Луна

Снегами меря вертикаль, 
сбиваясь, плача от досады, 
всю ночь бродяжничал февраль, 
белил столичные фасады. 
И с ледяного валуна 
в просвет тумана, к тучным нивам 
взбиралась сонная луна, 
замедлив шаг, неторопливо. 
Вязала тьму в тугую прядь 
седым лучом, как будто свяслом. 
То разгоралась, то опять, 
под вой собак, в бессилье гасла. 
И коротала в пустоте 
свой бабий век, вернее – вечность. 
И вниз глядела на людей, 
из-подо лба, по-человечьи: 
на тех, кто спал и видел сны, 
кто был судьбой зажат и выжат, 
кто от субботы до весны 
пытался жить, точнее – выжить. 
Луна смотрела просто так, 
мигала, гасла, вспоминала, 
что было время: правил мрак, 
сводил концы, искал начала. 
И так же ветреный февраль, 
бродил, отбеливая бездну, 
и освещать земную даль 
луне казалось бесполезным.