Предел возможного (тур 2, обзор, часть 3-я)

Давешний коридор с заветной дверцей. Мора стоит, прислонившись пылающей щекой к холодной стене.

Из мрака медленно выплывает Мракусик, открывает мускулистой лапой дверь пыточной и, ощерив кровавый клык, просачивается внутрь.

Просочимся же и мы следом за ним – туда, где свирепствует сам маркиз де Сад, кося вновь прибывающих гостей направо и налево.

№ 21. Лети!

Муха-мысль облюбовала место, бродит по извилинам жужжа.

Дальше мне читать неинтересно, где моя парадная вожжа?

Cher ami, или кто ты там, ну скажи мне ради Бога, ну как можно начинать стихотворение с такого образа? Во мне аж опустилось всё. Впрочем, дальше лучше не стало.

«Падать – так, хотя бы, с Эвереста,

А не со второго этажа.»

Ну, простим автору заплатку «хотя бы». Но вот этот второй этаж – он же не получает никакого развития в дальнейшем. Дальше автор – в обнимку с лирическим героем – падает опять с вершины. Получается, что две строчки (ДВЕ, Постум! Из шестнадцати!) – просто вода. Не comme il faut! 

Собственно, к следующей строчке, про «позабудешь, что в итоге ждет» – та же претензия. И хочется вместе с ветром бить кого-нибудь по уху – ну, или, хотя бы – по спине. 

Дальше стихотворение бодренько бежит к финалу, без особых изысков или стихотворных образов. И тянется уже рука к плётке, как вдруг – бабах! А финал-то выстреливает! И этот финал вытягивает стихотворение на другой уровень. Извольте получить пятнадцать плёток от маркиза и ступайте. Следующий!

С вами вновь маркиза де Сад. 

Детишки достали, ничего не могут сделать самостоятельно. Новая пыточная, новая пыточная… На самом деле, всего лишь новая игрушка для маркиза… Ибо где бы ни пытали, лишь бы пытали.

Каждый из нас – универсал. Любим влезть на дыбу критических отзывов и поболтаться вверх-тормашками. Тем более, что и добровольцев всегда предостаточно, этаких сиволапых маньяков-одиночек… Граф де ляп Упкин, к примеру…  

Это, конечно, радует, но что такое топор, по сравнению с ультразвуком?

Нет, собственная пыточная, как считает маркиз, должна быть сугубо профессиональной. Оснащенной всеми новейшими приспособлениями. Что там испанский сапог, когда есть спондеи?

Однако перейдем к делу.

№ 22. Интроверсия счастья

А вот и фаворит народного гласа. А ну-ка, а ну-ка… заглянем, что там у него внутри… в нутре…  Заглядываю и вижу: больной, вы – наш…

«Друзья – придурки, соседи – звери, куда ни плюнешь – одни подонки…»

Как говорится, не в бровь, а в глаз. По-десадовски. У меня лично образ – как на ладони. Со всеми присущими ему отвратительными чертами. Этакий молодой де Сад, расшвырявший всех мало-мальски знакомых…  А за что? А кому непонятно? За то, что дураки. Дебилы! Придурки! Ско… Ах, пардон. Вошла в  раж… 

Но ей-богу же…так и хочется взять порой цепь и со свистом… в харю ему! в харю! В харю!.. 

Эээ… Поздравляю, автор, вы нарисовали чудесный образ. 

Далее – истинный хоррор. И как он жив до сих пор, герой-то? «Автобус глотает людей, как шпроты». Афигеть. Надо взять на заметку для пыток интеллигентов. Вшивых.

Боже, боже, и когда ж они кончатся, эти шпроты…

Наконец-то! Мой дом – моя крепость. ЗАмок, я бы сказала. С подвалами и своими пыточными. Особенно потом кухня отличится… Но не будем забегать вперед.

Есть такие девицы на свете, есть. От них запираешься на десять засовов, а они все равно просочатся к вам в дом. Будут подвывать под дверью, рассуждать о высоком, симулировать духовный рост… 

Вульгарные девки. И что остается делать бедным интровертам, выглядящим в слабовидящих девичьих глазках сплошными поручиками Ржевскими? Только и думать: «Вот те ж, нате ж…» Гу-гу-гу-гу…

Затравят беднягу красотками – и вот он,  печальный финал. Одиночество и полная, я извиняюсь, дикость. 

Что за ком, говорите, у него на кухне пухнет? Дык пустота это. То есть, такая ПУСТАЯ пустота, что начинает разрастаться, тянуться сквозь щели в соседние квартиры… Ужас, хоррор и полный мрак.

Брысь! Это я не тебе, Мракуша! 

А дальше – все, собственно. Финита подкралась незаметно. Хоть в бездну, хоть в желтый дом – не поможет. Только в де Сады. Я ж говорю, афтар, потенциально вы - наш. 

Может, стихотворение не зря выходит в фавориты? Гу-гу-гу-гу… 

Я, конечно, к явным фаворитам всегда отношусь с подозрением… Но тут автор, вроде как, неслабый, тема садизма раскрыта…

Вить оно как бывает: молотил, молотил по башкам ближних всю жизнь, а одряхлел – глядь: некого даже кочергой погладить на прощание… Горькая правда жизни.

Ну, так. Плетей 15, не больше. Если сильный, пусть барахтается. Таким полезно.

Кажется, отстрелялась… Пришлось возиться с чужим автором. Поменялась с сынулей, а он от моего 18-го оставил кровавый стейк на углях… Ладно хоть неслабую замену выдал. Не поняла, честно говоря, кто это был: то ли Мигов, то ли Пупкин, то ли девка с топором… Гу-гу-гу-гу…

Еще какого-то волкА позорного предлагали… Зачем мне волк? Оборотней и среди родственников полно…

(Из мрака выходит Мракусик. В зубах у него оторванный рукав от камзола.)

Вот, пожалуйста! Смотрите все на него! За последнюю неделю насобачился самостоятельно отлавливать авторов. Неопознанных (впоследствии) бродячих субъектов… Что от них остается, сами видите, прости господи…

Ну ладно… Где этот misérable, мой отпрыск?

Гу-гу-гу-гу…

Маркиз! Маркиз, мать твою… упс, что это я…  Маркиз, туды тебя в качель…

- Merci maman…

№ 23. Разговор с проводником

Ну-с знатный у автора получился chanson. Во дворе моего замка под гитару – потянет. Только вот стихотворение – не состоялось, к сожалению. Про него почти нечего сказать…

Рифма выбрана мужская, что tres agréable, особенно когда пишешь что-нибудь непритязательное. Такие рифмы сами нанизываются на строчки, знай, пиши. Беда-навсегда, проводника-облака. Гряда-навсегда, опять же. Не ошибешься. В общем, стихотворение свежее, как молодой редис и незатейливое, как грабли (с). Образов нет. Полета фантазии нет. Населено роботами. Эй, кто там, дайте автору пять плетей. В воде не вымачивать. Вина не предлагать. Аu revoir.

№ 24. Последний защитник

Как такое могло получиться? – спрашивает нас автор. И я невольно повторяю за ним. Как, les mille diables? Как можно вот такую отмазку, написанную прямо в окошке ответа за тридцать пять секунд, выкладывать в основной тур? Ну хорошо, допустим, автор решил, что чем стихотворение короче, тем меньше шансов, что выйдет конфуз. Салют, авторы номеров 22 и 18! Ну, давайте тогда возьмем щипчики и прогуляемся с автором по строчкам, благо, их немного. 

Как такое могло получиться – // Мы повержены были в бою? // Я стою у последней границы // И прощальную песню пою. 

Собственно, здесь стихотворение можно было бы закончить. Эффект достигнут. Читатель в деталях представил себе поле боя, горы окровавленных трупов (o oui) и последнего защитника, стоящего на самой большой горе и поющего “Let it goooo, let it goooo, turn away and slam the dooooor”. Нокаут. Читатель корчится от хохота под лавкой.

Но нет, автор решил дожать и накатать еще пару куплетов. Vraiment, pourquoi pas, раз уж понесло?

А враги не торопятся – знают, // Что не воин один против всех. // И, подобный вороньему граю, // Издевательский слышится смех.

То есть, напротив поющего пецаря рычального образа стоят толпы злых врагов и РЖУТ. И я их понимаю. Я тоже ржу, вместе с читателем и врагами. Ну как тут, скажите на милость, доставить автору удовольствие? Тут не плетей хочется дать автору, а водички. 

К сожалению, последний катрен значительно хуже предыдущих. Все уже отсмеялись, а новых шуток автор не придумал, кроме замечательной рифмы «земной – строй», которая безусловно выстреливает в концовке. Прямо автору в ногу.

Стража, уведите автора. Я не могу его пороть. Он уже застрелился рифмой.

№ 25. Савонарола. Sursum corda

Так. Это еще что за пердюмонокль в названии? Простите мой французский. Ах да, автор же потрудился сделать сноску для нас, убогих, и рассказать, что это, оказывается, означает «ввысь сердца». Спасибо, автор! Это не влезающее ни в какие семантические рамки словосочетание безусловно поможет нам разобраться в последующем confusion. Савонарола, значит. Ввысь сердца, значит. Ох, чует моё сердце, сейчас будет весело.

Когда-то я летел звездой по небу ввысь, уверовав, что чист и не нуждаюсь в средствах.

Деньжонок у меня с рожденья завались, а гигиена – блажь и пошлое эстетство.

Литературный наш герой, значит, Свиное Рыло – или как его там – уверовал, что чист, и не особо проверяя, так ли это на самом деле, прямо на голой вере со свистом улетел в небо. Господа, порка отменяется. Нам предстоит еще один сеанс терапевтического ржача.

Живу, не помышляя завтрака поесть, – Всегда на острие, готов нырнуть в горнило.

Воде моя судьба предпочитает жесть и гонит, хохоча, силентиум по жилам.

Миль пардон. Я сейчас в горнило нырну от хохота.

Впрочем, ладно, пародии мы оставим на потом и попробуем, переведя дух, сосредоточиться. В конце концов, заявка сделана серьёзная. Автор явно старался. И персонажа притащил с непроизносимым именем, и латиницы подогнал, чтобы понятнее было. А что же нам всё-таки пытаются рассказать?

Литгерой у нас явно воинственный, чуть что – сразу вожжой перетянет. Наш человек, в общем. В средствах он не нуждается, но агитирует бедствовать с бедняками. Где-то подозревает, что его ждет палач, в то время, как палач уже, похоже, зачитывает приговор. Посылает визгливых еретиков на костер (фу, как пошло и неэффективно), но при этом тут же просит прощения у Всевышнего, juste au cas où. Противоречивый тип. В конце погибает смертью храбрых. А как же иначе?

Что вам сказать? Стихотворение Очень Серьезное, и поэтому просто напрашивается на пародь. При этом, выполнено добротно, ляпов мало, если не считать того, что высь сердца, заявленная автором вначале, никак не показана. 

Хорошая работа, я бы сказал. В конце все погибли в муках – и еретики, и монах этот. Автор явно знает толк в пытках. Предлагаю выписать ему пятнадцать плетей на брудершафт. С оттяжкой. А потом можно и бутылочку Bravdo урожая 1834 года открыть.

№ 26. Счастливое

Гм… надо сказать, что автор меня удивил. Я долго и с большим трудом продирался через этот словесный массив, в котором слова подогнаны друг к другу так же тщательно, как детали в приобретенном мною недавно прокрустовом ложе фирмы Хунь Чжуань, которое на ибее продавалось за тридцать восемь долларов, а на али экспресс – за восемнадцать, причем не долларов, а юаней, ибо доллар падает, а юань растет в связи с санкциями гугла против фирмы хуавей по обвинению в шпионаже и использовании компьютеров госдепа для бурения китайских биткоинов, которые КАК ВЗЯЛ БЫ ПУЛЕМЕТ!!!

Ух, я аж проснулся! Пулемёт? Пулемёт – это дело, автор. Впрочем, лучше, конечно, старые добрые щипчики. Их если слегка подогреть на огне… гм, о чем это я? Простите, замечтался. 

«Вот у меня теперь почти ничего нет» – неожиданно резюмирует автор. Ну, на нет и суда нет, bien sûr. Стихотворения здесь точно нет. Смысл, возможно, есть, но он ускользнул от меня в офшор. Уф, пойду приму чего-нибудь бодрящего. Автору выписать три розги и клистиру лично от меня. Сейчас приду.

№27. Палач

Оп-па! Название многообещающее! Мне кажется, мы с автором найдём общий язык!

Должность моя паршивая…

А… Не найдём. Жаль.

Так, что там у нас еще?

Муки мои танталовы... 

Нет в них ни капли проку.

Нет, автор ничего, ничего, решительно ничего не понимает. Чему вас только в школе учат, люди?! Теперь придется перечитывать всё стихотворение сначала. 

Ну-с рифмы у нас дактилические, это дает простор для поэтического воображения. В стихотворении они реализованы неточно, но без ляпов, за что автору плюсик. Маленький. Большого не дам человеку, который считает, что в муках нет ни капли проку. 

По смыслу всё понятно, вроде, кроме тех самых мук, будь они неладны. Автор очень убедительно вещает нам о том, что ему всё равно. Крошит пытуемых на форшмак, но души в них не видит, и вообще он, грубо говоря, se moque над своими жертвами. И тут вдруг – муки! Мучается наш палач. Непонятно, чего это он. Может, живот прихватило? 

И вывод из всего этого – какой-то странный. Палачу худо, он смены ждет, хоть она ему и не светит. А благодарить за это всё предлагает – читателю. Возблагодари, мол, читатель, родину за мои мучения. Нескладуха какая-то.

Странное стихотворение. Нелогичное. И не по мне совсем. Выпишите автору семь плетей и два раза кочергой. На всякий случай. 

№ 28. От начала и до конца

Ого! Прямо в начале стихотворения – зычный вопль! Вот это я понимаю! Вот это по-нашему! Заходи, автор! Наконец-то я нашел родственную ду…

Ба. Да это ж младенец! Это младенец у него зычно вопит. Зычно, Постум! Отбой тревоги. Похоже, опять подстава, merde alors! 

Ладно, что там дальше? Речь, значит, от лица младенца. Мрачного такого младенца: свет ему не мил, ползунковый период – сермяжен (а что это значит вообще?), как становишься на ноги, знаешь ремень отца. Гхм. Это по-каковски, автор? Ты с какого языка переводил? За такое, знаешь ли, можно и порки лишиться до конца дней.

Так, что тут ещё? Пальцы в розетку – какое-то странное развлечение, это вам к герру фон Захер-Мазоху. Хотя, действительно – зачем вам к нему? А вот вопрос «с кем Бабай ночует» просто поставил меня в тупик. Кто такой Бабай? Может, Bye-bye? Так я бы рад, но не уходит автор, хочет плётки, хотя по нему явно кочерга плачет.

Так взрослеешь, крепчаешь, с пальцами-то в розетке, но при этом стареешь. Тут, правда, выясняется, что всё это зарифмованное чудо обращается к итиху матери. Это она стареет, взрослеет и крепчает, пихая пальцы в розетку. Несчастная женщина. Впрочем, говорят, электрошок укрепляет, да-с.

На этапе, когда автор стал садить детей на спину, я сдался. Miséricorde, miséricorde! Я всё прощу, только не делайте так больше, умоляю! У меня сосунковые периоды уже хлынули ручьём из носа! 

И тут неожиданным аккордом грянул финал. 

Но чем ближе был к свету, тем глубже твоя печаль.

Автор. Послушайте меня. Я старый истязатель, не одного человека порешил. Возьмите последнюю строчку вот эту. Перепишите её по-русски. И допишите к ней другое стихотворение. Фраза замечательная – и для финала, и вообще. Но всё остальное надо переделать. От первого и до последнего слова. 

Три удара по спине кочергой и пять плёток за последнюю фразу. Даже, пожалуй, десять. А мне надо полежать…

№ 29. Минус жизнь

Уффф. Что-то притомился я, плёткою-то махать. Ну, кто тут у нас? Заходи, раздевайся. 

Очень странное стихотворение ты принес мне, автор. А ты точно там один? Возникает ощущение, что вас как минимум двое. Первые две строчки написал человек, у которого это первое стихотворение в жизни. Партия сказала «надо», поэт рявкнул «есть» и немедленно принёс всё, что у него было, в жертву размеру. Однажды ночью надоело жить («мне» выкинулось с чердака). Срединный кризис – нерусский брат-уродец кризиса среднего возраста. Какой-такой «последний раз» – вообще непонятно…

И тут появился Поэт. Он бесцеремонно отобрал у графомана клавиатуру, попутно трижды заехав ему по физиономии (случайно, совершенно случайно), и написал следующие две строчки. Веснушчатая рожица луны! Грустные крыши! Mon dieu, это действительно похоже на стихи! Где моя плёточка-семихвостка… ах, вот ты где! Иди ко мне, милая, нам есть чем заняться…

БАБАХ! Графоман схватил поэта за хальстух и с силой дёрнул вниз! О, этот ни с чем не сравнимый звук! Пока поэт, негромко икая, лежал под столом, графоман накатал следующие две строчки…

Ба! Да нешто вы в буриме играли? Две строчки – подворот, две строчки – подворот! Это всё объясняет, но мне совершенно неясно, как вас пороть, господа. По отдельности? Обоих сразу? А может, выпорете друг друга? Вот это дело!

Так продолжается некоторое время, и казалось бы, вот сейчас летящий вниз лирический герой покажет нам наконец первоклассное гуро, как вдруг он превращается в КОТА!!! Ну, ну, ну, Мракусик, успокойся, милый. Ну иди сюда, мой хороший, вот тебе плёточка, нам сейчас придется выпороть этих юмористов с особым цинизмом. 

Авторы, вы о чём вообще? Ведь подразумевается, что тут читатель должен поперхнуться коньяком, познать дзен, перечитать стихотворение с начала и увидеть всё под совершенно новым углом. Но этого же не происходит! Ведь получается же чудовищная реникса! Курящие коты-зяти, переживающие кризис среднего возраста. Quelle absurdité! Фу, авторы, какой позорный приём!

Концовка разочаровывает еще больше. Кот-самоубийца, который не самоубился (судя по тексту), но при этом почему-то потерял одну жизнь (судя по названию), на пару секунд восстанавливает в себе веру в окружающий мир, но тут же разочаровывается по совершенно идиотскому поводу и решает застрелиться. Non, non, non! Je suis déçu, attristé et frustré!

Секите друг друга сами. Я пошел за граппой.

№ 30. Письмо

Нет, я всё же напьюсь сегодня. Автор, а стихотворение про поющего пецаря – не ваше случайно? Чувствуется опытная рука отмазчика. Вот вам стишок, отвалите, отвалите. У меня бутерброд с докторской стынет. 

Впрочем, автор сразу честно заявляет, что спешит. Мне кажется, это фраза именно автора, а не героя стихотворения. Спешу я, вот вам стишок. А у меня докторская, мне её защищать надо. От падающих с крыши котов. Поэтому я забил на размер, идею, точность формулировок и вообще на всё. Вот вам ваш стишок, вот! Забирайте, а я за бутером.

…Нет, я перечитал это произведение еще три раза и мне почти нечего добавить. Certainement, глагол «хрюхрить» est amusant. «Отдал людям тушу» – тоже прикольно. «Типичные движения хвоста» порадовали. Но стихотворения-то нет. Есть прикол, причем сделанный небрежно, на коленке. Небрежно автор и будет выпорот. Три плётки, три кочерги, и еще добавить гроссбухом по башке, за неуважение к читателю. Тоже трижды. Adieu.