войну...
 
Любимый, дай мне взаймы спокойствия,
А если выживем, я верну.

7. Апельсины внутреннего сгорания

Заблудились в небе тучи,
на асфальт роняют хлопья.
Дом-работа, три-четыре:
апельсины в сумке –
раз,
на столе забытый Тютчев.
Кот на кухне. Хочет лопать.
Тщетно ищет что бы стырить.
Только что тут будешь красть…
дни?
недели?
Год
не круглый –
четвертован на квадраты:
клетки уже, вдохи глубже.
Точки ближе. Дальше –
два-
три-четыре. Пятый угол,
стены, пол. Иду обратно –
допоздна дожить на службе,
не подумалось едва –
от работы пони дохнут.
 
Превращаю зонтик в парус –
будут волны будней,  факты
как-то глупо отрицать.
Между выдохом и вздохом
меньше времени для пауз.
Но зато в четыре такта
сокращаются сердца –
так же гулко.
Как же сильно
Мы с тобой не излечимы
от свиданий на причале,
и схождения с орбит.
Дома кот и апельсины.
Как там было у Эльчина –
мне тебя не обещали?
Значит, буду так…
любить.

8. Мой крест

- Привет! Узнала?
- Ну, конечно, да!
Ты изменился, отпустил бородку,
одет по моде, взгляд уже не кроткий,
а в голосе - стремительные нотки:
торопишься сегодня, как всегда.

Зайдем в кафе, присядем у стола,
какой здесь кофе - вкусный, ароматный!
Да, замужем. Давно и безвозвратно.
А может, взять по рюмочке "Муската"?
Я не скажу, зачем тогда ушла...

Давай о прошлом лучше помолчим -
ведь каждый выбрал сам себе дорогу,
и ничего слова вернуть не смогут.
Мы получили мало или много?
Тебе - Москва, мне - Иерусалим.

...Окно замёрзло, хрупкие цветы
мороз московский на стекле рисует.
Ты не поверишь - до сих пор тоскую
я по зиме. Сыграла шутку злую
жара: куда ни гляну, всюду - ты!

Полдня осталось, но не в этом суть...
Играет зимний ветер Лакримозу.
Пытаюсь за улыбкой спрятать слёзы.
А завтра вновь по Виа Долороза
Заслуженно свой крест я понесу...

9. Письмо Деду Морозу

Дедуль Мороз! Пишу тебе –
кому же мне еще писать?
Коту, что воет на трубе
и не даёт полночи спать?

Клюющим тёрен воробья?
Вороне – вруше смоляной?
Пишу в уверенности я,
что ты услышишь голос мой.

Прошу о пандах в Сычуань –
верни для них дремучий лес.
Без леса пандам дело дрянь –
коттеджей пять и вид исчез.

Верни сахарскую газель
на африканские пески –
ведь удовольствие глазеть
на их изящные прыжки.

Пусть расплодится рыжий волк.
По веткам прыгает лемур.
Амурский тигр у чистых вод
тигрице муркает «ля мур».

Раздай охотникам фасоль
взамен капканов, пуль, сетей.
В мозги впечатай им «позор!»  
Из дула дулю им, плетей!

Остановлюсь… Ты не хворай,
и сгинет вирус пусть любой,
закравшийся в полярный край.
В подарок шлю тебе «Playboy».

10. Движуха

Убегаю, удираю,
Запираюсь на засов,
От болтушек и всезнаек,
И от задранных носов.

Хором квакают лягушки,
Тонко ноют комары.
У мерцающей гнилушки
Выпь орёт за семерых.
 
А вокруг болотных кочек
Тухло булькает вода.
Берегись, не то замочит
И затянет навсегда!

Серебристые русалки  
Сочиняют о любви,
Черти бегают вразвалку
В ожидании интриг.

У кикиморы поэма,
Леший пишет мадригал,
Водяной на тему тлена
А-четыре настрогал.

Литжюри расселось чинно,
Словно цапли на камнях...
     
Выпадаю из картины —
Удираю! Чур меня!

11. *** (Заходи, Иван!..)

Заходи, Иван! Да не стой столбом. Подождёт Кашей со своей иглой.
Накормлю тебя, расскажу о том, почему меня нарекли Ягой.
Я была юна, царь-травой цвела. Да не к тем меня по судьбе влекло.
Повторял отец: «Много в мире зла. Но добро всегда побеждает зло».
   
Кипи в котле, бурли, мясной отвар.
Страшит не одиночество, а старость.
В моих глазах давно утих пожар,
но угли непотухшие остались.
Я помню заводь, спрятанную тьмой,
чигирь-звезда в ней лодочкой качалась.
Мой суженый – ревнивый Водяной –
топил меня у старого причала.
Он щедрым был на гнусные слова,
дарил мне жаб – чтоб тоже стала жабой.
Не зря гуляла по лесу молва,
что к Лешему однажды я сбежала.
Тот был шальным, повсюду сеял страх.
Его влекли порочные забавы:
пил брагу с упырями у костра,
ласкал кикимор в сумрачной дубраве.
Соперниц прогоняла я взашей,
на них чертей в округе не хватало.
А вскорости украл меня Кащей,
а может, это я его украла.
Он был скупым, дрожал над серебром.
Копил добро семь суток на неделе.
Поверь, Иван, не всякое добро
бывает таковым на самом деле.
 
Босиком ушла я в родимый дом. Сорок вёрст – тоска, а сто сорок – тишь.
Эх, милок... мечты поросли быльём, и со мной живут пауки да мышь.
Поспеши, Иван, на дворе закат. Не губи себя, не ищи иглу.
А найдёшь её, положи назад: всё равно добро проиграет злу.

12. Пёс  

Ты веришь – бессмертны боги, и он придёт,
Добавив тушёнки в кашу, потреплет уши.     
Потом раз за разом команду учить: “Вперёд!”
Носиться по полю возле охрипших пушек.
 
Горящая хата с будкой остались там,
В густой пелене, что бог называет прошлым.
Пугаться стального скрежета перестал,
Сроднился с опасной близостью страшной ноши.
 
У бога такие игры – послушен пёс.
Взрывчатку таскать, казалось, всегда умел он.
Потуже ремни затянуты и... понёс
Под брюхо машины, как бы та ни шумела!
 
Набегавшись вдоволь и отстегнув рюкзак,
Найти полевую кухню, костей поклянчить,
Считая себя счастливейшей из собак,
А то, что попала в роту – большой удачей.

Не зная, что скоро будет неравный бой —
Прорвут оборону “тигры” на левом фланге.
– Вперёд! – прохрипит хозяин, махнув рукой,
Родным и знакомым жестом послав под танки.

13. Цвет волшебства, которое не обещали
 
Будут сутки лиловее, чем сирень.
Будет зимнее волшебство.
Утро встанет,
              мелькнет,
                   превратится в день.
День упрется в небесный свод.
«Вечер в Брюгге» закончится. В полночь «Сплин»
перестанет о нем грустить.
Мы же - движемся. Даже когда мы спим.
Пара броуновских частиц.
 
А во сне все движения - суть слова.
А слова – это как любовь,
где мой замкнутый круг – лицевой овал,
или профиль:
               ресницы,
                         бровь,
и давно не смеявшийся жесткий рот.
Застывая, вчерашний смех
стал снежинками, вспыхнул, сгорел.
                                                              И вот,
капли выпали в белый снег.
 
На висках побелели следы огня.
Нежно дую на молоко.
Свет в тумане. Мне нужно тебя обнять,
оттолкнув одеяла ком.
Вечный груз.
                Вечный якорь.
                                    И в темноте
слепо верить, что чудеса
подчиняют движение наших тел.
Только с разницей в два часа.
 
Скажешь, времени мало. Возьми взаймы.
И не думай, что дальше – трать.
Мы живем первый месяц твоей зимы.
И с полуночи до утра
будет оттепель – призрак весны. Мираж.
Так серенев,
                 так невесом…
Фиолетово…
В наших с тобой мирах
будет в цвет
даже зимний
сон.

14. Виноградная косточка

                          Булату Окуджаве

Виноградную косточку в тёплую землю зарою,
И дождусь, чтоб на волю проклюнулся будущий куст,
Гроздья спелые нежно сниму и осенней порою
Я волшебный напиток создам, как венец всех искусств.
Золотое вино заискрится в хрустальном бокале,
Ароматом и цветом своим будет радовать нас,
Каждый новый глоток укрепит наш союз, генацвале,
С каждым новым глотком лучезарнее свет наших глаз.
Будем чествовать друга - сегодня он станет героем,
И тогда пропоёт он бессмертные эти слова:
“Виноградную косточку в тёплую землю зарою”,
Потому что навеки для нас эта песня жива.

15. *** (Как я попал при жизни в рай…)

Как я попал при жизни в рай,
где солнце льётся через край?
И сон, и дрёма без границ,
и заоконный щебет птиц.
Как в песне старой сыт и пьян,
но это вовсе не изъян!
Могу пройти в дверной проём
пока ещё. Какой подъём!
Какой азарт! Спортсмен, силач!
Смогу, успею — озадачь!
Я наконец попал в струю
и гимны ПЕНСИИ пою.
Плевать, что мани не дождём!
Я был для пенсии рождён!

16. Беспредельно-кубковая метаморфоза

С октября я жалел то котиков,
То кургузых больных щенят,
То астматиков, то склеротиков,
Всех – от бабушек, до внучат.

Затекали в меня по-всякому
Слёзно скроенные стихи
То про Клавдию, то про Якова,
Разжижая мои мозги.

В них гоняли Рашидов пачками
По татарским сухим степям,
И всплывали, им кеды пачкая,
Ивановы то там, то сям.

И раскисшее добронравие
Поливало из глаз, как душ.
Вот татарам стихи отправить бы,
Отступила бы мигом сушь.

И охота мне знать, что далее
Ждёт в преддверии января:
Для чего это в уши на́лили,
Уж не Крымский канал ли я?

17. *** (Со мной бывало нелегко …)

Со мной бывало нелегко —
сбегало даже молоко.
Уж я молчу о том, что кот
мне объявлял порой бойкот
и хлопал дверью. Вдруг мой пёс
простую фразу произнёс.
Сказал, хвостом виляя: «Мисс,
пора идти на компромисс».
Собравшись из последних сил,
язык до боли прикусив,
я стала нежной, как сирень
в начале мая. В тот же день,
нет, в тот же миг вернулся ты.
С тобой соседские коты
пришли. И кот любимый мой
примчался вечером домой…
Порой становишься нежней,
когда живёшь среди зверей.
А, если что, из-за «кулис»
я снова слышу: «Компромисс».

19. Осознание

Присмиревший город, как старый пёс,
не решаясь цапнуть, всю ночь ворчит.

Ты прекрасна в бледном венце из звёзд –
неотступен взгляд и безмерно чист.
Ты несёшь мне милость, здесь всё твоё,
от тебя не скрыться за мощью стен:
где-то мать, бессильная, сердце рвёт,
безуспешно пряча своих детей.
Я тебя боялся, в густой канве
из пророчеств крохи надежд ловил –
я тебя не знал, за щитами вер
укрывая жизнь от твоей любви.
С каждым днём плотней наползала муть –
из-под серой массы бетонных плит
я боялся прямо в глаза взглянуть
в бесконечно нежный и светлый лик.
Я не видел в ломком чаду свечей,
чередой прощаний по горло сыт,
что не может тронуть чудесных черт
даже мёртвый отблеск стальной косы.
Я кричал, наивен и глупо зол,
оставляя в памяти новый шрам...

Я открыт, ко мне обрати свой взор –
я дрожу, но знаю, что ты добра.

20. Площадь Свободы

Чтобы найти Площадь Свободы, где учат играть на гитаре -
наберите в ватсапе номер голубого кораблика вечности,
наблюдая в окно, как нищий ищет в бачке стеклотару,
и по векам заснувшего города тревожные тени мечутся.

"Нормальные люди в кроватях, вы в себе вообще, товарищ?"-
скажет вам из мобилы усталый сотрудник диспетчерской,
"Заперты в шифоньеры, зачехлены все гитары
и нет ни одного свободного голубого кораблика вечности."

Диспетчер утопит в кружке тонкий кружок лимона -
"Есть красный кораблик осени - только неинтересно всем.
Лучше езжайте на улицу Мира, где учат играть на гармони.
Наберите, пожалуйста, номер белой маршрутки трезвости."

"Подождите, давайте красного - был бы только исправен.
Мой адрес дом сорок пятый, улица Тупиковая.
Сначала всё прямо, прямо, а после резко направо,
в подворотню меж двух высоток, там будет дом, как подкова, и..."

...Небритую щёку диспетчер потрёт ладонью устало.
"Ладно мы отправляем к вам красный кораблик осени.
Видно, вы очень хотите научиться играть на гитаре.
Откройте окно, пожалуйста, не бойтесь что вдруг замёрзнете."

И вот за открытыми окнами парус засеребрится,
и вы неловко полезете через перила балконные.
Внизу будут плыть маршрутки, полные гармонистов,
и огни - голубые и белые, жёлтые и зелёные.

Умножив время на ветер, вы площадь свободы найдёте,
где-то в конце января, или в начале августа.
Хотя, если вам не страшны такие ночные полёты,
то вы, товарищ, и сами кораблик.
Синий кораблик радости.

21. Река

Сейчас река наполнена водой,
а хрупкий наст у берега расколот –
но скоро спеленает белым льдом,
как мумию, не как младенца, холод.

Река не сможет разливаться вширь,
замрёт навечно, скована морозом,
мальки не будут больше мельтешить,
закатанные в лёд в нелепых позах.

Примёрзшим к небу птицам чужд полёт,
уснувшим рыбкам всё неинтересно,
и солнце станет биться в этот лёд,
пока померкший диск совсем не треснет.

Безлюдный берег будет грустно пуст –
не зазвенит обол в пустом кармане,
пойдёт Харон по льду в последний путь,
хромая.

22. * * * (Два шага в темноту, два слова в ночь...)

Два шага в темноту, два слова в ночь...
Неверными, озябшими руками
Сложи лиловый сумрак в оригами.
Забыв, что холод выдержать невмочь,
Шагни на снег - оставь свои следы
По белизне петляющим пунктиром,
На грани тьмы и света балансируй,
И сапоги железные до дыр
Стопчи, ища единственный ответ
На тот вопрос, что задан был когда-то.
Пойми, что правых нет и виноватых.
Есть только путь - в нём заключён весь мир.

23. Старение

Пора, пусть мир, сорвавшись, сгинет
куда-нибудь во тьму и холод –
бог вспоминает с ностальгией:
он был так молод.

Хотя к престолу не пробиться
молитве истовой и страстной,
задорно машет он десницей:
мол, всё прекрасно.

Ликует бог во граде горнем:
его весёлый звонкий мячик,
сдуваясь и теряя форму,
по небу скачет.

Скрижали вдаль уносит ветром,
дожди сдвигают горы с места,
а бог смеётся, незаметно
впадая в детство.

Финал тройной чертой подчёркнут:
Чума с Войной, со Смертью Голод,
роятся ангелы, как пчёлки,
вокруг престола.

...Я только свечка на погосте,
забыть бы всех любимых разом –
и тьфу на всё: легко зажёгся,
легко погасну.

24. метаграмма отношений

одно из самых популярных решений метаграммы «муха-слон»
состоит из 16 ходов.
---
то грязное кафе, та МУХА-камикадзе –
я помню наше первое свидание
аМУРА стрелы, хризантемы в вазе,
плохие рифмы сняли комнату в гортани,

но мне хватило духа для признания
потом – медовый месяц купленного ТУРА,
горячий душ, холодные смартфоны,
нам селфи портил фон архитектурный,

Париж банально, ТАРА для влюбленных.
а дальше КАРА: быт, скелетов тонны,
скандалы первые, шкафы-пандорры.
- ты где была?
- я делала КАРЕ в салоне,
- затем
- зашла в КАФЕ.
- ну, сорри.

чернела память, словно кожа КАФРа,
забыл однажды годовщину свадьбы,
забыл про тёщу на 8-е марта,
но вспомнил имя, не твоё, в кровати.
---------
зима-КАЮР снегами погоняет,
тяжёлый вечер, лёгкое винцо.
любви – КАЮК. и вешают в гортани
на КРЮК плохие рифмы пальтецо…

Серов на стенке, на обоях розы.
а на столе не стрелы: водка, лук.
любовь сначала цвета абрикоса,
но ревность обратит её в УРЮК.

УРОК понятен, вызубрен до звука,
всему, что первое, приходит СРОК.
на водоСТОКе умирали в муках
плохие рифмы,
отпечатки ног
детей дождей – две капельки исчезли,
как наше расчудесное «вчера»,
настало время СТОНов и депрессий,
хороших рифм – прекрасная пора.

а я сейчас один, и ты сейчас одна,
из мухи ссор мы сделали СЛОНа.

25. Дорожный блюз

Облетевшей рябины плоды горчат,
Небо хрупкое, словно на лужах лёд.
По дороге из жёлтого кирпича
Я без карты бесцельно иду вперёд.

Блюз об этой дороге спою потом.
Ни ума, ни ночлега не сыщешь тут.
Только птица мелькнёт иногда крылом
Между дымом печным и границей туч.

В снежной крупке дорога уходит вверх.
Я надеюсь, затем запетляет вниз –
К золотистым туманам цветущих верб
За оградами вымытых ливнем изб.

И, возможно, за горным хребтом сейчас
Ждёт волшебник меня, и проводит он
По дороге из жёлтого кирпича
В города из песка у зелёных волн.

27. Дерево

Помнишь, мы ели один на двоих грейпфрут?
Ноги на стол, а в бокалах прохладный брют.
Гордые мысли, что будут и сын, и дом.
- Косточки кинь под герань, уберу потом.

Словно в насмешку, грейпфрут сорняком пророс.
Думала – знак, что теперь всё у нас всерьёз.
Стала беречь тебя, сколько хватало сил.
Мёдом кормила, когда без шарфа простыл.

Время катилось, да словно с горы крутой.
Деточки наши остались моей мечтой.
Горькие мысли: а что я в тебе нашла?
Выросло дерево наше на два вершка.

Жизнь пробегает: стираю, вяжу, пеку.
Дерево хрупкими листьями льнёт к стеклу.
Дом не достроен, и я поняла уже:
Горнии мысли летели к чужой душе.

Что-то забылось, а что-то у нас сбылось.
Знаю, однажды я просто отмечу вскользь:
Сгинуло дерево наше, и корень сгнил...
Господи! Дай мне бездумья, и дай мне сил.

28. *** (Цепочку дней своих тяну…)

Цепочку дней своих тяну.
Точней - верижки...
Сумел добраться до седин
и до залысин.
Грехи чужие не краду:
я - не воришка!
От жизни, впрочем, как и все,
весьма зависим.
 
Вот соберёмся вместе мы,
друзья-подружки!
Зажжём камин-свечу-торшер,
окно завесим.
Прикроем тыл, накроем стол,
наполним кружки.
И каждый будет, в меру сил,
красив и весел.
 
Хлебнём до истины беды-
воды-винишка:
глотнём за минусы сперва,
потом за плюсы.
Вручила каждому судьба
питьё с коврижкой -
мы выпьем, дух переведём,
затем закусим:
 
кто - что, кто - чем - кто удила,
а кто - ватрушкой.
Достанут все из-под души
свои запасы...
Заплатит каждый за себя
в конце пирушки:
нас терпеливо тётка ждёт
с косой за кассой...

29. Феникс

Обидно уйти навсегда перламутровым утром.
На небе неспелое облако – белым штрихом,
А ты умираешь, как жил – одиноко, беспутно.
Никто и не знает, что в эту минуту как будто
Ты рядом с пылающей птицей, но в мире другом...

...закончились звуки, земля закружила так быстро.
Сначала ты бился и тихо молился потом.
И площадь увидел, где, сея багряные искры,
Из пепла ожившая птица взлетала костром.
Ты даже не думал, что Феникса встретить возможно,
В испуге за ним наблюдал, на скамейку присев.
А бледные люди, и люди с оливковой кожей,
За окнами прятались. И, горизонт покорёжа,
Остывшие звёзды посыпались в огненный зев.
Потом ты зачем-то бежал за летящим пожаром,
И сердце твоё то молчало, то било набат...

- Допился до чёртиков, - слышишь слова санитара.
- Похоже, бездомный...
- Да, жалко, мужик-то не старый.
- Ещё поживёт... Слава богу, вернули назад.

30. Бегун

Ну вот и объявили наш забег,
Ни мёртвый, ни живой стою на старте.
Направо гляну - черно..., в общем, негр,
А слева - ангичанин Мориарти.

Выскакивает сердце из груди,
И ноги гнутся, будто из резины.
Всего сто метров бега впереди,
Но кажется, что путь ужасно длинный.

Впились шиповки в ноги, как клещи,
И по спине стекают струйки пота.
А черно..., негр суставами трещит,
У Мориарти взгляд, как у Пол Пота.

Дан старт, сорвались с места и летим!
Я устоял, фальстарта не случилось.
Негр впереди, держусь пока за ним,
Такое мне и в лучших снах не снилось!

Холодный ветер рёвом уши рвёт,
От напряженья рот перекосило.
Еще немного - негр уже не тот,
Мне обогнать его хватает силы.

Я мчусь вперед, и стадион притих -
За Мориарти лондонцы болеют,
Но мне плевать на недовольство их,
Я золотом пополню галерею.

Бег - это вам не тихий карамболь.
А финишная ленточка так близко!
Но, вдруг - такая боль! Такая боль...
Триумф? Победа? Нет - разрыв мениска.

31. Не ведьма

К ней всем селом детишек водят хворых,
покуда местный фельдшер в стельку пьян.
В избе встречают говорящий ворон –
Карлушей звать, да рыжий кот Демьян.

Вот так, втроём, негаданно-нежданно,
пришли из ниоткуда по весне –
летел сквозь день вороний крик гортанный,
и таял перед ней последний снег.

По всем приметам – ведьма, не иначе.
Глаза – ночного неба чуть светлей.
Но скоро год, как жители судачат,
что ангел появился на селе.

А Федька, фельдшер, брякнул с перепоя –
мол, врач она столичный, вот вам крест!
Был нервный срыв и всякое такое:
мальчишку не смогла вернуть с небес.

Поверили... Чего ж ему не верить –
беспутный, да, но есть ли кто святой?
Теперь не пьёт – с зимы, по крайней мере.
Болтают, что помог её настой.

Вот так бы жить и жить – всё слава богу!
Влюблённый Федька тоже присмирел.
И только старики глядят с тревогой –
у ангелов на свете много дел...

...Они исчезли в день капели звонкой,
и видело с десяток человек –
три тени шли по небу за мальчонкой.
И таял снег.

32. Гриня, будь человеком!
 
Верный гоблинской отчизне,
Гриня — гоблин, лиходей,
Утверждал, что он по-жизни  
Краше множества людей.
 
Раз у дома на лужайке
Обучал команде "фасс!"
Пса, по кличке Вертухайка,
Кошку — Мурку-Алькатрас.
 
Глядь, идёт нездешний малый —
Невысок, седоволос...
То ли дачник запоздалый,  
То ли ранний Дед Мороз.
 
Гришка, радуясь удаче,
Мчит ему наперерез:
— Заходи сюда, чудаче!
Хочешь с пивом, хочешь без.
 
Побеседуем малёха, —
И косится на мешок:
Как ловчей бы кинуть лоха,
Чтоб не рыпался лошок.
 
Чародей глядит с прищуром —
Гоблин, что с него возьмёшь?..
Что характер, что натура:
Злоба, жадность, зависть, ложь...  
 
Занял пса свиной корейкой,
Чтобы рядом не юлил,
А в погоне за котейкой   
Сараюху завалил.
 
Кошка фыркнула дурея,
Изогнулась, как дуга,
И за стайкой канареек
Потянулась на юга.
 
Превращая Гриню в Шрека,
Дед бубнил себе:
— Авось,
Был бы гоблин человеком,
Ничего бы не стряслось.

33. День восьмой

Дитя своей среды, он был поэтом,
но гражданин мешал ему всегда -
посредственные виршики по средам
строчил, а лирик тихо увядал.
По четвергам он ждал дождя резонно,
а в пятницу, сбегая от людей,
в глуши в себе лелеял Робинзона.
В субботу чинно, словно иудей,
не делал ничего.
По воскресеньям
воскресший оптимизм пускался в пляс,
и в понедельник, встав на горло лени,
жить начинал он заново, с нуля
до вторника.
Во вторник эпигоном
он повторял, что всё пройдет как дым,
что жизнь - борьба, и тяпнув самогона,
смирялся с наступлением среды.
Недели шли, он старился угрюмо
и упрекал в ошибке роковой
того, кто день восьмой забыл придумать,
в который можно просто быть собой.

34. Коньки

"Движенье - жизнь!"- ты мне сказал
(о жизни скользкой знал немало).
Ты был гурУ в моих глазах -
я, рот открыв, тебе внимала….
Коньки в подарок -добрый знак!
Меня, таким вниманьем  ранив,
ты пригласил в Центральный парк
на наше первое свиданье.
Я поборола липкий страх,
и «нет» сказав природной лени,
сперва каталась на коньках,
потом катилась на коленях,
а далее лицом по льду…
Но рано праздновать победу -
нет, не закончила езду…
Ещё на "скорой" я  поеду!

35. Ожидание

Жую сухарик. Ничего не лезет. 
Весна, грачи - бесплатное кино. 
Сосед опять сфальшивил в до-диезе, 
С утра тромбоня фугу ля-минор. 
Хочу икры заморской, баклажанной.
Ещё бананов и погрызть мелок. 
Но мой маршрут - от кухни и до ванной, 
Не до изысков, ползать тяжело. 
Танцует лето - сарафаны, шорты. 
Я не влезаю ни в один наряд. 
Меня пытает муж морковкой тëртой, 
И давит соки. А глаза горят. 
Я в них читаю - мол, наследник, парень! 
Смеюсь: "а дочка?". "Тоже хорошо!". 
Ну что за август - очень жарко, парит. 
Скорей бы что ли дождь уже пошёл. 
А календарь безжалостен и точен: 
Сентябрь, октябрь, редеет желтизна. 
Я просто шар. Ладонью локоточек, 
а может пятку ловит папа. Знать
что впереди... Больничный белый кафель. 
Зубами в руку - только не кричать! 
Там, наверху давно составлен график - 
кому пора... У строгого врача
я вижу крылья под халатом. Тише
стучат в ушах небесные часы... 
Я не могу! Ты можешь! Дышим, дышим, 
ещё чуть-чуть, ещё и... Здравствуй, сын!

37. Квартирный вопрос

Она красотка! В шкуре, с макияжем
из красной глины. Элегантно кость
торчит в причёске. Он брутален, даже
милей гориллы: волосатость, рост 
и стать - при нём. Она:
- Тепло, не спорю. 
Здесь будет стол, диванчик из камней
сюда поставим. Но, на косогоре
жильё престижней!
- Ты полегче, эй! -
мычит в ответ супруг. - Бери что дали! 
На косогоре все пещеры враз
достались тем, кто грозен и нахален. 
А я не в форме - дергается глаз.
- Я понимаю, милый, надо б шкурок
добыть побольше, на диван, на пол, 
ещë на стену.
Муж идёт понуро, 
ссутулив плечи: «Зверь сейчас пошёл
неуловимый. Ей столы диваны, 
и шкур побольше. Не железный я! 
Ушёл на днях на платья целый мамонт! 
Опять в леса, какая тут семья!»
...А время вскачь несётся оголтело -
за веком век.
Квартира - новострой. 
Большие окна и пустые стены. 
Она и он. Этаж двадцать второй.
- Высоковато, и район не очень... 
- Зато своё, я и такому рад! 
- Я понимаю, милый, надо срочно
по магазинам - краны, ламинат, 
наличники, обои, штукатурку
и плитку в ванну - помодней колор. 
Здесь будет стол, сюда постелим шкурку... 
Ой, нет ковёр, конечно же, ковёр! 
- Моя зарплата, милая, на тряпки
ушла на днях, какой уж тут уют! 
Пойду узнаю - мамонты в порядке ль.
И где теперь дубины продают.