Кубок Графской При©тани - 2024. Третий тур. Голосование
==========================
Голосуем до 27 июня.
От 3-х до 12-ти работ в шорт. Трем из них можно дать 1-е место (+1 балл)
==========================
Конкурсные работы:
1. Апокалипсис в лесу
Спускалось солнце на парашюте из облаков,
старался дождик его пощупать, но был таков.
Упало между сосной и дубом, траву прижав.
Глазастый филин успел подумать: «Опять пожар?»
старался дождик его пощупать, но был таков.
Упало между сосной и дубом, траву прижав.
Глазастый филин успел подумать: «Опять пожар?»
В году прошедшем вот так же тихо, злопамятно
в лесу ходили людские лиха да пакости.
Плевать, что лесом земля дышала, как лёгкими.
С кострища искры на вяз шершавый огонь несли.
Кричали птицы, метались звери — вот-вот сгорят.
Дымилась шерсть и трещали перья — кромешный ад.
Взмолились ветви ольхи, березы: «Помилуйте!
Куда пропали дожди и грозы — кормилицы?»
Но небо сухо и беспристрастно. И снова мир,
забыв опасность, пренебрегает основами.
в лесу ходили людские лиха да пакости.
Плевать, что лесом земля дышала, как лёгкими.
С кострища искры на вяз шершавый огонь несли.
Кричали птицы, метались звери — вот-вот сгорят.
Дымилась шерсть и трещали перья — кромешный ад.
Взмолились ветви ольхи, березы: «Помилуйте!
Куда пропали дожди и грозы — кормилицы?»
Но небо сухо и беспристрастно. И снова мир,
забыв опасность, пренебрегает основами.
Разносит ветер по свету пепел с проклятием,
а где-то снова готовят мероприятия…
а где-то снова готовят мероприятия…
Спускалось солнце на парашюте из вечности.
Пожары вновь обнажали в людях беспечность их.
Пожары вновь обнажали в людях беспечность их.
2. Без тебя
Катится яблоко, падает со стола.
Стук отзывается гулкой сердечной болью.
Где-то есть небо, янтарное, как смола –
чайка, застывшая в капле его, светла,
шумные травы гудят о морском раздолье.
Стук отзывается гулкой сердечной болью.
Где-то есть небо, янтарное, как смола –
чайка, застывшая в капле его, светла,
шумные травы гудят о морском раздолье.
Берег до камушка солнцем насквозь прогрет,
кажется, даже шипит – ну, давай, потрогай...
Где-то у нас заготовлена горсть монет,
ластится море к ногам, оставляя след,
чтобы случилось обратно найти дорогу.
кажется, даже шипит – ну, давай, потрогай...
Где-то у нас заготовлена горсть монет,
ластится море к ногам, оставляя след,
чтобы случилось обратно найти дорогу.
Помнишь, как мы возвращались – не раз, не два,
помнишь ли сладость и терпкость сентябрьских яблок?
Странно, как сложно порой подобрать слова,
если самой непонятно – мертва... жива...
Если до дрожи давно изнутри озябла.
помнишь ли сладость и терпкость сентябрьских яблок?
Странно, как сложно порой подобрать слова,
если самой непонятно – мертва... жива...
Если до дрожи давно изнутри озябла.
Мир за окном – как болванчик, из пустоты
выглянет, выскочит, спрячется за решёткой...
Мне говорят, всё проходит – пройдёшь и ты.
Знаешь, у ангела в белом твои черты.
Крутится, крутится в мыслях рецепт шарлотки.
выглянет, выскочит, спрячется за решёткой...
Мне говорят, всё проходит – пройдёшь и ты.
Знаешь, у ангела в белом твои черты.
Крутится, крутится в мыслях рецепт шарлотки.
...Катится яблоко, падает со стола.
Стук отзывается гулкой сердечной болью.
Чёрное небо здесь тянется, как смола –
капли его выжигают траву дотла.
Где-то есть мы.
Ты прости...
не могу...
не помню...
Стук отзывается гулкой сердечной болью.
Чёрное небо здесь тянется, как смола –
капли его выжигают траву дотла.
Где-то есть мы.
Ты прости...
не могу...
не помню...
3. Беспамятное
В селе Беспамятном зело не маетно:
В бурьяне по уши вишнёвый сад,
Коты на лавочках под солнцем вялятся,
Заборы валятся, часы стоят.
Сидит Виктория в амбулатории,
Читает Ленина тридцатый том.
Интерну-фельдшеру здесь делать нечего,
Сельчане лечатся беспамятством.
Проснутся раненько в рубахах драненьких,
Натянут валенки, и в сени – шасть.
Из поллитровочки хлебнут беспамятства,
Да чо тут маяться? Жизнь снова в масть!
Связь интернетная, как птица дивная,
Как день рождения – лишь раз в году.
Лови, болезная. Поверь, наивная,
Что и в чистилище 3G дадут.
Идёт Виктория с амбулатории,
Нет, если правильно, то «из» идёт,
Но коль в романтике одна драматика,
Не до грамматики – и так сойдёт.
Краснодипломнице, наверно, вспомнится –
Мечталось в колледже всё ж не о том…
Страстей онегинских? Красот есенинских?
Нет! Будет Ленина тридцатый том.
В бурьяне по уши вишнёвый сад,
Коты на лавочках под солнцем вялятся,
Заборы валятся, часы стоят.
Сидит Виктория в амбулатории,
Читает Ленина тридцатый том.
Интерну-фельдшеру здесь делать нечего,
Сельчане лечатся беспамятством.
Проснутся раненько в рубахах драненьких,
Натянут валенки, и в сени – шасть.
Из поллитровочки хлебнут беспамятства,
Да чо тут маяться? Жизнь снова в масть!
Связь интернетная, как птица дивная,
Как день рождения – лишь раз в году.
Лови, болезная. Поверь, наивная,
Что и в чистилище 3G дадут.
Идёт Виктория с амбулатории,
Нет, если правильно, то «из» идёт,
Но коль в романтике одна драматика,
Не до грамматики – и так сойдёт.
Краснодипломнице, наверно, вспомнится –
Мечталось в колледже всё ж не о том…
Страстей онегинских? Красот есенинских?
Нет! Будет Ленина тридцатый том.
4. Благодать
Сегодня в небе Божья благодать,
и облаков на небе не видать.
Как на земле под этим небом славно!
И хочется мечтать о чем-то главном,
а в голове - сплошная ерунда.
Ну, например, куда стремится снег,
когда летит не вниз, а вверх, и нет
его счастливей в эдаком полёте,
пока зима - назойливая тётя -
его полёты не пошлёт... к весне.
Ну или вот - собака без хвоста.
Жить без хвоста такая скукота:
ни повилять, ни сделать "пистолетом"...
И что собака думает об этом,
верней о том, что как-то всё не так.
Опять же ветер, плут и обалдуй,
он может дуть, а может и не дуть,
а может просто полежать на травке,
на воробьиных битвах сделать ставки
и подружиться с белым какаду.
А вот коровка, красные бока,
коровка есть, но нету молока.
Вокруг твердят о негорелом хлебе:
мол, принеси нам. Гнётся тонкий стебель -
так высоко ей не взлететь никак.
Сегодня в небе Божья благодать,
земли под небом вовсе не видать,
и можно думать только о хорошем.
... и я не помню ничего о прошлом,
и я лечу неведомо куда...
Сегодня в небе Божья благодать,
и облаков на небе не видать.
Как на земле под этим небом славно!
И хочется мечтать о чем-то главном,
а в голове - сплошная ерунда.
Ну, например, куда стремится снег,
когда летит не вниз, а вверх, и нет
его счастливей в эдаком полёте,
пока зима - назойливая тётя -
его полёты не пошлёт... к весне.
Ну или вот - собака без хвоста.
Жить без хвоста такая скукота:
ни повилять, ни сделать "пистолетом"...
И что собака думает об этом,
верней о том, что как-то всё не так.
Опять же ветер, плут и обалдуй,
он может дуть, а может и не дуть,
а может просто полежать на травке,
на воробьиных битвах сделать ставки
и подружиться с белым какаду.
А вот коровка, красные бока,
коровка есть, но нету молока.
Вокруг твердят о негорелом хлебе:
мол, принеси нам. Гнётся тонкий стебель -
так высоко ей не взлететь никак.
Сегодня в небе Божья благодать,
земли под небом вовсе не видать,
и можно думать только о хорошем.
... и я не помню ничего о прошлом,
и я лечу неведомо куда...
5. В грушевом плену
Мы в городе, случайном и ночном,
где тьма полузаброшенных гостиниц
и свет кафе. Там старый кабардинец
лепёшками торгует и вином.
Там сад, в котором столики и пыль,
и лампочки, похожие на груши.
Дышать бы вечно осенью и слушать,
как жалобно поёт о нас камыль.
Запомнить этот храм, его жреца,
колодезную крышу с черепицей,
тандырный дух, бочонок у крыльца,
где сны летят на волю, но не спится.
Мы вскоре разойдёмся, но пока
пропитан вечер музыкой и чачей,
ешь виноград из рук моих горячих,
срывай моё дыханье с языка.
Сиди в осенне-грушевом плену,
где Бог ещё не чопорный, не строгий,
и наши параллельные дороги
соединяет мысленно в одну.
где тьма полузаброшенных гостиниц
и свет кафе. Там старый кабардинец
лепёшками торгует и вином.
Там сад, в котором столики и пыль,
и лампочки, похожие на груши.
Дышать бы вечно осенью и слушать,
как жалобно поёт о нас камыль.
Запомнить этот храм, его жреца,
колодезную крышу с черепицей,
тандырный дух, бочонок у крыльца,
где сны летят на волю, но не спится.
Мы вскоре разойдёмся, но пока
пропитан вечер музыкой и чачей,
ешь виноград из рук моих горячих,
срывай моё дыханье с языка.
Сиди в осенне-грушевом плену,
где Бог ещё не чопорный, не строгий,
и наши параллельные дороги
соединяет мысленно в одну.
6. Возвращение
На дворе трава,
на траве дрова…(с)
на траве дрова…(с)
Шёл до дому, памятью ведом.
А у дома выросла трава.
Да и дом – совсем уже не дом,
просто мхом покрытые дрова.
Прошлый век – туманы, миражи -
атрибуты долгого пути.
Видел, как от холода дрожит
стайка беспризорных паутин.
В брешах окон - тёмное нутро.
Трещины зияют там и тут.
Время…
Показалось: только тронь,
и дрова окрепнут, прорастут
в прошлой жизни яркий бересклет,
в бесшабашность отроческих дней,
в свежий след летящих мимо лет.
И в улыбку бабушки моей…
Сколько гроз минуло, сколько грёз.
Новый дом построен. Но один
в этот дом безропотно я нёс
груз потерь, морщинок и седин.
И на свой полтинник сгоряча
синяков немало наменял…
Я молчал.
И, громами ворча,
небеса смотрели на меня.
А у дома выросла трава.
Да и дом – совсем уже не дом,
просто мхом покрытые дрова.
Прошлый век – туманы, миражи -
атрибуты долгого пути.
Видел, как от холода дрожит
стайка беспризорных паутин.
В брешах окон - тёмное нутро.
Трещины зияют там и тут.
Время…
Показалось: только тронь,
и дрова окрепнут, прорастут
в прошлой жизни яркий бересклет,
в бесшабашность отроческих дней,
в свежий след летящих мимо лет.
И в улыбку бабушки моей…
Сколько гроз минуло, сколько грёз.
Новый дом построен. Но один
в этот дом безропотно я нёс
груз потерь, морщинок и седин.
И на свой полтинник сгоряча
синяков немало наменял…
Я молчал.
И, громами ворча,
небеса смотрели на меня.
7. Декабри
Декабрьским светом, бледной акварелью,
Кончается последняя неделя.
Как ни гляди на тощий календарик,
Он лишний день для счастья не подарит.
Исчезли старый дом и тесный дворик...
А год? Придёт другой, никто не спорит.
Никто не спорит: время в раскадровке
Изменит страны, судьбы, заголовки,
Одолевая глупые привычки,
Ума прибавит, а здоровье вычтет.
Сотрёт контрасты, страсти, заморочки...
И память, как лото со дна мешочка,
Случайной датой оживляя фото,
Подарит встречу с очень старым годом,
Кончается последняя неделя.
Как ни гляди на тощий календарик,
Он лишний день для счастья не подарит.
Исчезли старый дом и тесный дворик...
А год? Придёт другой, никто не спорит.
Никто не спорит: время в раскадровке
Изменит страны, судьбы, заголовки,
Одолевая глупые привычки,
Ума прибавит, а здоровье вычтет.
Сотрёт контрасты, страсти, заморочки...
И память, как лото со дна мешочка,
Случайной датой оживляя фото,
Подарит встречу с очень старым годом,
Наполненную инеем и снами...
Как будто что-то было, но не с нами.
Как будто что-то было, но не с нами.
8. Die Sonne
Он любит на байке по трассе мчаться, курить "Лаки страйк", пить вино "с горлА".
Ей пишет по-прежнему в личном чате о том, что неплохо идут дела.
Что новый Харлей - это просто чудо. Что слушает Арию и Раммштайн...
Она представляет: из ниоткуда, он едет туда, где не будет тайн,
где всё до предела легко и просто: дорога и ветер ему не лгут.
И с неба сорвавшись, шальные звёзды сияют ромашками на лугу,
и маками вдоль полосы алеют - дурманит цветочная круговерть...
И всё-таки ехать нельзя быстрее, чем Ангел-Хранитель готов лететь!
Ей пишет по-прежнему в личном чате о том, что неплохо идут дела.
Что новый Харлей - это просто чудо. Что слушает Арию и Раммштайн...
Она представляет: из ниоткуда, он едет туда, где не будет тайн,
где всё до предела легко и просто: дорога и ветер ему не лгут.
И с неба сорвавшись, шальные звёзды сияют ромашками на лугу,
и маками вдоль полосы алеют - дурманит цветочная круговерть...
И всё-таки ехать нельзя быстрее, чем Ангел-Хранитель готов лететь!
Мерцает экран, ей всю ночь не спится. Тревожно до дрожи. И не спасёт
ни фильм о любви, ни глинтвейн с корицей, ни даже уютно урчащий кот.
Она бы могла по дорожной ленте с любимым умчаться за сотни миль!
Трепал бы ей кудри бродяга ветер, и пел бы "Die Sonne" усталый Тилль*.
Расстались друзьями… Судьба такая - ждать редких звонков, продолжать любить.
Он мчится по звёздам, скользит по краю... Но тянется к сердцу от сердца нить.
Мелькают события, трассы, лица. И поздно уже повернуть назад...
Но с ним ничего не должно случиться - ведь Ангел-Хранитель и кот не спят.
___________________
”Die Sonne” (солнце) - песня группы Раммштайн
*Тилль Линдеманн - солист группы Раммштайн
ни фильм о любви, ни глинтвейн с корицей, ни даже уютно урчащий кот.
Она бы могла по дорожной ленте с любимым умчаться за сотни миль!
Трепал бы ей кудри бродяга ветер, и пел бы "Die Sonne" усталый Тилль*.
Расстались друзьями… Судьба такая - ждать редких звонков, продолжать любить.
Он мчится по звёздам, скользит по краю... Но тянется к сердцу от сердца нить.
Мелькают события, трассы, лица. И поздно уже повернуть назад...
Но с ним ничего не должно случиться - ведь Ангел-Хранитель и кот не спят.
___________________
”Die Sonne” (солнце) - песня группы Раммштайн
*Тилль Линдеманн - солист группы Раммштайн
9. Дорогой цветов
Иногда мысль случайная выпорхнет птицей.
Путь вчерашний, день завтрашний... Искренне жить
очень хочется! Знаешь ли, стоит влюбиться
в каждый час, в каждый миг. Пусть дорога лежит
Путь вчерашний, день завтрашний... Искренне жить
очень хочется! Знаешь ли, стоит влюбиться
в каждый час, в каждый миг. Пусть дорога лежит
мимо ранних цветов, что растут вдоль обочин
направлений, что в юности выдумал сам.
(Позже, в трудных местах, изменял, между прочим,
идеалам, привычкам, друзьям, Небесам).
направлений, что в юности выдумал сам.
(Позже, в трудных местах, изменял, между прочим,
идеалам, привычкам, друзьям, Небесам).
О мой Бог!
До тебя, неспеша, - полдороги.
Дай мне сил удержаться, дойти, не упасть!
Снисходительным будь. Если надо - будь строгим,
но ко мне, а не к детям - на то Твоя власть.
До тебя, неспеша, - полдороги.
Дай мне сил удержаться, дойти, не упасть!
Снисходительным будь. Если надо - будь строгим,
но ко мне, а не к детям - на то Твоя власть.
Карту звёздную, полную высшего смысла,
Надо мной разверни - я увижу пути,
те, что в детстве мне мать указала. Как вызнать,
где искать ту, что так торопилась уйти?
Надо мной разверни - я увижу пути,
те, что в детстве мне мать указала. Как вызнать,
где искать ту, что так торопилась уйти?
Я себя ощущаю ребёнком. Внезапно
За плечами появится Ангел святой.
Дети наши растут! Нам самим в путь не завтра -
чуть позднее.
За мамой.
Дорогой цветов...
За плечами появится Ангел святой.
Дети наши растут! Нам самим в путь не завтра -
чуть позднее.
За мамой.
Дорогой цветов...
10. Дядя Петя
«Помнить… Нельзя забыть…»
Электрики прокладывали сети
Поблизости болот Мясного Бора.
Прораб от Ленпроекта, дядя Петя,
Искал пути обхода косогора.
Поблизости болот Мясного Бора.
Прораб от Ленпроекта, дядя Петя,
Искал пути обхода косогора.
Ложились ноль-четыре киловатта
Лишь по документации красиво.
На гатях же торчал рельеф горбатый,
И дыбились белёсые осины.
Лишь по документации красиво.
На гатях же торчал рельеф горбатый,
И дыбились белёсые осины.
Прошли участок, грунт был разворочен.
К отбою ближе, от вина пунцовый,
Сказал вдруг у костра один рабочий:
"Дивитесь...Будто косточка берцова..."
К отбою ближе, от вина пунцовый,
Сказал вдруг у костра один рабочий:
"Дивитесь...Будто косточка берцова..."
Ворочался в палатке дядя Петя,
То гнус кусал, то затекала шея.
Когда же задремал он на рассвете,
Ему приснилась длинная траншея.
То гнус кусал, то затекала шея.
Когда же задремал он на рассвете,
Ему приснилась длинная траншея.
Но в ней не кабель, а живые люди.
Лежат с полуоткрытыми глазами.
"Неужто электричество здесь будет?
В глухой деревне?" Так они сказали.
Лежат с полуоткрытыми глазами.
"Неужто электричество здесь будет?
В глухой деревне?" Так они сказали.
"Мы брали высоту, потом болото
Надолго стало нам периной мховой.
Здесь бой вела двенадцатая рота
Отдельной сто семнадцатой стрелковой..."
Надолго стало нам периной мховой.
Здесь бой вела двенадцатая рота
Отдельной сто семнадцатой стрелковой..."
"Сегодня ты прокладываешь сети,
А мы лежим годами в буром иле.
Ты там скажи всем нашим, дядя Петя,
Что мы здесь ни на шаг не отступили..."
А мы лежим годами в буром иле.
Ты там скажи всем нашим, дядя Петя,
Что мы здесь ни на шаг не отступили..."
И утром, проглотив привычный мат,
Велел прораб остановить работы.
Военных археологов отряд
Шёл поднимать двенадцатую роту.
Велел прораб остановить работы.
Военных археологов отряд
Шёл поднимать двенадцатую роту.
11. Жара
Не устаёт многоголосый хор
неутомимых попрошаек, стражей,
не сдавшихся горластых петухов,
за драки осуждённых на продажу,
неутомимых попрошаек, стражей,
не сдавшихся горластых петухов,
за драки осуждённых на продажу,
безродных псов, не поделивших кость,
душепродавцев и людей торговых,
усталых недовольных рыбаков,
вернувшихся сегодня без улова,
душепродавцев и людей торговых,
усталых недовольных рыбаков,
вернувшихся сегодня без улова,
не захотевших слышать ложь в словах –
людей понятных, бедных, несчастливых,
готовых убивать и предавать
за призрачную веру в справедливость.
людей понятных, бедных, несчастливых,
готовых убивать и предавать
за призрачную веру в справедливость.
Забыть бы всех – смердящего раба,
который рад, что хоть кому-то хуже,
ростовщиков, чья вера так слаба,
что для спасения им бог – живым –
не нужен,
который рад, что хоть кому-то хуже,
ростовщиков, чья вера так слаба,
что для спасения им бог – живым –
не нужен,
худых детей, бегущих посмотреть,
как будут вору пробивать ладони.
Жара… жара… сдирает кожу крест...
Но надо всех простить. И всё запомнить.
как будут вору пробивать ладони.
Жара… жара… сдирает кожу крест...
Но надо всех простить. И всё запомнить.
12. Забыбайка
Неуютно в новой роли. Не освоился покамест.
Я реву — меня качают. Беспощадно. Что есть сил.
Невдомёк им: в этом тельце до сих пор ютится память.
Я практически намедни брюки и пиджак носил.
Был усатым важным дядькой (ой, опять себя загадил) —
два диплома универа, пять учёных степеней.
У меня болезнь морская.
Не качайте, бога ради!
Дайте вспо…
Но тень бабайки шевелится на стене.
От стыда терзаю соску.
Всё угрюмей и угрюмей.
Там, где прежде были зубы, серебрится стоматит.
Пучу глаз.
Вот вы не знали, а ведь я недавно умер...
Ну зачем меня так сильно и старательно трясти?
Я же страшно умный.
Честно.
Вы на лоб, на лоб смотрите!
Эта женщина с печалью на измученном лице
для себя уже решила:
ей достался ссун. И нытик.
Я не нытик.
Я — вообще-то, на минуточку, доцент.
Я реву — меня качают. Беспощадно. Что есть сил.
Невдомёк им: в этом тельце до сих пор ютится память.
Я практически намедни брюки и пиджак носил.
Был усатым важным дядькой (ой, опять себя загадил) —
два диплома универа, пять учёных степеней.
У меня болезнь морская.
Не качайте, бога ради!
Дайте вспо…
Но тень бабайки шевелится на стене.
От стыда терзаю соску.
Всё угрюмей и угрюмей.
Там, где прежде были зубы, серебрится стоматит.
Пучу глаз.
Вот вы не знали, а ведь я недавно умер...
Ну зачем меня так сильно и старательно трясти?
Я же страшно умный.
Честно.
Вы на лоб, на лоб смотрите!
Эта женщина с печалью на измученном лице
для себя уже решила:
ей достался ссун. И нытик.
Я не нытик.
Я — вообще-то, на минуточку, доцент.
«Баю-бай, баю-бай, спи сыночек, забывай…
Баю-бай, баю-бай, спи сыночек, засыпай.»
Баю-бай, баю-бай, спи сыночек, засыпай.»
13. Иду на Вы!
Взгляда не хватит — до горизонта
Окинуть события: сколько их было!
Мы были бойцами любовного фронта,
Теперь — ветераны любовного тыла.
© Ирина Фролова
Окинуть события: сколько их было!
Мы были бойцами любовного фронта,
Теперь — ветераны любовного тыла.
© Ирина Фролова
А на любовном фронте — снова тишина.
На нём давно не слышно выстрелов и взрывов.
За столько лет мы исчерпали страсть до дна!
Начав от хворей наших горестно стенать,
На лень сменили сексуальную игривocть.
На нём давно не слышно выстрелов и взрывов.
За столько лет мы исчерпали страсть до дна!
Начав от хворей наших горестно стенать,
На лень сменили сексуальную игривocть.
...Плывёт по небу месяц, как в пруду осётр,
И свысока на нас поглядывает строго.
Он сутенёр и звёздных «бабочек» пасёт,
А мы с тобою дезертиры и на всё
Забили, скрывшись каждый — в личную берлогу.
И свысока на нас поглядывает строго.
Он сутенёр и звёздных «бабочек» пасёт,
А мы с тобою дезертиры и на всё
Забили, скрывшись каждый — в личную берлогу.
Спаси, SOSдатель, дай очнуться ото сна!
И пусть меня зовут безбашенною дурой,
Подняв на бой остатки чувств, себе верна,
Иду на Bы!..
Без автомата и гранат
Бросаюсь грудью на родную амбразуру!..
И пусть меня зовут безбашенною дурой,
Подняв на бой остатки чувств, себе верна,
Иду на Bы!..
Без автомата и гранат
Бросаюсь грудью на родную амбразуру!..
И вот мы вновь на безымянной высоте,
И сумасшедшие ветра нам кудри треплют!
Ты полагал, любви пришёл армагеддец?
Совсем забыть былые подвиги хотел?
Не все патроны расстреляли мы, боец!
Берём отважно высоту, обнявшись крепко...
И сумасшедшие ветра нам кудри треплют!
Ты полагал, любви пришёл армагеддец?
Совсем забыть былые подвиги хотел?
Не все патроны расстреляли мы, боец!
Берём отважно высоту, обнявшись крепко...
...А утром воин мой победно запоёт,
И капучино улыбнётся пенкой робко,
И ляжёт в руку аппетитный бутерброд,
Мяукнет «антидепрессант» — пушистый кот,
Хитро глазунья подмигнёт со cковородки...
И капучино улыбнётся пенкой робко,
И ляжёт в руку аппетитный бутерброд,
Мяукнет «антидепрессант» — пушистый кот,
Хитро глазунья подмигнёт со cковородки...
14. Испанка
Вирус ел молодых. Строка —
С двадцати и до сорока.
Шёл быстрее, чем всякий фронт.
Перегруз отмечал Харон.
С двадцати и до сорока.
Шёл быстрее, чем всякий фронт.
Перегруз отмечал Харон.
Был известен тогда итог
По симптому синюшных ног,
По симптому кровавых сот
Вместо лёгких. Душе — полёт.
По симптому синюшных ног,
По симптому кровавых сот
Вместо лёгких. Душе — полёт.
Память чёрствая, словно струп.
Из могилы подняли труп.
«Для науки!» — сказал шакал,
Тот, что вирусы извлекал,
Из могилы подняли труп.
«Для науки!» — сказал шакал,
Тот, что вирусы извлекал,
Культивировал и копил,
И живою водой кропил.
От заката и до зари
Стыд не ел его изнутри.
И живою водой кропил.
От заката и до зари
Стыд не ел его изнутри.
Спит в пробирке знакомый гость.
Всё испытано и срослось.
Ждёт, что кто-то ему опять
Даст команду — повоевать.
Всё испытано и срослось.
Ждёт, что кто-то ему опять
Даст команду — повоевать.
Жаль, что чувствуешь только ты
За испанку испанский стыд.
За испанку испанский стыд.
* В 1918-1920 годах от испанки погибло 3-5 % населения Земли. Вирус в конце XX века был добыт из трупа на Аляске, хранится в нескольких лабораториях.
15. Календарь несбывшихся надежд
Настольный календарь за прошлый год –
на нём пометки планов и визитов.
Вот – оперетта, там – речной поход,
с подругой вечер, ну а тут – размыто,
почти не разобрать, чего ждала,
возможно, отпуска, поездки в неизвестность.
Меняла даты, чёркала слова,
обыденность ей становилась тесной,
и оставалось несколько шагов
до новых впечатлений и открытий.
на нём пометки планов и визитов.
Вот – оперетта, там – речной поход,
с подругой вечер, ну а тут – размыто,
почти не разобрать, чего ждала,
возможно, отпуска, поездки в неизвестность.
Меняла даты, чёркала слова,
обыденность ей становилась тесной,
и оставалось несколько шагов
до новых впечатлений и открытий.
Никто не знал, что за день до того
война случится...
война случится...
16. Клафути
Росное утро. Сорок минут до шести.
Летний рассвет вишнёв, тороплив и светел.
Марта на завтрак хочет испечь клафути,
хочет успеть, пока не проснулись дети.
Выйти самой, пока ещё нет суеты,
в сад, отошедший от первой ночной прохлады,
вишен нарвать, созревших до черноты,
до густоты и сладости шоколада.
Тёплое молоко, а потом муки –
всыпать струей, немножечко – пару горсток.
В пену – желтки отдельно – взболтать белки,
мама всегда так делала. Очень просто…
Летний рассвет вишнёв, тороплив и светел.
Марта на завтрак хочет испечь клафути,
хочет успеть, пока не проснулись дети.
Выйти самой, пока ещё нет суеты,
в сад, отошедший от первой ночной прохлады,
вишен нарвать, созревших до черноты,
до густоты и сладости шоколада.
Тёплое молоко, а потом муки –
всыпать струей, немножечко – пару горсток.
В пену – желтки отдельно – взболтать белки,
мама всегда так делала. Очень просто…
Всё в этом мире просто, пока ты жив,
всё в этой жизни просто, пока ты можешь
вишен нарвать, сварить конфитюр из слив,
платье купить на выход – в цветной горошек.
Выйти на пенсию, старый аккордеон
вытащить из пыли антресольной ниши.
Мужа простить, когда оказался он
страстным любителем груш, а не сочных вишен.
Марта срывает ягоду прямо ртом,
сок на губах засыхает багряной кровью.
Вот испечёт пирог она, а потом
будет детей собирать на постой к свекрови.
Дети ещё не знают, начнут вопить:
«Ма, ну давай мы дома побудем сами…»
Марта заварит чай, покрошит имбирь –
лучший рецепт, пожалуй, – её, не мамин.
Мама пекла шарлотку – на свой фасон –
не признавала миксер – а только венчик.
Резала полумесяцем в чай лимон.
Мама всегда любила простые вещи.
всё в этой жизни просто, пока ты можешь
вишен нарвать, сварить конфитюр из слив,
платье купить на выход – в цветной горошек.
Выйти на пенсию, старый аккордеон
вытащить из пыли антресольной ниши.
Мужа простить, когда оказался он
страстным любителем груш, а не сочных вишен.
Марта срывает ягоду прямо ртом,
сок на губах засыхает багряной кровью.
Вот испечёт пирог она, а потом
будет детей собирать на постой к свекрови.
Дети ещё не знают, начнут вопить:
«Ма, ну давай мы дома побудем сами…»
Марта заварит чай, покрошит имбирь –
лучший рецепт, пожалуй, – её, не мамин.
Мама пекла шарлотку – на свой фасон –
не признавала миксер – а только венчик.
Резала полумесяцем в чай лимон.
Мама всегда любила простые вещи.
…Всё в этом мире просто, пока ты жив,
всё в этой жизни ценно, легко, уместно.
Марта идёт по лестнице – этажи
плавно ведут её в долгую неизвестность.
Завтра проснуться надо бы до шести:
в восемь уже наркоз и задача выжить…
всё в этой жизни ценно, легко, уместно.
Марта идёт по лестнице – этажи
плавно ведут её в долгую неизвестность.
Завтра проснуться надо бы до шести:
в восемь уже наркоз и задача выжить…
Дети так любят к завтраку клафути, –
Марта спешит домой по созвездию вишен.
Марта спешит домой по созвездию вишен.
17. Конец света
Анатолий садится рядом:
- Пойдём, Ирусь.
Страшновато под звездопадом,
А ты не трусь!
Двинем мы по дороге млечной
Вдвоём туда...
Надевай-ка рюкзак на плечи,
Давай, айда!
- Не хочу я, - Ирина плачет, -
Иди один!
Я желаю тебе удачи,
Меня не жди.
Здесь знакомо, житьё понятно,
Леса, поля.
Там на солнце пылают пятна,
А тут земля.
Пахнут липы, сияет небо
И грудь полна!
Сыт и пьян человек без хлеба
И без вина!
Со спины я тебя запомню,
Лицо забыв.
Как закрою глаза ладонью -
Внутри обрыв...
Прочь пошёл Анатолий вскоре
И сгинул враз.
А в Ирине сверкнуло горе
И свет погас.
- Пойдём, Ирусь.
Страшновато под звездопадом,
А ты не трусь!
Двинем мы по дороге млечной
Вдвоём туда...
Надевай-ка рюкзак на плечи,
Давай, айда!
- Не хочу я, - Ирина плачет, -
Иди один!
Я желаю тебе удачи,
Меня не жди.
Здесь знакомо, житьё понятно,
Леса, поля.
Там на солнце пылают пятна,
А тут земля.
Пахнут липы, сияет небо
И грудь полна!
Сыт и пьян человек без хлеба
И без вина!
Со спины я тебя запомню,
Лицо забыв.
Как закрою глаза ладонью -
Внутри обрыв...
Прочь пошёл Анатолий вскоре
И сгинул враз.
А в Ирине сверкнуло горе
И свет погас.
18. Кровохлёбка
У пруда после долгих и цепких дождей
к облакам потянулся окопник.
Рядом, выпятив брюхо, сидит воробей,
что ни есть — настоящий полковник.
Шевельнулся рогоз — пурх!.. и нет воробья —
до чего же пугливая птица...
После суток бессонницы, носом клюя,
от дремоты пытаюсь отбиться.
к облакам потянулся окопник.
Рядом, выпятив брюхо, сидит воробей,
что ни есть — настоящий полковник.
Шевельнулся рогоз — пурх!.. и нет воробья —
до чего же пугливая птица...
После суток бессонницы, носом клюя,
от дремоты пытаюсь отбиться.
Вижу, как за прудом порастают быльём
обгоревшие сельские хаты.
Чёрный тополь о небо стучит костылём.
Тычет фриц в старика автоматом,
и, смеясь, называет его «Partisan»,
просит «курку», и «млеко», и «яйки» ...
И обозы из сёл на пути к поездам
по лесам тарахтят и лужайкам...
обгоревшие сельские хаты.
Чёрный тополь о небо стучит костылём.
Тычет фриц в старика автоматом,
и, смеясь, называет его «Partisan»,
просит «курку», и «млеко», и «яйки» ...
И обозы из сёл на пути к поездам
по лесам тарахтят и лужайкам...
В тишине то ли взрыв, то ли гром прогремел —
трухануло похлеще цунами.
Просыпаюсь и взглядом впиваюсь в прицел,
объедая окрестность глазами.
трухануло похлеще цунами.
Просыпаюсь и взглядом впиваюсь в прицел,
объедая окрестность глазами.
Вижу, как неумытыми берцами мнут
девясил и бессмертник небратья,
как ветла, опираясь ветвями о пруд,
шелестит им вдогонку проклятья;
как солдатские души уносит в когтях
птица-смерть за леса и за сопки,
как на тощих от мин слобожанских полях
утопает в крови кровохлёбка.
девясил и бессмертник небратья,
как ветла, опираясь ветвями о пруд,
шелестит им вдогонку проклятья;
как солдатские души уносит в когтях
птица-смерть за леса и за сопки,
как на тощих от мин слобожанских полях
утопает в крови кровохлёбка.
19. Легенда
Спокойное небо пронзительно-голубое.
Асфальт островками, бурьян, лопухи, крапива.
Среди неуюта по-западному красива,
У нас во дворе за сараем росла секвойя.
Ей люди казались мышами и малышами,
Но дворник Степанов по прозвищу дядя Стёпа
Гремел на секвойю ведром и ногами топал.
Она огорчалась, а мы её утешали.
Мальчишка-подросток, смешной одинокий воин —
Пуглив, недоверчив и полон больших секретов,
Я прятал секреты подальше. Как сигареты.
А не было силы молчать, уходил к секвойе.
Вы стали бы слушать рассказы лохматой мыши?
Но слушала и шелестела в ответ секвойя.
Степанова не приглашали. Нас было двое,
Мы к синему небу стремились, всё выше, выше.
...А выше — я вырос, простился с дворовым раем.
Спокойное небо сменилось на грозовое.
В затишье, бывало, мне снилась моя секвойя.
И дворник Степанов подслушивал за сараем.
...Гроза улеглась, но погода всегда сырая.
То кашель, то ноют колени. Зима всё ближе.
Теперь уже скоро. Я снова её увижу.
Я тихо шепну ей: легенды не умирают.
Спокойное небо пронзительно-голубое.
Асфальт островками, бурьян, лопухи, крапива.
Среди неуюта по-западному красива,
У нас во дворе за сараем росла секвойя.
Ей люди казались мышами и малышами,
Но дворник Степанов по прозвищу дядя Стёпа
Гремел на секвойю ведром и ногами топал.
Она огорчалась, а мы её утешали.
Мальчишка-подросток, смешной одинокий воин —
Пуглив, недоверчив и полон больших секретов,
Я прятал секреты подальше. Как сигареты.
А не было силы молчать, уходил к секвойе.
Вы стали бы слушать рассказы лохматой мыши?
Но слушала и шелестела в ответ секвойя.
Степанова не приглашали. Нас было двое,
Мы к синему небу стремились, всё выше, выше.
...А выше — я вырос, простился с дворовым раем.
Спокойное небо сменилось на грозовое.
В затишье, бывало, мне снилась моя секвойя.
И дворник Степанов подслушивал за сараем.
...Гроза улеглась, но погода всегда сырая.
То кашель, то ноют колени. Зима всё ближе.
Теперь уже скоро. Я снова её увижу.
Я тихо шепну ей: легенды не умирают.
20. (не)поминальное
угомонилась дроволомня
обезвагонился вокзал
и я о будущем не помню
былое застит мне глаза
мой скорый поезд по-английски
ушёл причём путём не тем
теперь бомжует где-то в бийске
а может быть и в воркуте
обезвагонился вокзал
и я о будущем не помню
былое застит мне глаза
мой скорый поезд по-английски
ушёл причём путём не тем
теперь бомжует где-то в бийске
а может быть и в воркуте
и в голове приличных мыслей
в помине нет одни бомжи
уже давно не дружим мы с ней
и не трындим в ночи за жизнь
жалеть об этом как-то глупо
о том написаны тома
и видно даже и без лупы
что горе в мире от ума
где вышли джинны из кувшинов
и каждый редкостный злодей
где рулят умные машины
на фоне спятивших людей
в помине нет одни бомжи
уже давно не дружим мы с ней
и не трындим в ночи за жизнь
жалеть об этом как-то глупо
о том написаны тома
и видно даже и без лупы
что горе в мире от ума
где вышли джинны из кувшинов
и каждый редкостный злодей
где рулят умные машины
на фоне спятивших людей
конечности мои как вата
я робко щупаю кровать
и жить как будто тошновато
и как-то страшно помирать
лежу причём предельно тихо
имея ни-при-чёмный вид
не поминаю лихом лихо
а то возьмёт и прилетит…
я робко щупаю кровать
и жить как будто тошновато
и как-то страшно помирать
лежу причём предельно тихо
имея ни-при-чёмный вид
не поминаю лихом лихо
а то возьмёт и прилетит…
21. memories
нынче всё заполонили нейросети,
что годятся для игры и для работы.
помнишь, раньше были люди в интернете,
но остались преимущественно боты.
прежде трикстеры там были и буффоны,
нынче - тролли, чтобы хейтить нас и спамить.
говорят, что человек умней смартфона,
говорят, у человека больше память.
слава сотням мегабайтов или тыщам!
тем, чья память ослабела, гугль в помощь.
говорят, мы в интернете всё отыщем.
что не знал и позабыл, едва ли вспомнишь.
сам я стал теперь упитанным и лысым,
но готов уже к последнему этапу:
ни к чему писать десятки длинных писем,
с римским другом пообщаюсь по ватсапу.
что годятся для игры и для работы.
помнишь, раньше были люди в интернете,
но остались преимущественно боты.
прежде трикстеры там были и буффоны,
нынче - тролли, чтобы хейтить нас и спамить.
говорят, что человек умней смартфона,
говорят, у человека больше память.
слава сотням мегабайтов или тыщам!
тем, чья память ослабела, гугль в помощь.
говорят, мы в интернете всё отыщем.
что не знал и позабыл, едва ли вспомнишь.
сам я стал теперь упитанным и лысым,
но готов уже к последнему этапу:
ни к чему писать десятки длинных писем,
с римским другом пообщаюсь по ватсапу.
22. Молчаливое
Нам бы с тобой говорить про море —
Тёплое, карамельное, чёрно-густое.
Плыть в навсегда, никогда не касаясь дна.
Словно ребёнка, тебя пеленает волна.
А меня другая
Распелёнывает и опять пеленает.
Тёплое, карамельное, чёрно-густое.
Плыть в навсегда, никогда не касаясь дна.
Словно ребёнка, тебя пеленает волна.
А меня другая
Распелёнывает и опять пеленает.
Или о мире, который безумно страшен:
Рыцарей жрут драконы, девы орут из башен!
Места в нём нет ни тебе, ни мне. Поговорим о войне.
Той, что каждого приголубит лично —
И обиженного заберёт, и обидчика.
Рыцарей жрут драконы, девы орут из башен!
Места в нём нет ни тебе, ни мне. Поговорим о войне.
Той, что каждого приголубит лично —
И обиженного заберёт, и обидчика.
Нам бы сыпать слова на любые темы.
Даже о том, что не там, не с теми...
Даже про смерть, и что Бог навсегда ушёл
Без обещания всеобщего "хорошо".
Но
Тишина постепенно становится болью.
Я тебя безответно помню.
Даже о том, что не там, не с теми...
Даже про смерть, и что Бог навсегда ушёл
Без обещания всеобщего "хорошо".
Но
Тишина постепенно становится болью.
Я тебя безответно помню.
23. Памятка
Чашку подарили мне на дэрэ –
трогательно был ей повязан бант.
Было, было… только не в январе:
то ли май настал уже, то ли март.
А прозрачный гладкий стеклянный бок
надписью украшен был: «Счастье есть!»
Смелым пожеланиям вышел срок –
но осталось то, что сейчас и здесь.
Чашку чаще я достаю теперь
с мыслями о чае и о тепле:
чем плотней смыкается круг потерь,
тем нужнее памятка на стекле.
На пустом и глупом поставлю крест –
памяти заполнены закрома.
Главное – поверить, что счастье есть.
С остальным потом разберусь сама.
трогательно был ей повязан бант.
Было, было… только не в январе:
то ли май настал уже, то ли март.
А прозрачный гладкий стеклянный бок
надписью украшен был: «Счастье есть!»
Смелым пожеланиям вышел срок –
но осталось то, что сейчас и здесь.
Чашку чаще я достаю теперь
с мыслями о чае и о тепле:
чем плотней смыкается круг потерь,
тем нужнее памятка на стекле.
На пустом и глупом поставлю крест –
памяти заполнены закрома.
Главное – поверить, что счастье есть.
С остальным потом разберусь сама.
24. Парадиз
Собираю жадно зерно мгновений
предрассветных радостей, тёплый бриз,
перезвоны ландышей, дух сирени,
грозовую свежесть, фонтаны брызг
от лихого топота летних ливней,
волшебством пьянящую тишину,
золотое солнце с причёской львиной,
серебром наполненную луну.
И не важно, быль это или небыль.
Пустота обязана не болеть.
В ней теперь навечно улыбки неба,
где свирели утра сменяет медь,
где идут беспечно одни «сегодня»
без оглядки вымученной назад.
Вырван клок, осознанно неугодный,
застарелой горечи, груз утрат,
что скользит, отверженный, тихим гадом,
под вердиктом сердца «забыть, как сон».
Избегая ловко встречаться взглядом,
нагоняет сумрак со всех сторон.
Только место занято чистым светом,
красотой и радостью. Тщетный труд –
просочиться в душу, где по сюжету –
парадиз, и ангелы гимн поют.
предрассветных радостей, тёплый бриз,
перезвоны ландышей, дух сирени,
грозовую свежесть, фонтаны брызг
от лихого топота летних ливней,
волшебством пьянящую тишину,
золотое солнце с причёской львиной,
серебром наполненную луну.
И не важно, быль это или небыль.
Пустота обязана не болеть.
В ней теперь навечно улыбки неба,
где свирели утра сменяет медь,
где идут беспечно одни «сегодня»
без оглядки вымученной назад.
Вырван клок, осознанно неугодный,
застарелой горечи, груз утрат,
что скользит, отверженный, тихим гадом,
под вердиктом сердца «забыть, как сон».
Избегая ловко встречаться взглядом,
нагоняет сумрак со всех сторон.
Только место занято чистым светом,
красотой и радостью. Тщетный труд –
просочиться в душу, где по сюжету –
парадиз, и ангелы гимн поют.
25. Полёт
Я помню свой единственный полёт:
Свобода, скорость, бешеная сила…
Неотвратимо следую вперёд,
Как коршун, распластавший в небе крылья.
Передо мной — чужие мне глаза
Устремлены в последнее мгновение.
Последний раз в них плавится закат.
Я та, кто видит свет внутри последней.
Уже близка намеченная цель —
Участок ткани слева, мутно-серый,
От пота мокрый, он пока что цел.
Под ним пока что ровно бьётся сердце.
Мой мрачный Бог, нажавший на курок,
Всё просчитав и тщательно измерив,
Щелчком привёл в движение боёк.
Вертясь, несу в себе полграмма смерти.
Я просто пуля-дура. Мне плевать,
Что господин, не щедрый на награды,
Закрыв затвор и вспомнив чью-то мать,
Шагает в дебри
Собственного ада.
Свобода, скорость, бешеная сила…
Неотвратимо следую вперёд,
Как коршун, распластавший в небе крылья.
Передо мной — чужие мне глаза
Устремлены в последнее мгновение.
Последний раз в них плавится закат.
Я та, кто видит свет внутри последней.
Уже близка намеченная цель —
Участок ткани слева, мутно-серый,
От пота мокрый, он пока что цел.
Под ним пока что ровно бьётся сердце.
Мой мрачный Бог, нажавший на курок,
Всё просчитав и тщательно измерив,
Щелчком привёл в движение боёк.
Вертясь, несу в себе полграмма смерти.
Я просто пуля-дура. Мне плевать,
Что господин, не щедрый на награды,
Закрыв затвор и вспомнив чью-то мать,
Шагает в дебри
Собственного ада.
26. Реальность
Я завтра увидел кота,
вчера я увижу верблюда,
и это, поверьте, не чудо,
а просто реальность не та.
вчера я увижу верблюда,
и это, поверьте, не чудо,
а просто реальность не та.
Мне память сигналит - ау!
В себе ли ты бродишь, дружище?
Реальность другую всё ищешь,
а лучше бы взялся за ум!
В себе ли ты бродишь, дружище?
Реальность другую всё ищешь,
а лучше бы взялся за ум!
Сушёных травинок судьба
в твоих недоверчивых лапах:
закроется времени клапан,
останется крыша слаба.
в твоих недоверчивых лапах:
закроется времени клапан,
останется крыша слаба.
О чем я? Забудь и забей.
Твой космос подогнан по моде.
Вчера ты был сном, а сегодня -
серьёзный большой муравей!
Твой космос подогнан по моде.
Вчера ты был сном, а сегодня -
серьёзный большой муравей!
27. Рефлексии
В беготне пропахших мазутом дней
И в унылой точности расписаний
Наши встречи стиснуты всё плотней
Неизбежной горечью расставаний.
И в унылой точности расписаний
Наши встречи стиснуты всё плотней
Неизбежной горечью расставаний.
Остаётся память в тревожных снах,
И она острее любой иголки.
Наше время спрятано в небесах,
Как твоя ладонь под моей футболкой.
И она острее любой иголки.
Наше время спрятано в небесах,
Как твоя ладонь под моей футболкой.
Нам бы нежность, милая, уберечь,
Не прощаться спешно в лучах неона.
Не прощаться спешно в лучах неона.
Что оставит завтра от наших встреч,
Кроме струй дождя на окне вагона?
Кроме струй дождя на окне вагона?
28. Солонго
Палящее солнце, барханы и чахлые саксаулы —
встречает Сахара жаром, и воздух горячий всё суше,
всё больше песка под ногами, и ветер целует в скулы,
а небо — в обнимку со старой забытой дорогой верблюжьей.
встречает Сахара жаром, и воздух горячий всё суше,
всё больше песка под ногами, и ветер целует в скулы,
а небо — в обнимку со старой забытой дорогой верблюжьей.
Солонго не знает иного: ни солнца, ни неба, ни доли.
Вся жизнь её — это дорога, вся память — песчаная гонка.
В трёх днях — будет первый оазис — вода и акации вволю.
Но вспомнит Солонго сразу, как здесь родила верблюжонка.
Вся жизнь её — это дорога, вся память — песчаная гонка.
В трёх днях — будет первый оазис — вода и акации вволю.
Но вспомнит Солонго сразу, как здесь родила верблюжонка.
Он был белоснежным и слабым, когда молоко пил — чмокал,
ему бы остаться с мамой в оазисном нежном уюте.
Пушистый, смешной, тонконогий… под маминым белым боком,
ему бы окрепнуть немного... Но в путь торопились люди.
ему бы остаться с мамой в оазисном нежном уюте.
Пушистый, смешной, тонконогий… под маминым белым боком,
ему бы окрепнуть немного... Но в путь торопились люди.
Не выжил. Взяла Сахара себе белоснежного сына.
Усталые ноги верблюдов плели вязь следов, словно сутры.
Погонщик назвал это «даром» жестокой бескрайней пустыне…
Солонго плывёт печально — прекрасная, белая... В утро.
Усталые ноги верблюдов плели вязь следов, словно сутры.
Погонщик назвал это «даром» жестокой бескрайней пустыне…
Солонго плывёт печально — прекрасная, белая... В утро.
29. Стрижи
Вот сижу в тенечке, как дед седой,
И в глазах всплывают картины прошлого…
Я не помню детство, не помню дом.
Помню битвы. Мы в них, как щепки, брошены.
И в глазах всплывают картины прошлого…
Я не помню детство, не помню дом.
Помню битвы. Мы в них, как щепки, брошены.
И тяжел доспех на моих плечах,
Натирает шлем подбородок пряжкою.
Под ладонью льдом рукоять меча.
А тропа, петляя, ползет овражками.
Натирает шлем подбородок пряжкою.
Под ладонью льдом рукоять меча.
А тропа, петляя, ползет овражками.
Мы крадемся. Чувства остры, как боль.
Все минуты верткие, мысли быстрые.
У меня в руках арбалет и болт.
Заряжаю, целюсь, а после выстрелю.
Все минуты верткие, мысли быстрые.
У меня в руках арбалет и болт.
Заряжаю, целюсь, а после выстрелю.
К непогоде низко летят стрижи,
Рассекая свистом простор смарагдовый.
Так же быстро вдруг пролетает жизнь,
И товарищи слева и справа падают.
Рассекая свистом простор смарагдовый.
Так же быстро вдруг пролетает жизнь,
И товарищи слева и справа падают.
Саблезубый враг стережет лесок –
У него позиции там, за липками.
Все, что дальше помню – удар в висок
И тепло. На щеку стекает липкое…
У него позиции там, за липками.
Все, что дальше помню – удар в висок
И тепло. На щеку стекает липкое…
Неприступный замок огни зажег.
Не драконий след прочертил все небо ли?
У меня в руках автомат, рожок…
Все не так! Неправда! Такого не было…
Не драконий след прочертил все небо ли?
У меня в руках автомат, рожок…
Все не так! Неправда! Такого не было…
30. Тропинками памяти
Деревня не помнит разрухи и борщевика.
В оконных провалах клубятся зимой облака,
К апрелю слезой голубой вытекая в канавы.
В июне безумные ливни слетают с небес,
И память звенит – комариная тихая песнь,
Сады воскресив и смирив одичалые травы.
Опять по дворам пронесётся гурьбой ребятня,
Заквохчут пеструшки, гоняя щенка у плетня,
В полях трактора зарокочут о скором июле.
Деревня припомнит, что в третьем от клуба дому
Глядит из окошка и машет известно кому
Моя молодая, как в старом альбоме, бабуля.
В оконных провалах клубятся зимой облака,
К апрелю слезой голубой вытекая в канавы.
В июне безумные ливни слетают с небес,
И память звенит – комариная тихая песнь,
Сады воскресив и смирив одичалые травы.
Опять по дворам пронесётся гурьбой ребятня,
Заквохчут пеструшки, гоняя щенка у плетня,
В полях трактора зарокочут о скором июле.
Деревня припомнит, что в третьем от клуба дому
Глядит из окошка и машет известно кому
Моя молодая, как в старом альбоме, бабуля.
Бабуля не помнит вчерашней поездки к врачу,
Рыдает над горькой пилюлей, плюет: "Не хочу!",
Зовёт меня мамой и жалится: "Мамка, мне больно"...
Лекарствами боль отгоню, и бабуля в окно
Кому-то кричит, что согласна сегодня в кино,
И рвётся корову доить или с сёстрами в поле.
Потом засыпает и видит деревню во сне,
Деревня зовёт: "Вспоминай, возвращайся ко мне",
По улицам детства ползёт желтизна восковая.
А я, замечая одышку и губ синеву,
"Бабулечка!.. Дочка!.. Родная!" – реву и зову,
Тропинками памяти прочь убежать не давая.
Рыдает над горькой пилюлей, плюет: "Не хочу!",
Зовёт меня мамой и жалится: "Мамка, мне больно"...
Лекарствами боль отгоню, и бабуля в окно
Кому-то кричит, что согласна сегодня в кино,
И рвётся корову доить или с сёстрами в поле.
Потом засыпает и видит деревню во сне,
Деревня зовёт: "Вспоминай, возвращайся ко мне",
По улицам детства ползёт желтизна восковая.
А я, замечая одышку и губ синеву,
"Бабулечка!.. Дочка!.. Родная!" – реву и зову,
Тропинками памяти прочь убежать не давая.
31. Ты уже другая
Замри от пустоты
Глаза закрой и выдохни
Несут твои мечты в никуда
Память не запаять
Руки не выломать
А нужно лишь одно понять
Что все по-другому
И ты уже другая
Глаза закрой и выдохни
Несут твои мечты в никуда
Память не запаять
Руки не выломать
А нужно лишь одно понять
Что все по-другому
И ты уже другая
Раздетому сердцу холодно
Кто будет ему сторожем?
Непрошенным гостем выйдет на чужбину
Споткнётся
Птицей вольной назад обернётся
Лети! Лети! Пернатая!
Высоко, далеко… Лети!
Кто будет ему сторожем?
Непрошенным гостем выйдет на чужбину
Споткнётся
Птицей вольной назад обернётся
Лети! Лети! Пернатая!
Высоко, далеко… Лети!
Я сегодня не та,
я сегодня другая
Ничего не ломая,
ничего не теряя
Лечу в потоках ветра… шепчу:
я сегодня другая.
я сегодня другая
Ничего не ломая,
ничего не теряя
Лечу в потоках ветра… шепчу:
я сегодня другая.
32. Центавра
В городе N, или M – это так неважно –
Где повсеместно в маршрутках бывают кражи,
Там, где армадой домов горизонт изранен,
Где невозможно малину купить в стакане,
Там, где машины по лужам несутся мимо,
Тихо живёт неприметный бухгалтер Дима.
Где повсеместно в маршрутках бывают кражи,
Там, где армадой домов горизонт изранен,
Где невозможно малину купить в стакане,
Там, где машины по лужам несутся мимо,
Тихо живёт неприметный бухгалтер Дима.
Русые волосы, галстук, на брюках стрелки...
Дима соседям при встрече кивает мелко.
Акции ловит, бежит с рюкзаком за рисом,
На турнике иногда сгоряча повиснет.
И вспоминает, и ждёт, что, возможно, завтра
Снова проснётся в парящих садах Центавры.
Дима соседям при встрече кивает мелко.
Акции ловит, бежит с рюкзаком за рисом,
На турнике иногда сгоряча повиснет.
И вспоминает, и ждёт, что, возможно, завтра
Снова проснётся в парящих садах Центавры.
Прошлые жизни бухгалтеру снятся часто.
Утром из тюбика давит на щётку пасту
И центаврических женщин забыть не может –
Ни золотистую пыль на лиловой коже,
Ни бесконечную нежность к ручным драконам...
Дима потом на работу приходит сонный.
Утром из тюбика давит на щётку пасту
И центаврических женщин забыть не может –
Ни золотистую пыль на лиловой коже,
Ни бесконечную нежность к ручным драконам...
Дима потом на работу приходит сонный.
Может быть, он потому и рассеян жутко.
Часто у Димы воруют зонты в маршрутках.
А на Центавре, он это запомнил тоже,
Розовый дождь разливался теплом по коже.
Там в серебристое небо главбух Наташа
С Димой летала – сейчас и не смотрит даже…
Часто у Димы воруют зонты в маршрутках.
А на Центавре, он это запомнил тоже,
Розовый дождь разливался теплом по коже.
Там в серебристое небо главбух Наташа
С Димой летала – сейчас и не смотрит даже…
33. Я тебя помню
Девочка в спущенных гольфиках, я тебя помню!
Помню испуганный взгляд - чего ты боялась?
Взрослого школьного мира, вселенной огромной,
Строгости и нелюбви, наказаний за шалость?
Мысленно глажу тебя по лохматой головке,
Фартука лямку на плечике тихо поправлю.
Знаешь, всё будет неплохо! Исчезнет неловкость,
Счастье с победою выйдет из битвы неравной.
Ты станешь мудрой, сумеешь выигрывать споры,
С собственным сердцем разлад, потерпев, устаканишь!
Милая, знаешь, с тобою мы встретимся скоро.
А за разлуку наградой нам - Вечная память.
Помню испуганный взгляд - чего ты боялась?
Взрослого школьного мира, вселенной огромной,
Строгости и нелюбви, наказаний за шалость?
Мысленно глажу тебя по лохматой головке,
Фартука лямку на плечике тихо поправлю.
Знаешь, всё будет неплохо! Исчезнет неловкость,
Счастье с победою выйдет из битвы неравной.
Ты станешь мудрой, сумеешь выигрывать споры,
С собственным сердцем разлад, потерпев, устаканишь!
Милая, знаешь, с тобою мы встретимся скоро.
А за разлуку наградой нам - Вечная память.
==========================
Голосуем до 27 июня.
От 3-х до 12-ти работ в шорт. Трем из них можно дать 1-е место (+1 балл)
==========================
Оценок пока нет
Свидетельство о публикации №:
16047
Рубрика:
Автору стихотворения 25. Полёт.
Я Вам адин умный вещь скажу, тока Вы ни абижайтесь )))
Вот эта фраза в наших краях, где снайперская винтовка "залпами" стреляет, звучит вполне сносно )))
но лучше бы нажимать не на "курок" , а на "спусковой крючок", тогда выстрел точно прозвучит!
Сам стих понравился, поэтому не смог удержался от попытки оградить "своего фаворита" от лишней придирки судей.
Удачи в конкурсе!
Я за Вас болею!
Ого, какой хороший тур
Расстарались авторы, с быстрого прочтения мне многое оооочень понравилось 
Мы всегда так пишем в самом начале, но мне тоже :)
Ну низнаю... мне второй тур понравился больше первого. А этот вроде даже больше второго нравится
5. В грушевом плену
Настолько впечатлён от прочтения этого стихотворения, что просто слов не хватает выразить свои восхищение и восторг!
Но.... как обычно есть одно маленькое но )))
И у меня осталась такая малюсенькая нотка горького послевкусия....(((
Жа-а-л-ко, что меня третим в эту компанию, за этот прекрасный стол, не позовут и не пригласят!
Отличный стих!
18. Кровохлёбка. Я не знала про такое расстение. Оказывается есть. И даже есть кровохлёбка тупая. Похожа на капли крови.
У нас росла везде. От поноса отвар из корней использовали
А я впервые слышу. Даже не поняла, что это растение. Интересно, откуда такое название?
Не знаете, как уменьшить картинку?
Наташа, ты где пропала? Паратур будешь обозревать?
Знаю про откуда: Она кровоостанавливаюшая. При маточных кровотечениях и обильных месячных пили отвар женщины раньше.
Как сорняк везде в Северном Казахстане. (Но по идее луговое растение и в подлесках всяких растет)
Не уверена, что буду. Сил чет нет. Открою и закрою, даже читала по диагонали. Есть хорошие стихи. Молодцы все конечно.
И мне нравится лента
Один стих уже отдала Свете, но сама не поняла, которой
Автору 20го респект. Патамушта лучший в моëм шорте и патамушта плюнул на препинаки, хотя жюри такого обычно не любит, а здесь это правильно.
Вот в следующем - неправильно, имхо
Многовато заплаток. И "конечности мОи" - сбой идёт, да? В целом - норм.
Снова Жиля пиарим? ;))
Ну, должно же быть равновесие - в прошлом туре одну парочку даже из жюристов усиленно пиарили, а уж нам-то простым смертным сам бог велел пиарить, кого хотим
Таня, а чего ты мне не сказала, шо это Жиль - я чуть не пропустила
Как всегда - про что б не трындели, а в ворону хоть рикошетом - да прилетит…
Лана, в этой связи напомню тебе не вашу ли конрамоцию я "усиленно пиарила" в первом туре? Если я где-то сказала, что мне понравилось что-то - то значит усиленно пиарила?
Возьмись всё же сама за судейство в следующий раз - если пригласят, конечно. Не отказывайся. Попробуешь - каково это служить мишенью для всех кому не лень. А тут народ неленивый в основном, мдя...
Зачем вообще было меня трогать? Сижу тута, не кар-каю даже. Нате вам…Здрасте, приехали…
Да ладно тебе, Оксана. Ты замечательный жюрь, очень хороший поэт и пёрышки у тебя красивые))
Не принимай всё так близко к сердцу...
Ладно, Даша, если ещё стёклышко подаришь и две синие бусинки - то ладно, уговорюсь)))
Договорились))
У меня этих стёклышек, бусинок, камешков... Дети собирают везде, где могут, а потом это добро по всему дому валяется))
Они у тебя тоже вороны? О_о.
Ой, не знаю - блестящее любят, как вороны, а трещат днями, как сороки)))
Тогда это удивительно прекрасные дети, думаю)))
Флудить больше не буду))).
Даша, спасибо что ты есть у Пристани.
Ну, во-первых, и жюрила, и приглашали, и туда, где прилетает, не так ,как тут - тут всё лайтово, по сравнению
Но я люблю участвовать, играть то бишь больше...
Во-вторых, а почему бы и не упоминуть, ежели было? Причём кто тебе сказал, что это было в плохом контексте? Просто в отдельных случаях это особенно явно, ясно и понятно
И в-третьих, даже не знаю, почему именно ты мне вспомнилась, кроме того, что ты жюрь? Наверное, потому что начиталась как раз твоих комментов под стихами (а вообще, начиная, ешё, где критику просили) - а там через слово не о стихах, а о том, о чём не здесь и не сейчас договаривались вроде, чтоб без тыканья в кого-либо палкой... Вот, видимо, о ком только что думала, тот сразу и вспомнился
А так ответ вообще Тае был, чтоб не жалилась - уж они пиаром точно не обижены, причём и с нашей стороны даже
Лана, а кто жалится?))) Улыбнуло высказывание Тани по поводу 20 работы, вспомнилось сразу, как ты про "Князя" говорила во 2 туре. Теперь-то я 20 номер точно НБСу не отдам ;)). Одно ж дело, когда свои пиарят, и другое, когда не свои)).
А по поводу пиара, как такового, он же еще и черный есть, что мы и видим постоянно на конкурсных площадках в отношении конкурентов))).
Да? А мне казалось, я Катю с Лялей больше пиарила
Вот в этом у нас разница, Таина - мы всегда говорим и голосуем за стихи, если они крутые, значит, они крутые, и пофиг, кто их написал, если не нравится, значит не нравится, и опять же пофиг, кто их написал.
Про чёрный пиар от тебя щас вообще смешно, если честно, ну да ладно
А Князь просто крутое стихо - ни слова неправды или натянув что-то для пиара, я про него не сказала, те же эмоции были у меня в нашем чате, когда я его зачла первый раз. И почему бы мне не сказать хорошие слова, если мне что-то сиильно нравится? Так же как и по любым другим стихам - моих сокомандников, или любых других авторов.
Что я и делаю - стабильно и без оглядки на авторство
Не Лан, разница у нас глобальнее)))
И не нужно оправдываться, ты абсолютно права, а как иначе? Я даже не спорю.
Ты сииильно заблуждаешься, но это, в принципе, щас практически во всём у тебя, а про оправдывания мои (с чего бы?) и про 20 стих - просто в том числе
Согласна. Ты права, а я - нет. Не спорю.
Какой-то поминальный тур получился.
И хде котики? Почему все в паратуре?
Авторам номера 8 и номера 13 респект за котиков.
Перечитала с утра весь тур. Нашла ещё тени котиков в номерах 3 и 26. Ура! А то без котиков тур ни тур.
Ровный тур. Но три стихотворения вызвали слёзы в довольно-таки заколённой мне. Но это скорее плохо, чем хорошо. Ибо котяток не жалую.
Никто не
обзоряет озаряет... В общем, тихо что-то, печально...Это точно!
Мне даже как-то неудобно за себя стало - вылез тут со своими "каментами", а на сайте... или горе? или траур?
Даже не знаю, как реагировать (((
А давайте вы ещё 32 раза вылезете и станет веселее))
Даш, люди еще даже не все стихи прочли, а уже обзорять!))) Я вот только на выходных вчитаюсь, а так, голопом пробежалась и все. Представляю, что можно наобзорять таким образом)))
"Представляю, что можно наобзорять таким образом)))"
Отлично, качественно обозрять есть кому. За сим закругляюсь.
Ну, а мне-то тем более ))) В таких условиях мне сам Бог повелел бы умолкнуть )))
Что я и делаю )))
Ну вот, только такая компания хорошая образовалась. Опять печаль...
Нет, Тальяна, не надо закругляться! Вы очень здорово обзоряете)
Вот зачем то, что я про себя говорю, перетягивать, как одеяло на свою сторону?))) И еще кто-то меня в короне упрекал?)))))))) Обалдеть)))
Ну, как скажешь. Тогда добавлю - если и стихи воспринимать таким же макаром, как мои комменты, то обзорять, действительно не стоит)).
Не знаю, на мой очень неприхотливый вкус все обзоры хороши, все интересно читать. И все, кто хоть что-то говорит о стихах молодцы. Это большой труд и огромное им спасибо. Я вот молчу, потому что кроме нравится-не нравится сказать ничего не могу))
Нет ни желания, ни энергии пикироваться с тобой в этом туре. Тая, твоему яду удалось сделать то, что не удалось российской пропаганде за два года. Вдохновения в обзорах.
Если нет желания, зачем выдирать из контекста мои слова, перекручивать их на свое усмотрение и обвинять в чем-то тобой же надуманном, того, кто тебе вообще ничего не говорил? По поводу яда - смешно)). Ты ж, Наташа, белая и пушистая, а я - исчадие ада))). Есть прекрасная поговорка - "не бомбите и небомбимы будете")). Когда-нибудь, когда будет кураж и вдохновение, я тебе стиш посвящу. Название уже есть "Тальяна в Зазеркалье" ;)
Ну, я думаю те, кто берётся обзорять уже всё внимательно прочитали
Даша, мы придëм, но тока сначала в себя
Ну, тогда ура) ждём!
Я не знаю, нужны ли особо эти обзоры, но я всегда пишу больше для того, чтобы определиться со своим шортом, а тут и тур как на подбор, слишком многое понравилось с первого прочтения - так что да, думаю, мы с Таней немного пооборзеваем по финальному туру.
И скорее всего - мы будем добры
Но это не точно
Завтра только уже всё, был трудный день, а тут надо с чувством, с толком, с расстановкой
Лана, конечно нужны. Во-первых, интересно, во-вторых, познавательно. И вообще, вы молодцы, что тратите на это время)
Ну, тогда как и сказала Таня - мы придём
Вообще, я не люблю обзорять, когда много стихов не нравится, ибо никогда не понимала, в чём кайф копаться в том, что тебе не симпатишно - типа, себя показать, вот как я умею? Мне это не интересно, честно сказать.
А вот когда, как в прошлом туре, больше стихов нравится, тогда и процесс идёт с удовольствием, всегда приятней говорить о том, что тебе симпатишно и близко, чем как в первом варианте.
Ну, по крайней мере, мне
Так что завтра и поговорим
Страницы