Муса Джалиль. Помогите с советом.

Моему племяшу 11. Он давно выучил и читает стихотворение про войну. Название забыл, но если хочешь, щас узнаю.

Варварство

Они с детьми погнали матерей 
И яму рыть заставили, а сами 
Они стояли, кучка дикарей, 
И хриплыми смеялись голосами.
У края бездны выстроили в ряд 
Бессильных женщин, худеньких ребят.
Пришел хмельной майор и медными глазами 
Окинул обреченных... Мутный дождь 
Гудел в листве соседних рощ 
И на полях, одетых мглою, 
И тучи опустились над землею, 
Друг друга с бешенством гоня...
Нет, этого я не забуду дня, 
Я не забуду никогда, вовеки! 
Я видел: плакали, как дети, реки, 
И в ярости рыдала мать-земля.
Своими видел я глазами, 
Как солнце скорбное, омытое слезами, 
Сквозь тучу вышло на поля, 
В последний раз детей поцеловало, 
В последний раз...
Шумел осенний лес. Казалось, что сейчас 
Он обезумел. Гневно бушевала 
Его листва. Сгущалась мгла вокруг.
Я слышал: мощный дуб свалился вдруг, 
Он падал, издавая вздох тяжелый.
Детей внезапно охватил испуг, — 
Прижались к матерям, цепляясь за подолы.
И выстрела раздался резкий звук, 
Прервав проклятье,
Что вырвалось у женщины одной, 
Ребенок, мальчуган больной, 
Головку спрятал в складках платья 
Еще не старой женщины. Она 
Смотрела, ужаса полна.
Как не лишиться ей рассудка! 
Все понял, понял все малютка.
— Спрячь, мамочка, меня! Не надо умирать! — 
Он плачет и, как лист, сдержать не может дрожи.
Дитя, что ей всего дороже, 
Нагнувшись, подняла двумя руками мать, 
Прижала к сердцу, против дула прямо...
— Я, мама, жить хочу. Не надо, мама! 
Пусти меня, пусти! Чего ты ждешь~- 
И хочет вырваться из рук ребенок, 
И страшен плач, и голос тонок, 
И в сердце он вонзается, как нож.
— Не бойся, мальчик мой. Сейчас
вздохнешь ты вольно.
Закрой глаза, но голову не прячь, 
Чтобы тебя живым не закопал палач.
Терпи, сынок, терпи. Сейчас не будет больно. — 
И он закрыл глаза. И заалела кровь, 
По шее лентой красной извиваясь.
Две жизни наземь падают, сливаясь, 
Две жизни и одна любовь! 
Гром грянул. Ветер свистнул в тучах.
Заплакала земля в тоске глухой.
О, сколько слез, горячих и горючих! 
Земля моя, скажи мне, что с тобой1 
Ты часто горе видела людское, 
Ты миллионы лет цвела для нас,
Но испытала ль ты хотя бы раз 
Такой позор и варварство такое?
Страна моя, враги тебе грозят, 
Но выше подними великой правды знамя, 
Омой его земли кровавыми слезами, 
И пусть его лучи пронзят, 
Пусть уничтожат беспощадно 
Тех варваров, тех дикарей, 
Что кровь детей глотают жадно, 
Кровь наших матерей...

Но мне зять категорично сказал, что - другое. Вот:

Для восьмилетнего ребёнко второе лучше. Да резче оно. Не знаю, как объяснить парадокс - два стиха с одним названием одного автора от одного года. Может, перевод с татарского? Нам неважно было. 

Сохранились два блокнота, в которых содержалось 93 стихотворения. Стихотворения были написаны нататарском языке в первом блокноте арабской, во втором — латинской графикой.

А мне вот это запомнилось с детства:

Волки

Муса Джалиль

Люди кровь проливают в боях:
Сколько тысяч за сутки умрет!
Чуя запах добычи, вблизи
Рыщут волки всю ночь напролет.

Разгораются волчьи глаза:
Сколько мяса людей и коней!
Вот одной перестрелки цена!
Вот ночной урожай батарей!

Волчьей стаи вожак матерый,
Предвкушением пира хмелен, —
Так и замер: его пригвоздил
Чуть не рядом раздавшийся стон.

То, к березе припав головой,
Бредил раненый, болью томим,
И береза качалась над ним,
Словно мать убивалась над ним.

Все жалеючи, плачет вокруг,
И со всех стебельков и листков
Оседает в траве не роса,
А невинные слезы цветов.

Старый волк постоял над бойцом,
Осмотрел и обнюхал его,
Для чего-то в глаза заглянул,
Но не сделал ему ничего...

На рассвете и люди пришли;
Видят: раненый дышит чуть-чуть.
А надежда-то все-таки есть
Эту искорку жизни раздуть.

Люди в тело загнали сперва
Раскаленные шомпола,
А потом на березе, в петле,
Эта слабая жизнь умерла...

Люди кровь проливают в боях:
Сколько тысяч за сутки умрет!
Чуя запах добычи вблизи,
Рыщут волки всю ночь напролет.

Что там волки! Ужасней и злей —
Стаи хищных двуногих зверей.

1943

Танюшка, ты - золото! Тепрь наверняка буду знать (а то у самого извилины замлели от лени дать команду пальцам нужную клавишу нажать) 

ООО.. кэп, чудный стих Мусы Джалиля, посвящённый своей дочке Чулпан:

Родилась беспомощным комочком, 
Но растет и крепнет с каждым днем. 
Голосок ее звенит звоночком, 
В сердце откликается моем. 
Сорока болезнями готов я 
Сам переболеть, перестрадать, 
Только бы сберечь ее здоровье, 
За нее мне жизнь не жаль отдать. 
Нынче вот сама дошла до двери 
В первый раз... И я так горд теперь, 
Будто бы она, по меньшей мере, 
Мне открыла полюс, а не дверь. 
(Пер. Р. Марана) 

СЛУЧАЕТСЯ ПОРОЙ 

Душа порой бывает очень твердой. 
Пусть ветер смерти яростный жесток, 
Цветок души не шевельнется, гордый, 
Не дрогнет даже слабый лепесток. 

Нет скорби на твоем лице ни тени, 
Нет в строгих мыслях суеты мирской. 
Писать, писать - одно тогда стремленье 
Владеет ослабевшею рукой. 

Беситесь, убивайте — страха нету. 
Пусть ты в неволе, но вольна душа. 
Лишь клок бумаги чистой бы поэту, 
Огрызок бы ему карандаша. 
Ноябрь 1943 

ПТАШКА 

      Бараков цепи и песок сыпучий 
      Колючкой огорожены кругом. 
      Как будто мы жуки в навозной куче: 
      Здесь копошимся. Здесь мы и живем. 

      Чужое солнце всходит над холмами, 
      Но почему нахмурилось оно? -- 
      Не греет, не ласкает нас лучами,-- 
      Безжизненное, бледное пятно... 

      За лагерем простерлось к лесу поле, 
      Отбивка кос там по утрам слышна. 
      Вчера с забора, залетев в неволю, 
      Нам пела пташка добрая одна. 

      Ты, пташка, не на этом пой заборе. 
      Ведь в лагерь наш опасно залетать. 
      Ты видела сама -- тут кровь и горе, 
      Тут слезы заставляют нас глотать. 

      Ой гостья легкокрылая, скорее 
      Мне отвечай: когда в мою страну 
      Ты снова полетишь, свободно рея? 
      Хочу я просьбу высказать одну. 

      В душе непокоренной просьба эта 
      Жилицею была немало дней. 
      Мой быстрокрылый друг! Как песнь поэта 
      Мчись на простор моих родных полей. 

      По крыльям-стрелам и по звонким песням 
      Тебя легко узнает мой народ. 
      И пусть он скажет: -- О поэте весть нам 
      Вот эта пташка издали несет. 

      Враги надели на него оковы, 
      Но не сумели волю в нем сломить. 
      Пусть в заточенье он, поэта слово 
      Никто не в силах заковать, убить... 

      Свободной песней пленного поэта 
      Спеши, моя крылатая, домой. 
      Пусть сам погибну на чужбине где-то, 
      Но будет песня жить в стране родной! 

      Август 1942 г. 

А вот перевод Штейнберга чудесен:

РЫБАКИ 

      Над песчаным обрывом рыбачья артель 
      У своих шалашей запалила костер. 
      Брызги-искры и страстные песни рекой 
      Потекли по-над степью в пустынный простор. 
      Пламя занавес ночи раскрыло, 
      и вот 
      Стал открытою сценой прибрежный обрыв. 
      Вышел стройный джигит и по кругу поплыл. 
      Ярко вспыхнул огонь, плясуна озарив. 
      Парень пляшет, 
      и ветви склонившихся ив, 
      И шуршащие глухо в вечернем дыму 
      Тростники, 
      и свои же друзья рыбаки 
      Прославляют его, рукоплещут ему. 
      Триста центнеров рыбы -- улов рыбаков! 
      Наградил их Байкал, -- и сегодня они 
      Воротились и празднуют у шалашей. 
      И на радостях жгут на привале огни. 
      Их сердца не размякли от стылой воды, 
      Их отвагу и ветер развеять не смог. 
      Настоящий рыбак не устанет вовек, 
      Триста центнеров рыбы добыв за денек. 
      Лишь один на серебряный месяц глядит, 
      Опустившись в сторонке на груду песка, 
      И тоскует его молодая душа 
      О любимой, что так от него далека. 
      Триста центнеров рыбы ему нипочем, 
      Коль стотонною тяжестью давит тоска. 
      Он не в силах заснуть, он мечтает всю ночь 
      О любимой, что так от него далека. 

      Декабрь (?) 1943 г. 

Умница! Понакидала кэпу - пусть теперь читает, точно что-то да найдёт.