Первый межпортальный. 1-й тур. Голосование: Тема 1

 

 

 

 

 

Ночь. 

Духота. Август звёзды повесил на рее.

Юнга младенцем сопит на канатах под шлюпкой.

Ломит колено. К штормам?.. Я устал. Я старею.

Жизнь обманула меня, как портовая шлюха...

 

Штиль. 

Лунный окунь не бьётся в сетях парусины,

Тусклый пиастровый свет неподвижен и горек.

Мы, джентельмены удачи, удачи просили,

А получили тяжёлое горькое море.

 

Смрад. 

Солонина протухла ещё в Порт-Ройяле.

Ропщет команда - нет рома и зверствует боцман.

Видно, удачу пропили. А может - продали...

Всё покупается в мире и всё продаётся -

 

Всё, 

Кроме запаха соли и пушечной сажи,

Всё, кроме волн, закипающих бешеной пеной...

 

Сладко пиратскую кровь по ночам будоражит 

Горькое море, прибоем текущее в венах.

 

Однажды ОН придёт

и спросит: «Как ТЫ жил?»

И я отвечу: «Бог,

моря моя стихия.

Я тысячу чертей

гонял, что было сил,

в бушующих волнах

под гул и скрежет киля.

 

Я сам судьбу вершил,

бросая бриг на риф.
Сокровища не цель,

а смелости награда.
И, если вопреки

твоим расчётам жив,
возьми меня к себе,

покоя мне не надо».

 

Мой капитан – Блад.

Мой эликсир – ром.

Мой верный пёс – лаг.

Мой звёздный час – шторм.

 

Накатит-катит-катит

волна.

Исчезнет в пенной пасти

корма,

а бак взмывает вверх до

небес,

где поразбросан сердо-

лик звезд.

 

Спаян с рукой штурвал.

В мачту спиною врос.

Фор-бом-брамсель сорвал,

Рассвирипев, норд-ост.

 

А капитан – матросам:

- Трави!

А шквал обрушил тросом

бушприт.

В трюм кубарем по трра-

пу слетел

старпом: цел груз добра

с каравелл!

 

В чёрном камзоле Блад –

ястреб, гроза Кариб.

И синевой горят

Глаз его янтари*.

 

Пария, враг властей

(сдался корвет и бриг),

сердцем он ждет вестей,

помня девИчий лик.

 

Падёт росой на коже

туман.

Нам путь найти поможет

секстан,

пока что в предрассвет-

ной дали

еще мерцает звёзд

сердолик.

 

*В отличие от балтийского, карибский янтарь бывает всех оттенков синего и зеленого цвета.

В непогоду на море луна и звезды приобретают красноватый оттенок.

 

День выдохся, часы пробили шесть,

Культ Гелиоса сходит с пьедестала,

Всё ровно... Жаль, рука писать устала,

На пузе красной пастой:"Щастье - есть!"

 

Работа-дом, житейский променад -

Конвейерное бюргерство, не глядя...

Зато куда спокойней, чем в Багдаде -

Настолько, что не хочется в Багдад.

 

А хочется приливов, бурь и волн,

И ветра в паруса, и сдвинуть крышу...

Но голос свыше: "Тише, Вася, тише -

Твой путь тобой же предопределён."

 

Предопределе... но, приняв на грудь

Сто пятьдесят (со всем уже согласен)

Шепнёт ехидно эго: "Ты ж не Вася,

Довольно сачковать, и в добрый путь!

 

К морям, дверям, куда-нибудь ещё...

Гони коней, хватай удачи вожжи!

Платить? Придётся, ясен пень, но - позже.

Пройдоха Хронос всё запишет в счёт.

 

Неважно, кто кого там выдаст-съест

В начале, в середине ли, в конце ли -

Порою путь куда важнее цели.

Дерзай, поскольку vita brevis est."

 

Люблю дукаты и пиастры,

А на десерт - ямайский ром.

Но мне сказал знакомый пастор:

 "Сие не кончится добром.

 

Висеть тебе, дружок, на рее,

Нелепо высунув язык."

Хотя картина мало греет,

Хандрить я в жизни не привык.

 

Финал пирата и святого

 В деталях только различим.

И нас оплакивать не стоит

 Без видимых на то причин.

 

Не ждём напрасно благ небесных -

Пусть сдохнет с ними херувим.

Мы - спляшем джигу, грянем песню

 И за ценой не постоим.

 

«Весёлый Роджер» скалит зубы,

Под адмирала закосив.

Пирату лишь свобода люба.

Пиастры же – по мере сил.

 

И пусть заем на откупную

 Достать в сбербанке  не дано.

Пирата это не волнует.

Волнует море. Лишь оно.

 

У вашей радости черны манжеты,

А пульс выстукивает суету.

В зрачках читаются одни бюджеты,

Которые рисуют пустоту.

 

Я отзеркалю вашу алчность

И в косы тщетности вплету.

 

Мелодии души навечно стихли,

Их заменили отзвуки монет.

Обдули фальши яростные вихри,

Которые разграбили рассвет.

 

Я слышу мягкий шёпот волн,

Что допевают свой куплет.

 

Несметными богатствами известны

Бескрайние, беспечные моря.

Но синеокость моря мне прелестна,

В которой часто нахожу себя.

 

Я знаю, штиль - мой милый друг,

А шторм – спасенье бытия.

 

Властительные веера природы

Свободу здесь бесплатно отдают.

Тут счастье независимо от моды,

А деньги ничего не создают.

 

Синь согревает своей правдой.

Мне близок её искренний уют.

 

«Моря нужны лишь для корысти,

Скучны его загадки и секреты».

Затворникам придут такие мысли,

Которым только и важны монеты.

 

А истина молчит в бессилье,

Ведь радости черны манжеты.

 

Дикарь на острове в лишениях и горе,

Жилье его – из кольев городьба.

Вскружило голову ему когда-то море,

И оттого – печальная судьба.

 

Он коком был на шхуне у пиратов.

Однажды их трепал за валом вал,                         

Команду с ног сшибало многократно – 

У кока закружилась голова.

 

Утихло море, но и после шторма

Круженье головы не унялось.

Он начал есть севрюгу свыше нормы   

И располнел, едва держала кость.

 

Со временем скатился до предела – 

В свой камбуз еле проходил бочком

И вместо нужного для шхуны дела

По целым дням играл с братвой  в очко.

 

А капитан, почтенный Джонни Брага,

На меры воспитания был лих – 

На дикий остров высадил беднягу,

Напутствуя: «Лечись на суше, псих!».

 

Взмолился кок: "Послушайте, ребята,

Без качки и без моря мне не жить!         

Погибну я на острове проклятом…"

Но капитан скомандовал: «Отплыть!».

 

Я не знаю, на что так похожи мои слова –

На коралловый риф, золотистый песчаный берег?

Иногда я боюсь, что ты им перестанешь верить

И отправишься в путь, к обитаемым островам –

 

многолюдным и шумным, где много даров иных,

Где поют до утра не сирены, а просто птицы.

И тогда я тебе навсегда перестану сниться,

В том не будет ничьей – ни твоей, ни моей вины.

 

Горизонт, за который уйдёшь - просто край воды,

Там волна, разбиваясь, становится белой пеной.

... Для меня ничего нет прекраснее во Вселенной,

Чем солёное море, что смоет твои следы…

 

А прибой сегодня от лени скис,

Я играю с волнами в поддавки

И тасую камешки, как колоду.

На скале у пристани сохнет соль,

И под мокрой тяжестью парусов

Мирно дремлют туши рыбацких лодок.

 

Медный месяц в небо забросил сеть.

Город мой растрёпан, вечерне-сер,

Ожерельем ламповым офонарен.

Обещая клады, ветра соврут,

Но когда вдруг валится все из рук,

Угадаешь вряд ли, что ждет в финале.

 

Манят звезды нитью жемчужных бус.

Значит, хватит сетовать на судьбу,

По карманам пряча шальную мелочь.

И поет настойчивый зов волны:

Бесполезно просто сидеть и ныть,

Потому что счастье дается смелым.

 

Мне - копить в звенящей душе слова,

Под июльским солнцем ломать лаваш,

Уплывать в мечтах далеко-далёко.

Влёт нырять в солёную глубину,

Пусть другие думают: ну и ну,

Тот рисковый парень, похоже, дока.

 

Что отдашь, воротится во сто крат,

Ведь таким бродягам ценней, чем клад,

Чудеса неведомых дальних лоций.

 

Время мягко трется волной о борт,

Призовет труба на последний сбор,

Я рискну - а, может быть, обойдется...

 

 

 

Завтра. Завтра. Завтра. Звон монет меня разбудит!

Раздобыл я карту клада старого хрыча.

Парочка записок – и проверенные люди

на «Юнону» верную ко мне с утра спешат.

Завтра, завтра, завтра! Утром море нас разбудит!

Ждут сокровища пирата, и заждался ад!

 

Боцман! Ну же, хватит задирать служанке юбку!

Закажи мне мяса с пивом и к столу присядь!

Этой ночью ром из трюма спрячь надежно в рубку.

Слушай! Дважды я тебе не стану повторять.

Проследи еще за коком – как он там с закупкой?

Завтра – всех к причалу. Мы отчалим ровно в пять.

 

Вновь горят глаза пиратов.

В каждом – по пиастру!

Манит, манит братьев злато,

бередит ужасно!

 

Э-э-х!

 

Завтра. Завтра. Завтра. Звон монет тебя разбудит!

Слышишь, попугай болтливый на моем плече?

Расскажу тебе я, братец, то, за что осудят

в нашем цехе каждого, будь в коже иль парче.

Не свою я карту выбрал из колоды судеб –

мне плевать на золото и на клад, вообще!

 

Море кружит голову прожженному пирату!

Кто бы знал, но запах волн, их тайны мне милей

запаха монет. Признался в этом я аббату –

тот смеялся весело и гнать велел взашей…

Я убил аббата и потом решил с досадой –

исповедь пиратская не для людских ушей.

 

Завтра буду бригантину гнать навстречу кладу

по лазури глянцевой в далекий океан.

И хотя сокровищ мне (по-честному) не надо,

но набью я туго бриллиантами карман!

И никто не скажет мне, что это буффонада!

И никто не скажет мне, что это все обман!

 

Вновь горят глаза пиратов.

В каждом – по пиастру!

Манит, манит братьев злато,

бередит ужасно!

 

Э-э-х!

 

Берег моря... Туман, поднимаясь,

Синеву открывает для глаз,

Это небо, в волне отражаясь,

Удивляет меня каждый раз.

 

Горьковато-солёные брызги,

Шорох гальки с прибрежной волной,

Альбатрос, пролетевший так низко,

Распластавший крыло надо мной.

 

И простор необъятный, безбрежный,

Каждый отпуск волнуют меня,

Где-то там реет парус надежды,

Алый парус любовью маня.

 

Никакие богатства на свете

Не дают мне восторг для души,

Только море... Туман на рассвете

И у ног шорох гальки в тиши.

 

С замиранием сердца жду чудо –

Жду богиню Любви и Весны,

Что прекрасней любых изумрудов,

Афродиту из пенной волны!

 

 

 

                  «Море, а не сокровища, кружит мне голову».

 

Я заявляю напрямик и сразу,
Чтоб впредь никто не  уличил во  лжи:
Что мне плевать на  жемчуг  и   алмазы…
Мне соль морская голову кружит.

И  море вечно  за окошком  плещет
Хоть от  меня оно  за тыщи вёрст.
И  ветер  манит всё сильней,  всё резче,
И это,  видно,  всё-таки  всерьёз.

Когда  спускает вечер звёздный полог,
Приходит мысль, как Божий день светла:
Сокровища – они всего лишь повод,
Чтоб позабросить вечные дела.

И,  облачившись в старую тельняшку,
Как волк морской,  на палубе стоять.
Мечта сбылась! И сердце нараспашку,
И на душе  восторг, и благодать.

И вот я в море рвусь  на  галеоне,    
Но  вовсе не искать алмазов след.                      
Мне хватит тех,  что в Северной короне,
Они уж точно  не фальшивы. Нет!

А мне для счастья  надо-то всего лишь,
Чтоб  ветер разыгрался  в парусах.
Вперёд! А  что касается сокровищ,
Так пусть они  таятся  в  тайниках.

…Звонок от босса – вызов на работу,
Где ждёт отчёт – «сокровище» моё.
Я узник кабинетной тягомоты,
Конторское никчёмное хламьё.

 

 

 

Ты ищешь в людях ценные сокровища,
Эпохи потребления продукт.
Хотя сама - сокровище... М-да... То еще.
Но жизнь, поверь, излечит твой недуг.

Я - было дело - не гнушалась помощью
И видела везде один сюжет:
Раз море есть - то быть должны сокровища.
А как без них?
Неинтересно же!

Мне все тогда, признаться, было пофигу:
Оттенок моря,
Шелест нежных волн...
Все потому, что я искала профита,
Обогащенья мира своего -

Хоть внутреннего, хоть материального,
Пока однажды - вот так поворот! -
Не встретила его...
И сердце замерло.
Да, в жизни все случается порой.

Он сам был морем - ласковым, тропическим,
В которое в ту ночь зашла босой...
Да, я была вояка
И добытчица...
Но стала - этой... Как ее... Ассоль.

Я полюбила,
Да!
И это правильно!
Влюбилась в волны, в ветерок шальной -
И нынче, что ни ночь, в блаженстве плаваю,
И накрывает жизнь меня волной...

Что цели мне?
Надела платье белое,
Пришла к воде и села на песо-ок...
Что делаю?
Нет, правда, что я делаю?
Жду появленья алых парусов!

 

 

 

Изумрудные волны достигли небес,

В брызгах солнечных тает за дымкою лес

Ветер пряди волос моих спутал легко.

Отпусти меня, милый.

Я уже далеко.

Рокот моря – свободы незримая суть.

Звезды ночью укажут нам правильный путь.

На притихшие волны он лег широко.

Отпусти меня, милый.

Я уже далеко.

Закружилась от запаха волн голова,

Заглушил шум прибоя пустые слова.

Море прячет печали и грусть глубоко.

Отпусти меня, милый.

Я уже далеко.

Не жалею нисколько оставленный пир,

Мне дороже другой, неизведанный мир.

И Полярная в небе горит высоко.

Отпусти меня, милый.

Я уже далеко.

Это море берет меня в плен навсегда,

Опьяняет, как виски, морская вода.

Алчно жаждущих злата число велико.

Отпусти меня, милый.

Я уже далеко.

Нет сокровищ на свете, что стоят души.

Нет на свете того, кто, хоть раз, не грешил

Разрезая волну, белой пеной взметнусь.

Вспоминай меня, милый…

Я уже не вернусь.

 

 

 

То ли в пиво абсент подмешали,

то ли уксусом стало вино -

я кружу между двух полушарий

снулой рыбой в чужом домино.

 

Здесь от стёршихся детских идиллий

лишь стихов полусбывшийся бред.

Память режет фарватер извилин,

оставляя кильватерный след.

 

И расходится волнами ярость-

невозможность вернуться назад,

где подняв папин зонт, словно парус,

был я кладу из пуговиц рад.

 

Там ковром зеленилось мне море,

но штормило от ситцевых штор.

Я влипал в сотни книжных историй,

брал жизнь на абордаж и измор.

 

А теперь вот богат и не нужен

никому и ни там, и ни здесь.

Если что-то мне голову кружит,

это просто морская болезнь.

 

 

 

Я на нём ни разу не был – маяком издалека –

Опрокинутое небо между замков из песка,

Где с бескрайней водной гладью и сегодня, как вчера

Вечно штормами не ладят переменные ветра…

   

Где монетки слёз прощальных, под причалами на дне,

На закате солнце – шаром в раскалённой пятерне,

Горизонт в туманной ломке – пластилиновой чертой,

Пляж, Снегурочка в шезлонге – нерастаявшей мечтой,

А вокруг кариатиды, под одеждами и без,

А в пучине – Атлантида как хранилище чудес.

   

Но не в поисках сокровищ... мне сбежать бы в этот рай

От бензиновых чудовищ, технологий через край,

Ипотеки, всяких санкций, авто-пробок и забот,

От недельных промо-акций в ожидании суббот.

   

За красотами магнолий – ароматный моря приз,

Лаской волн, песком в ладонях,

А в окошко – летний бриз.

За прилипчивым загаром, за идиллией простой.

Мне сокровища – и даром…

Я приеду за мечтой.

   

… Оттолкнуться бы, забыться, да в мечту свою нырнуть,

Только как от дел отбиться –

Жду девятую волну.

 

 

 

От севера.

Самым настойчивым из ледяных горнил,
Самым упорным и грамотным педагогом —
Север меня воспитывал и кормил,
Север давал надежду, мечту, дорогу.

И, принимая мой бесконечный труд,
Золото лил в натруженные ладони.
И обеспечивал, как только мог, уют,
Серым молчанием, страшным для посторонних.

Север меня о верности не просил,
Я предавал его, как донжуан подругу,
Золото чистое я каждый год носил,
Словно любовнице юной, морскому Югу.

Море. Все мысли, все песни мои о нём,
Дом оставляя, ключ положу к порогу.
Я проползу пифагоровским муравьём —
С ниткой — витую раковину-дорогу.

Всё моё золото примет морской прилив,
Все мои деньги утащит солёный ветер.
Я ухожу ни капли не заплатив,
Но одарённый лучшей судьбой на свете.

 

 

 

«Море, а не сокровища, кружат мне голову»

 

Как дивно! Но и жуть берет при этом:

Когда к заветной цели напролом

Армада, где полным-полно поэтов,

Несется, будто рыба, косяком.

 

А в чем косяк - поймет любой салага:

На всех, увы, не напастись наград.

В нешуточных стихийных передрягах

Со словом налетит на брата брат.                

 

Чистилище, посмешище, признанье -

Таков удел полезших на рожон.

Кого убьют, кого съедят пираньи,

Кто будет блеском злата ослеплён.

 

И победитель, пляшущий на труппах

Команд поверженных, подумает, как знать,

Что от толпы стоглазой и сторукой

Тот клад бы лучше... перезакопать.

 

Выходит, что итог всегда плачевен.

Я о наградах думать не хочу...

И волны рассекает наш форштевень,           

И вахту мы несем плечом к плечу.

 

Блага мирские не сравнить с морскими.

Солено-горький бриз слезит глаза.

Сомненья - прочь! Хандра и хворь - черт с ними!

А ну, поднять, канальи, паруса!

 

 

 

Вновь идёт голова

кругом

Не от блеска алмазов

и злата...

Это просто в борта

туго

Море бьётся валом

девятым!

 

И скрипят они, словно

петли,

На дверях в кладовые

мира...

Нет! Не золото всех

столетий

Буйну голову мне

вскружило...

Это море своею

качкой:

Нос - корма, правый борт -

левый...

То волна по-над самой

мачтой.

То внизу - борта

каравеллы.

И неведомо, как мы

живы...

В этом чёрном морском

просторе....

Нет, не золото нас

вскружило,

Это море... всего лишь -

море...

 

 

 

Что хорошего есть в нашем Мухославске?
Площадь, почта, стадион да два завода.
Лица - стёрты, как поётся. Тусклы краски.
И уныло-беспросветней год от года.

Тут всречаю одноклассницу, Маринку.
"О, приветствую, Светланка! Как я рада!
Где ты? Что ты? Всё - кассиршею в "Калинке"?
Ну а я так - аниматорша в Хургаде".

Распахнув глаза, я слушала подругу.
Вот об этом я всю жизнь мечтала, кстати -
Фрукты-ягоды-орехи. Пальмы юга.
Жить на море, да ещё и деньги платят.

И к чертям собачьим кризисы и войны,
И долой хандру, и побоку печали.
Веселя народ, веди себя достойно,
Отдыхающие чтобы не скучали.

"Ой, Маринка, я готова забесплатно.
Лишь бы вырваться из нынешней рутины.
Море... Солнце... Благодатная Хургада..."
"Хорошо. Дай резюме, начальству скину..."

 

 

 

В одном плохом богоугодном месте

В тяжёлых коридорных сквозняках

Болезнь и нищета гуляют вместе,

Утаптывая злого старика.

 

Его худое тело узловато.

Скрипит фальцет, как якорная цепь.

А то, что помирает небогато,

Так никогда от золота не слеп.

 

Старик силён. В аду его постельном

Немая память побеждает страх – 

И море разливается по венам,

И пена закипает на губах.

 

Там юность на бушующем просторе,

Тут старость – обмелевшая река.

Старик уснёт и вновь увидит море...

Но море ждёт другого старика.

 

 

 

Сквозь пену городского океана
Светили нам неясные огни.
Лукавая художница Моргана
Надеждой украшала наши дни.

И острова вставали из тумана,
Сокровищами дивными влекли.
Мы доставали ветры из кармана
И направляли наши корабли.

Сегодня светел день и ветер в спину.
Сегодня карты правду говорят.
Мы снарядили нашу бригантину,
Отдав последний золотой дукат.
родных становищ,
Привычных будней тягостный
Оставим суету дурман!
Горит звезда над островом сокровищ,
Но мы идём в открытый океан.

 

 

 

Взглянуть в твои глаза, взглянуть и утонуть…

Любимый, слышишь, драгоценностей не надо.

Политик-время намечает новый путь

Для двух в тумане потерявшихся фрегатов.

 

Для двух в тумане затерявшихся имён

Предвестник-время ищет счастья полусферы.

Его корсары, джентльмены, флибустьеры

Познали то, что Посейдон ожесточен

 

Вселенской жадностью. И высказан концепт

О трюмах кораблей и блеске в них – сокровищ…

Провизор-время составляет свой рецепт

От кровожадных тварей и морских чудовищ.

 

Ингредиентов мало в нем, и в этом суть,

Провидец-время понял толк природной плазмы –

Взглянуть в твои глаза, взглянуть и утонуть

Бездумно… страстно…

 

Спасай теперь, спасай весь мир... меня, себя,

Читай губами неизведанные штили.

Проказник-время, мы сокровищ не просили,

Но получили их в пути, любовь любя…

 

 

 

Мы снова расстались на двадцать холодных недель. 
Устав от разлук, я всё чаще мечтаю остаться - 
избавить себя от билетов, вагонов и станций, 
нехватки доходов и хватки нахлынувших дел. 
В моей стороне и пруды, и озёра пресны, 
а реки смиренны в теченье своём молчаливом. 
Уже в октябре леденеют речные заливы, 
и воды стоят хрусталём до прихода весны. 

А там… разомлевшее солнце - оранжевый скат. 
И небо, в сравнении с нашим – синее и чище. 
Девчушка на пляже морские сокровища ищет, 
а мальчики строят пиратский корабль из песка. 
Вернусь, чтоб остаться - об этом мечтаю давно: 
в придуманном доме пять окон – и все на закаты, 
не нужно сокровищ, я солнцем и морем богата. 
Я знаю, где боги хранят золотое руно…

 

 

 

Зачем мне – это все?

Не тешат ныне вещи

в себе, что в мутном прошлом

пропали, словно сны.

На смену кама-сутре –

диван приходит,

утро,

рисует больше – вечер

уже.

Как недалека ночь!

Так, словно наизнанку

все вывернуто,

срез – вот виден наяву.

Ты юности разгадку

искал тогда, и правду,

в сокровищах, богатстве,

забористом вине.

И на заборах тленных,

еще казалось – вечных,

писал о виноватых,

но верить не умел,

мычал пустую мантру

и грезил все о славе.

Не думая словами,

не думая совсем.

Но в этом светлом завтра,

где все уже проходит,

где каждому – удел,

и встречный – загнан в угол,

чужой, но близкой смертью,

подводит, что итоги

и дел, всех царств, и вторит,

ты вспомнил вдруг о детстве.

Про небо золотое. О море, ветре, Боге

Ты не успел, но понял,

да, понял, – не успел.

 

 

 

В парусах запутался ветер,

на корме - счастливые двое,

эти двое - взрослые дети,

это мы, влюбленные в море.

Это нам открыты просторы

и постель - таинственный остров,

это нам - минута на сборы,

это нам - сюрпризы норд-оста.

Мы одни - нам много не надо.

Мы вдвоем - нам больше не нужно,

только море огромное рядом,

только чайки над мачтами кружат.

Мы вдвоём, влюблённые в море,

не боимся штормов суровых.

Наши  песни с ветрами спорят,

нам простор дороже сокровищ!

 

 

 

Море синей, чем февральский снег,

Пена гирляндой сосулек талых.

В северном крае под скрип саней

Кто не мечтал истоптать причалы

Белых тропических городов

В мареве солнца, в потеках соли?

Печка – пристанище жарких снов

И за оконцем узорным воля.

 

Пальцы ободраны до костей,

Шкура прочнее коры дубовой.

Больше не ждет от меня вестей

Дом у реки в ледяных оковах.

Тысячей слитков дробится вал,

Слепит глаза чешуей дракона.

Верьте: не грабил, не убивал.

Вечным бродягам скучна корона.

 

Золото, слезы, покорность, страх -

Маленькой шхуне пустая тяжесть.

В белых прожаренных городах

Я не смущаю ночную стражу,

Кнут не сгоняет табун рабынь

Тешить врагов на тоскливом ложе...

Море становится на дыбы,

Дышит огнем и клыками гложет -

 

Меркой своею меня измерь,

Робкий крестьянин остался в прошлом.

Как ни рычи, укрощенный зверь,

Будешь покорно лизать подошвы,

Будешь в закатной купать крови,

Дыры янтарным латать рассветом.

Но и во имя твоей любви

Я не желаю топить корветы.

 

В жалком ворованном барахле

Не отразятся ночами звезды.

Лучше намажу на черный хлеб

Этот подсоленный сладкий воздух.

Верно, веселый приятель мой,

Нам по трактирам хвалиться нечем?

Роджер хохочет над головой  

Так же безденежен и беспечен.

 

 

 

***

Форштевень рассекает кипящую волну,
На мачте гордо реет "Чёрный Роджер",
Занятие мне это по сердцу и уму -
Пугать сынов Кастилии до дрожи!

Я в плаваньях опасных прощенье заслужил,
И звание морского офицера,
Теперь я возвращаюсь в тот город, где любил
Красавицу Бригитту,  дочку мэра.

В порту меня встречают старухи, старики
И косточки мои перемывают,
Разят вернее шпаги их злые языки
И от меня Бригитту отдаляют.

Кто скажет "да" корсару, тому грозит беда!
Пират в душе - разбойник, а не воин,
Он донжуан усатый, гроза прекрасных дам

И благородной пары не достоин.

Луна за облаками, окно не высоко,
А под окном запряженные кони,
Бригитта, дорогая, мы едем далеко,
И незачем нам папу беспокоить!

Форштевень рассекает кипящую волну,
На мачте флаг британский, а не "Роджер",
И море мне с подругой по сердцу и уму,
Сокровищ всей Кастилии дороже!

 

 

 

Здравствуй, Море. И я тебе рада.
Наша встреча задумана свыше.
В глубине твоего водограда
даже бури становятся тише.
Сколько красок, нюансов и бликов.
Сколько солнца - в зелёном, в лазури.
И в молчании этом великом
долгий гул несмирившейся бури.
Корабли, что покинули берег,
отправляясь в желанные дали
не для пошлых сокровищ и денег,
свой покой за свободу отдали.
Ну а мы, первобытны по сути,
по природе - двуногие твари,
верим в то, что мы всё-таки люди.
Пусть глубины постигнем едва ли ...
Но, оставив следы у прибоя,
помолчав у молчания Бога,
понимаешь до крика - нас двое.
Ты и Море. И это так много.
Здравствуй, Синее. Я на минутку,
если вечностью мерить удачу.
Обещай, что вернусь. Даже - в шутку.
Ну схитри. А иначе заплачу.
Очищаясь от скверны и боли,
от нелепого пафоса буден,
я вхожу в голубые ладони.
Словно где-то мы были. И - будем.

 

 

 

***

Уми. Уми.
Тоскую. Тоскую. ТОСКУЮ.
я стану куклой, Уми,
и утону в поцелуях.
в гавань нагрянут волны,
я отравлюсь слезой,
буду твоею, Уми, -
куклой
простой
влюбленной

Ты мне покажешь, Уми,
где умирает солнце,

я хочу быть с тобой
мне сейчас очень больно

В город пришло цунами
счастье случается редко.
но отравившись снами
я оказалась в клетке.

Черные сны - на синем,
чайки кричат от горя
имя: "Уми Но Ками",
их повторяет море.

Я ненавижу воду,
я проклинаю небо.
Я твоя кукла, Уми,

Уми Но Ками,
где ты?

______
Уми - море
Уми Но Ками - бог моря и океана
Цунами - волна в гавани.

 

 

 

Сокровища? Да ты не дрейфь, малыш.

Добудем. Верь, карась, морскому волку.

Вернёмся, хвост павлином распушишь.

Но много ли от тех сокровищ толку?

 

Да. Будет замок, дорогой альков

И лебезящих лизоблюдов стаи.

А над фрегатом стаи облаков…

Их шкурки мне дороже горностаев.

 

В объятьях душных белых простыней

Валяться будешь жирной сытой нельмой.

А в грозы на концах у старых рей

Как яхонты - огни Святого Эльма.

 

Смазливою девицею пленён,

Докажешь, что руки её достоин.

А лик волны прибоя обрамлён

Нежнейшей пены белою фатою.

 

У всех красавиц в глубине очей

Коварный блеск дублонов и дукатов.

А к чёрным фракам бархатных ночей

Льнут алые шелка морских закатов.

 

Сокровища. От них в глазах туман.

Весь мир отринув - гонишься за малым.

В ладонях суши Тихий океан

Мерцает драгоценнейшим опалом.

 

 

 

Расцветает вновь во дворе миндаль,
Пахнет воздух солью, а чем еще?
Загадать желанье ( кругом вода! )
И швырнуть монету через плечо.
На любом языке умолять святых,
Потому что пятую ночь - без сна.
На румынской церкви дрожат кресты
И поет молитву свою волна.
Сколько их, молодых, уходило в ночь?
Пожелайте плаванья кораблю!
Подливает греческое вино,
Рассуждает о курсе чужих валют,
У него пятистенок - двойной кирпич,
А теперь - сыновей и жену - пора,
И ложится на стол ( помолчи, стерпи! )
Тяжкий перстень старинного серебра.
( Заклеймят, а после - рожать рабов ).
Пять судов в порту, проститутки - в бар...
Говоришь, вот это и есть - любовь?
Говоришь, вот это и есть - судьба?
Простыня полощется, словно бинт
( Честь невесты, дескать - снегов белей! )
Пусть не можешь выбрать, кого любить,
Только вправе всегда выбирать - с кем лечь!
( Полыхать тебе на ветру свечой.)
Опрокинут стакан, дребезжит кольцо.
Выдыхает море песок и соль...

Он - в который раз - проверяет счет.

 

 

 

Тают в мареве знойных дней,

За кормой оставаясь, страны.

Мы - Колумбы и Магелланы

Неоткрытых еще морей.

 

Правь форштевень на Южный Крест,

Бег течений лови кормилом...

Мы не скоро вернемся к милым

И обнимем своих невест.

 

Эльдорадо конкисты ждёт,

Тех, кто жаждет богатств упрямо,

Пряча в сельве дворцы и храмы,

И камней изумрудных дождь.

 

Мы шитьё своих эполет

Не позорим заморским златом,

Мы с рассвета и до заката

Ищем сушу, которой нет.

 

Нас "ревущих сороковых"

Ожидают ветра и штормы,

Шлюп встаёт на волну упорно,

Зюйд - и нет нам путей иных.

 

Где-то там, далеко на юг,

Верим мы, древним мифам внемля,

Ждут во льдах нас иные земли,

Южный Крест и Полярный круг.

 

_____________________________________

 

Ревущие сороковые (англ. Roaring Forties) — название, данное моряками океаническим пространствам между 40° и 50° широты в Южном полушарии Земли, где дуют сильные и устойчивые западные ветры, вызывающие частые штормы.

 

 

 

Матросы оттолкнули шлюх,

переглянулись капитаны -

пронесся по таверне слух,

что за морем богаче страны:

мол, и сокровищ там не счесть,

и город есть подстать Эдему;

а я успел котлетку съесть

и помусолить эту тему...

Повсюду слышу: "Город наш!

Мы будем первыми! Поспорим?"

А я, доставши карандаш,

сварганил стиш, любуясь морем:

 

"Рванули, черти, в мир иной,

уже в порту устроив свалку,

а я поплыл за тишиной -

вернее, вышел на рыбалку...

Спешат на штурм чужой земли,

а мне чужой земли не надо,

ведь у меня и за рубли

прекрасно ловится дорада,

и славно пьётся пенный эль

на полубаке нашей шхуны -

зачем за тридевять земель

стремиться в поисках фортуны?

Я - словно ветер над кормой,

сушу треску, стираю стельки

и представляю дом родной -

вернее, дом подруги Эльки...

Пусть говорят: он просто трус!

Пускай решат: умалишённый...

С любовью к Эле я вернусь

и принесу трески сушёной...

Дораду тоже принесу,

явлюсь, увенчанный короной,

и в "салки-ножки-на-весу"

сыграю с эль... с Элеонорой!

Мой клад - любовь! Сюжет не нов,

но он достигнет апогея,

когда достану из штанов

подсохший том Хемингуэя..."

 

 

 

Было лето. И надо мною
Ковш Медведицы бисер сыпал.
Чутко, долго, с чуть слышным всхлипом,
Берег слушал ноктюрн прибоя.

Вечер падал в морскую негу,
И густели оттенки сини.
Ветры тихо в себе носили
Ароматы пустынь и снега.

Свежесть мягко стекала с вёсел,
Как фиалковый отзвук ночи;
Не жалея нюансов dolce,
Море в волнах несло вопросы:

"Путешествие? Бурю? Парус?
Что ты ждёшь от шального лета?
Вздох заката? Вину рассвета?
Что дарить, чтоб с тобой осталось?"

Звёздный шёпот подскажет вскоре,
Что и полночь придётся кстати…
Не хмельные твои объятья –
Кружит голову запах моря…

 

 

 

Колыханье колыбели, волн негромкий блюз.

Море шепчет, мягко стелет: «Я тебе приснюсь».

За бортом крупье-фортуна крутит колесо...

Я себя впишу в рисунок «Море и песок».

 

У Земли своя причастность к паутинам карт:

На пиратских — меткой красной завлекает клад,

Чудо-знаки тел небесных — на ночном холсте...

Я себе оставлю место «Море в темноте».

 

Где хайроллер сыплет фишки, призывая фарт,

Жизнь тасует дни недели, как колоду карт,

Явь прокручивая мимо, прожигая новь...

Я себя впишу в картину «Море и любовь».

 

Выбор ясен, и на деле обозначен курс:

Колыханье колыбели, волн негромкий блюз.

Если всё перемешалось (нечет или чёт),

Я мечту спасаю «Море. Небо. Самолет».

 

 

 

Не умею плавать… Как досадно!
С морем наяву я не знакома.
Но во сне вдоль нити Ариадны
Улетаю к берегу морскому.
Вижу там сапфировую воду,
Черепах оливковые спины.
Дерзким воплощением свободы
Рядом появляются дельфины.
И зовут, и тянут за собою
В тёмную загадочную бездну...
Шаг за шагом в кружево прибоя
Я уйду за ними и исчезну.
Не скучайте, южные циклоны! –
Прячут затонувшие фрегаты
В сундуках пиастры и дублоны,
Только я без золота богата:
Все морские тайны мне открыты,
Все морские твари мне подвластны, -
Старые разбитые корыта
На меня надеются напрасно.
Во дворцах коралловых меж башен
Заблужусь течением прохладным...
… И проснусь.
Так весел, бесшабашен
Был мой сон.
Жаль – кончился.
Досадно.

 

 

 

...Был закат вполне картинным: гладь озёрная тягуче

разливала цвет медвяный, имитируя токай -

золотой, густой, дурманный... А по озеру беззвучно

кто-то плыл в одеждах длинных и закат веслом толкал.

 

Кто-то тихий и прекрасный глянул так прозрачноглазо,

как никто из встречных прочих не умеет посмотреть,

и спросил безмолвно: "Хочешь, будет всё тебе и сразу -

терем светлый, смысл ясный и оркестров звонких медь?"

 

Как? Всё-всё и - моментально? Без усилий, без волнений,

без возможности изведать упоительный восторг

от заслуженной победы, сумасшедших откровений?..

Нет!.. И челн уплыл печально в синий сумрак, на восток.

 

Может, было заблужденьем так ответить незнакомцу?

Может, стоило подробней обсудить такой расклад?

Да зачем?.. Пьянит дорога, а не терем в три оконца.

Пусть останется виденьем: лодка... озеро... закат...

 

 

 

Когда ложишься с ней рядом, целуешь её безбожно,

Когда бесстыдно штурмуешь её в прихожей,

Такое море шумит у неё под кожей...

А в нём голосят дельфины.

Когда бросаешь её, как якорь, когда дрейфуешь,

Она штормит и  взрывается сотней фурий.

Потом уляжется, пробуй её такую -

Солёно-хинную...

Выходишь в море на дряхлой, усталой, как шлюха, шхуне,

Играет буря на молниях, как на струнах.

И вроде бы всё предвидел и всё продумал -

Но голову кружит, словно от поцелуя...

Не от сокровищ придонных - от ласк прибоя,

Если уляжется - пробуй, оно такооое!

Безнадёжно, неизлечимо болеешь морем...

Знать бы, от какого из них умру я...

 

 

 

В детстве меня тревожили сны, где ветра лиловые -
Море, а не сокровища, сладко кружили голову:
Грезились джунгли с пальмами и одинокий парусник,
Дым от костра сигнального, белый песок стеклярусный.

Лист из тетрадки в клеточку я превращал в кораблики -
И принимала речка их - лёгких, бумажных, слабеньких.
Плыли в края далёкие двойки и замечания
И, расплываясь строками, мокли в воде отчаянно.

Мама вздыхала горестно: «Что из тебя получится?»…
Жизнь пронеслась на скорости – светлая и кипучая,
Были печали, торжища… опыт мне стал наукою,
Не накопил сокровищ я… езжу на море с внуками.

Высветит память лучиком счастье – как зорьку алую…
Только всё чаще мучают двойки, что не исправил я.
Что там награды-почести? Мне не хватает малости:
В прошлое крикнуть хочется: «Мама, прости, пожалуйста!»

 

 

 

Девятый вал бушует, как безумный,

И яростно полощет флаг пиратский.

На абордаж! - без страха и раздумий,

Хоть смерть  летит навстречу пулей адской.

 

Пленённые навек морской стихией,

Презрев уют подушечных кроватей,

Подругами назвали мы лихие

Громады волн, а ветер взяли в братья.

 

Но в дни, когда внезапно стихнут штормы,

И молнии уснут в объятьях грома,

Душа бунтует птицей непокорной.

И топим мы тоску в бочонке рома.

 

Зовёт нас за собою чёрный парус -

Проклятье жизни или же удача?!

Судьба морских бродяг нам всем досталась.

И жить на свете не хотим иначе!

 

 

 

Рождённый ползать летать не может.

И не узнает, и не поймёт,

Как ноет тело под тёплой кожей,

И как по коже стекает пот,

 

И как слетает душа с катушек,

А перепонки трещат по швам,

Когда откатом дюймовых пушек

Бросает судно в лицо волнам.

 

Оно, конечно:  прислуга, няни,

Горячий кофе и бутерброд,

А мы на транспорт идём тараном,

Ломая в щепки проклятый борт.

 

Готовы к призу?  Айда, ребята!

Трещат канаты, звенят ножи.

А сухопутный, он даже матом

Сказать боится… смешная жизнь.

 

О  чём расскажут в его газете?

О том, что кризис неуловим?

А я губами  целую ветер,

солёный ветер моей любви.

 

Пускай в  богатстве рыдают стервы,

Сгребая в души мещанский корм.

Мне только море щекочет нервы,

и кружит голову вечный шторм.