БЕСПРЕДЕЛ-5. Голосование участников и читателей в 3-м туре
Голосование участников и читателей в третьем туре объявляется открытым!
Все произведения были перемешаны и опубликованы без указания имен авторов и названий команд, авторство нельзя разглашать до окончания тура.
Арбитрам тексты тоже будут разосланы без указания авторства.
Правила голосования:
Любой участник или читатель может выбрать в шорт от 3-х до 13-и произведений. Каждому выбранному произведению будет засчитан 1 балл, участнику за голосование - тоже добавлен 1 балл. Трем произведениям в шорте участник или читатель может присвоить "1-е место" - им будет засчитано по 2 балла.
Голосование по ссылке
Для участников, не зарегистрированных на портале: можно присылать шорты на почту ведущему:
vpk-bespredel@mail.ru
vpk-bespredel@mail.ru
Эти шорты будут публиковаться открыто сразу после завершения голосования) До окончания голосования можно внести изменения в шорт.
Голосование продлится до 20ч00мин мск 6 декабря.
Подведение итогов - 7 декабря.
Подведение итогов - 7 декабря.
Читаем и обсуждаем здесь, а голосуем ТУТ
Голосовать за себя и за членов своей команды нельзя.
Конкурсные произведения:
1. "Человек уходит в шум толпы, чтобы утопить в нем свой собственный вопль о молчании." - Рабиндранат Тагор
Spoiler: Highlight to view
1.1. Шизофрения
У меня в голове поселился голос: так бывает, когда «отъезжает крыша».
Поначалу, конечно, я с ним боролась и мечтала его никогда не слышать.
Этот голос пришел из другого мира, где субъекты без тела читают мысли:
оказалась порталом моя квартира в удивительный мир марганцевокислый.
Я ходила туда по ночам из душа, это было душевно и безопасно.
Голос вел в лабиринте, шептал «послушай!» и велел прижиматься к стене «на красный»
целый год… Я пыталась ему не верить, только голос действительно мнился другом.
Он открыл мне глаза на людей и двери в небеса, но сейчас он весьма напуган:
заявил, будто мне угрожает мама, только это не мама, а монстр с Изнанки,
и под маминым платьем – шипы и шрамы. Говорит: прикоснешься – и будут ранки!
– Убежать не получится, будем биться. Заточи острый нож и воткни ей в шею!
Я ужасно встревожена, мне не спится…
Обратиться за помощью?
Нет, не смею.
Этот голос способен меня заставить. Убегаю в толпу, заглушая вопли:
– Убивай! – убежденно твердит мерзавец. – Убивай, бесхребетница! Вытри сопли!
Я устала, надолго меня не хватит, а вокруг – вроде люди, но что под кожей?
Голос громче, уверенней, бесноватей… Острый нож в чью-то шею.
Мне страшно, Боже...
Поначалу, конечно, я с ним боролась и мечтала его никогда не слышать.
Этот голос пришел из другого мира, где субъекты без тела читают мысли:
оказалась порталом моя квартира в удивительный мир марганцевокислый.
Я ходила туда по ночам из душа, это было душевно и безопасно.
Голос вел в лабиринте, шептал «послушай!» и велел прижиматься к стене «на красный»
целый год… Я пыталась ему не верить, только голос действительно мнился другом.
Он открыл мне глаза на людей и двери в небеса, но сейчас он весьма напуган:
заявил, будто мне угрожает мама, только это не мама, а монстр с Изнанки,
и под маминым платьем – шипы и шрамы. Говорит: прикоснешься – и будут ранки!
– Убежать не получится, будем биться. Заточи острый нож и воткни ей в шею!
Я ужасно встревожена, мне не спится…
Обратиться за помощью?
Нет, не смею.
Этот голос способен меня заставить. Убегаю в толпу, заглушая вопли:
– Убивай! – убежденно твердит мерзавец. – Убивай, бесхребетница! Вытри сопли!
Я устала, надолго меня не хватит, а вокруг – вроде люди, но что под кожей?
Голос громче, уверенней, бесноватей… Острый нож в чью-то шею.
Мне страшно, Боже...
1.2. главное
слово тянется нитью.
но нити мало.
он – на солнце.
она же с луны упала
и живёт в этом мире по местным циклам,
в сердцевине шумов.
но она привыкла
рассуждать не о том, говорить не с теми.
свет её – наверху, на земле – лишь тени.
пишет письма, у ночи берёт чернила.
но нити мало.
он – на солнце.
она же с луны упала
и живёт в этом мире по местным циклам,
в сердцевине шумов.
но она привыкла
рассуждать не о том, говорить не с теми.
свет её – наверху, на земле – лишь тени.
пишет письма, у ночи берёт чернила.
на луне-то ей тоже несладко было:
ни листочка тебе, ни пера, ни пуха.
не красотка, не девочка, не старуха…
находясь в безусловном своём зените,
он смотрел на нее,
но, увы, не видел –
слишком профиль прозрачный и голос тонкий.
а она всё тянула к нему ручонки,
забывая, как шатки луны подмостки,
жизнь делила на крестики и полоски.
на «нельзя» и «ненужно»,
на «нет» и «мало»,
уставая держаться.
и вдруг – упала…
ни листочка тебе, ни пера, ни пуха.
не красотка, не девочка, не старуха…
находясь в безусловном своём зените,
он смотрел на нее,
но, увы, не видел –
слишком профиль прозрачный и голос тонкий.
а она всё тянула к нему ручонки,
забывая, как шатки луны подмостки,
жизнь делила на крестики и полоски.
на «нельзя» и «ненужно»,
на «нет» и «мало»,
уставая держаться.
и вдруг – упала…
он на солнце живёт по своим законам:
собирает и дарит тепло знакомым
и не ведает сырости и потёмок.
с виду – пламенный лев,
а душой – котёнок.
весь пропитан огнём от волос до пят.
собирает и дарит тепло знакомым
и не ведает сырости и потёмок.
с виду – пламенный лев,
а душой – котёнок.
весь пропитан огнём от волос до пят.
но
иногда и на солнце бывают пятна.
и однажды, свободой своей недужа,
он устанет от дел и шагов ненужных
и почувствует холод большой вселенной.
и однажды, свободой своей недужа,
он устанет от дел и шагов ненужных
и почувствует холод большой вселенной.
и душа вдруг захочет не воли – плена
этих рук – этих лёгких прозрачных крыльев.
пролететь сквозь кольцо из золы и пыли,
оказаться в мирочке её анклавном,
чтобы с ней среди шума молчать о главном.
этих рук – этих лёгких прозрачных крыльев.
пролететь сквозь кольцо из золы и пыли,
оказаться в мирочке её анклавном,
чтобы с ней среди шума молчать о главном.
1.3. Беззвучный крик
Меня пугают собственные мысли,
на сердце кошки… Не поможет:" Брысь!"
От взгляда моего капуста киснет,
и нет того, кто мог сказать:
"Встряхнись!
Нажми перезагрузку, выжми скорость,
нырни в дожди, закрой ФБ и чат.
Ты выстоишь, ты сильная! Не скоро,
но боль отпустит".
Только все молчат…
А может, и кричат, но я оглохла,
во мне пустила корни пустота,
она везде — мне страшно, тошно, плохо,
вокруг не те, и я сама не та.
Иду в толпу, ловлю улыбки встречных,
их много, невзирая на ковид,
чужое счастье — йод — печёт, но лечит,
и будет печь, пока душа кровит.
Боль рвётся из... Закусываю губы,
но крик немой мне разрывает рот.
Секунды эти вряд ли позабуду...
Сказал мудрец: "И это все пройдёт".
Наверно, так и будет — время лечит
те раны, где беспомощны врачи.
А мне в толпе бездушной стало легче…
на сердце кошки… Не поможет:" Брысь!"
От взгляда моего капуста киснет,
и нет того, кто мог сказать:
"Встряхнись!
Нажми перезагрузку, выжми скорость,
нырни в дожди, закрой ФБ и чат.
Ты выстоишь, ты сильная! Не скоро,
но боль отпустит".
Только все молчат…
А может, и кричат, но я оглохла,
во мне пустила корни пустота,
она везде — мне страшно, тошно, плохо,
вокруг не те, и я сама не та.
Иду в толпу, ловлю улыбки встречных,
их много, невзирая на ковид,
чужое счастье — йод — печёт, но лечит,
и будет печь, пока душа кровит.
Боль рвётся из... Закусываю губы,
но крик немой мне разрывает рот.
Секунды эти вряд ли позабуду...
Сказал мудрец: "И это все пройдёт".
Наверно, так и будет — время лечит
те раны, где беспомощны врачи.
А мне в толпе бездушной стало легче…
Прислушайтесь: в ней кто-то вновь кричит!
1.4. Драйвер
Мой жребий – быть всё время на виду,
К усилиям привык осипший голос,
Безумный ритм поддерживает тонус,
Плутая сам, других вперёд веду.
Усталый драйвер – двигатель толпы –
Люблю в ней ненароком раствориться.
Здесь не нарушат личные границы,
К тому, кто рядом топчется, слепы.
К усилиям привык осипший голос,
Безумный ритм поддерживает тонус,
Плутая сам, других вперёд веду.
Усталый драйвер – двигатель толпы –
Люблю в ней ненароком раствориться.
Здесь не нарушат личные границы,
К тому, кто рядом топчется, слепы.
Бывает часто – пёстрый скоморох
Нахально у прохожих клянчит взгляды,
А мне, напротив, лучшая награда –
Невидимость, пусть на короткий срок.
Здесь я, как все: невзрачный силуэт,
В сплошном ряду невольных отчуждений.
В пустых глазах скольжу размытой тенью –
Нестоящий внимания предмет.
Нахально у прохожих клянчит взгляды,
А мне, напротив, лучшая награда –
Невидимость, пусть на короткий срок.
Здесь я, как все: невзрачный силуэт,
В сплошном ряду невольных отчуждений.
В пустых глазах скольжу размытой тенью –
Нестоящий внимания предмет.
Ласкает, на волнах качая, грусть,
Внушает наваждение покоя.
Беспечно мысли выпустив на волю,
В молчание уютно завернусь.
Внушает наваждение покоя.
Беспечно мысли выпустив на волю,
В молчание уютно завернусь.
2. "Теперь, когда мы научились летать по воздуху, как птицы, плавать под водой, как рыбы, нам не хватает только одного: научиться жить на земле, как люди." - Джордж Бернард Шоу
Spoiler: Highlight to view
2.1. Механикус
Есть у меня механические очки,
Кожей подбитый, проклепанный летный шлем.
Светят приборы, как яркие светлячки...
Сам я построил машину без всяких схем.
Кожей подбитый, проклепанный летный шлем.
Светят приборы, как яркие светлячки...
Сам я построил машину без всяких схем.
Шкивы собрал и зубастые шестерни,
Медные лопасти, пляшущие винты.
Море сверкало, когда я летел над ним,
Горы казались игрушками с высоты.
Медные лопасти, пляшущие винты.
Море сверкало, когда я летел над ним,
Горы казались игрушками с высоты.
Как-то встречал я псоглавцев – чужих людей –
И отдыхал от скитания в облаках.
Те говорили: "Механикус-чародей", –
Правда, крутили скептически у виска.
И отдыхал от скитания в облаках.
Те говорили: "Механикус-чародей", –
Правда, крутили скептически у виска.
После собрал электрический батискаф
С люком, рулями, прожектором и окном,
Плотно прошитый металлом во всех местах.
В нем я спускался во тьму на морское дно.
С люком, рулями, прожектором и окном,
Плотно прошитый металлом во всех местах.
В нем я спускался во тьму на морское дно.
Видел причудливых рыб и цветных медуз,
Хрупких кораллов изысканные леса,
Бурых жемчужниц, сокрывших бесценный груз –
Все чудеса представали моим глазам.
Хрупких кораллов изысканные леса,
Бурых жемчужниц, сокрывших бесценный груз –
Все чудеса представали моим глазам.
Только она мне сказала на берегу:
"Ты эгоист и бездельник по всем статьям",
И причитала – понять я, мол, не могу
Первоначальные правила бытия.
"Ты эгоист и бездельник по всем статьям",
И причитала – понять я, мол, не могу
Первоначальные правила бытия.
Надо чтоб в горке стеклянной сверкал хрусталь,
Спицы порхали под пальцами стрекозой,
Долгую нить превращая рядами в шаль…
По половицам ребенок бежал босой,
Спицы порхали под пальцами стрекозой,
Долгую нить превращая рядами в шаль…
По половицам ребенок бежал босой,
Каша варилась, в тепле подходил пирог,
В кресле лежала газета, камин мерцал,
Чтобы ходить по единственной из дорог –
Из бесконечности до своего крыльца.
В кресле лежала газета, камин мерцал,
Чтобы ходить по единственной из дорог –
Из бесконечности до своего крыльца.
Что обижаться и вечно печаль хранить,
Хлопать дверьми и смотреть, обжигая льдом?
Есть и железо, и новые шестерни.
Я очень скоро построю ходячий дом.
Хлопать дверьми и смотреть, обжигая льдом?
Есть и железо, и новые шестерни.
Я очень скоро построю ходячий дом.
Чтобы шагал он под звездами и в метель,
В солнечный полдень, и в серой дождливой мгле...
Чтобы сидеть у камина, растить детей
И нескончаемо странствовать по земле.
В солнечный полдень, и в серой дождливой мгле...
Чтобы сидеть у камина, растить детей
И нескончаемо странствовать по земле.
2.2. С изнанки сна
Отдёргивая штору, смотришь вниз –
рассвет на мокром тополе повис,
за ветку зацепившись первым снегом.
На этой стороне, с изнанки сна,
натянута до хруста тишина,
и шаг за шагом люди сходят с неба.
рассвет на мокром тополе повис,
за ветку зацепившись первым снегом.
На этой стороне, с изнанки сна,
натянута до хруста тишина,
и шаг за шагом люди сходят с неба.
Малец в обносках просит закурить.
Старуха молча гасит фонари –
мол, нечего беду на город кликать.
Подслеповато щурятся дома.
Ты знаешь, как легко сойти с ума
среди толпы, пугающей до крика.
Старуха молча гасит фонари –
мол, нечего беду на город кликать.
Подслеповато щурятся дома.
Ты знаешь, как легко сойти с ума
среди толпы, пугающей до крика.
Но помнишь всех – по датам, именам.
Ты с каждым умирал когда-то сам:
сгорал в печах, тонул в чужих болотах,
белел костьми, поросшими травой –
где бабий яр,
где бабий жуткий вой.
Где «каждому – своё» смеялся кто-то,
из тех, что в стороне сейчас стоят –
в пустых глазницах полыхает ад,
замешанный всегда на чьей-то казни.
Ты с каждым умирал когда-то сам:
сгорал в печах, тонул в чужих болотах,
белел костьми, поросшими травой –
где бабий яр,
где бабий жуткий вой.
Где «каждому – своё» смеялся кто-то,
из тех, что в стороне сейчас стоят –
в пустых глазницах полыхает ад,
замешанный всегда на чьей-то казни.
В толпе кричат – отдай нам этих гнид! –
и тишина по старым швам трещит...
А ты стоишь и думаешь о разном.
и тишина по старым швам трещит...
А ты стоишь и думаешь о разном.
О том, что время лечит – но не нас.
Что ты хотел, но никого не спас
от этих снов, застрявших в горле костью.
Что ты хотел, но никого не спас
от этих снов, застрявших в горле костью.
И что, проснувшись, надо выбрать день
и вспомнить – как там ходят по воде.
И отыскать потерянные гвозди.
и вспомнить – как там ходят по воде.
И отыскать потерянные гвозди.
2.3. Борментальность
Бегите, храбрый доктор Борменталь!
Преображенский завышает цену
своим свободам – своду из причуд,
отдав науку в слуги детям скверны.
Ещё немного, и за ним придут -
героям новым прошлого не жаль.
Преображенский завышает цену
своим свободам – своду из причуд,
отдав науку в слуги детям скверны.
Ещё немного, и за ним придут -
героям новым прошлого не жаль.
Летите, верный доктор Борменталь,
в большое завтра на фанерных крыльях.
Покажет вам пилот Экзюпери,
где принц и лис друг друга приручили.
Но там, внизу, дымится материк.
Идите, мудрый доктор Борменталь,
к спасению тропой на склонах Альп.
Там встретит вас, несломленным героем,
изгнаний рыцарь, мастер слов Ремарк.
Он вам расскажет, что почти без боя,
полмира заполняет мутный мрак
коричневой чумы, под возглас "хайль".
Плывите, грустный доктор Борменталь,
подальше от чумных, под бок Америк.
Там юный Че, уже почти герой,
мечтает книжной мудростью измерить
предел несправедливости земной
и отрицает догмы и мораль…
в большое завтра на фанерных крыльях.
Покажет вам пилот Экзюпери,
где принц и лис друг друга приручили.
Но там, внизу, дымится материк.
Идите, мудрый доктор Борменталь,
к спасению тропой на склонах Альп.
Там встретит вас, несломленным героем,
изгнаний рыцарь, мастер слов Ремарк.
Он вам расскажет, что почти без боя,
полмира заполняет мутный мрак
коричневой чумы, под возглас "хайль".
Плывите, грустный доктор Борменталь,
подальше от чумных, под бок Америк.
Там юный Че, уже почти герой,
мечтает книжной мудростью измерить
предел несправедливости земной
и отрицает догмы и мораль…
Но нет, не отступает Борменталь!
Он, став неубиваемо-бумажным,
гуляет с Эрихом по склонам мирных Альп,
с Эрнесто убегает из-под стражи,
взлетает в небо, уплывает вдаль,
упрямым, нефальшивым персонажем.
Несёт сквозь время доктор Борменталь,
как флаг, своё простое негеройство -
готовность к жизни на вторых ролях.
Обычной человечности апостол
не будет ни в ферзях, ни в холуях.
Он, став неубиваемо-бумажным,
гуляет с Эрихом по склонам мирных Альп,
с Эрнесто убегает из-под стражи,
взлетает в небо, уплывает вдаль,
упрямым, нефальшивым персонажем.
Несёт сквозь время доктор Борменталь,
как флаг, своё простое негеройство -
готовность к жизни на вторых ролях.
Обычной человечности апостол
не будет ни в ферзях, ни в холуях.
3. "Мы не можем вырвать ни одной страницы из нашей жизни, хотя легко можем бросить в огонь самую книгу." - Жорж Санд
Spoiler: Highlight to view
3.1. Эльза
Берлин, Лейпциг-Штрассе, квартира повесилась беззубым, щербатым эсэсовским кортиком,
на ржавом гвозде. По́лки –врозь, полумесяцем застыли вдоль стен, статуэтками горбятся.
По ходу часов, вдоль комода, старинные, фарфора пузатого милые слоники,
семнадцать, стоят косо, прямо, чуть криво ли...Один за одним, сосчитаешь – озлобишься.
на ржавом гвозде. По́лки –врозь, полумесяцем застыли вдоль стен, статуэтками горбятся.
По ходу часов, вдоль комода, старинные, фарфора пузатого милые слоники,
семнадцать, стоят косо, прямо, чуть криво ли...Один за одним, сосчитаешь – озлобишься.
Трюмо заморгало:
– Мы видели, видели! На кухне курили в жуть пьяные, красные,
а Эльза?!.. Их главный, в расстëгнутом кителе, не бил, дал слона, был неистово-ласковый.
Налево, направо в обои одетые – цветы луговые ромашками, клевером
заплакали:
– Бедная Эльза бездетная, ушла в магазин, а жилище расстреляно!
– Мы видели, видели! На кухне курили в жуть пьяные, красные,
а Эльза?!.. Их главный, в расстëгнутом кителе, не бил, дал слона, был неистово-ласковый.
Налево, направо в обои одетые – цветы луговые ромашками, клевером
заплакали:
– Бедная Эльза бездетная, ушла в магазин, а жилище расстреляно!
Часы на стене: – Тик-вам-так, хальт ди фотце ли?!* тик-так!.. дожидалась Эльзюша наследников,
ждала, хоть бы кто...Убиенным не роздано лучистое днём, под луной смертно бледное,
лежит на виду с голодухи не продано противное вере, чужое, бесчестное, –
стеклянная банка с зубными коронками – всё то, что осталось от мужа эсэсовца...
ждала, хоть бы кто...Убиенным не роздано лучистое днём, под луной смертно бледное,
лежит на виду с голодухи не продано противное вере, чужое, бесчестное, –
стеклянная банка с зубными коронками – всё то, что осталось от мужа эсэсовца...
Убитая трижды квартира прислушалась – за стенкой по радио утром – гимнастика.
Без Эльзы столь тихо, а с Эльзой ей лучше ли? Звонок, не пришёл ли гонец от семнадцати?!..
Семнадцать зарубок на кортик нарезаны кто-что – неизвестно, цыгане с евреями
лежат в грязных рвах по Треблинкам, Освенцимам, молчат до особого майского времени.
Без Эльзы столь тихо, а с Эльзой ей лучше ли? Звонок, не пришёл ли гонец от семнадцати?!..
Семнадцать зарубок на кортик нарезаны кто-что – неизвестно, цыгане с евреями
лежат в грязных рвах по Треблинкам, Освенцимам, молчат до особого майского времени.
Берлин сорок пятого? Майская – классика: там юная Эльза воюет с опилками
и вешает кортик со срезанной свастикой на траурный гвоздь вбитый новым насильником.
и вешает кортик со срезанной свастикой на траурный гвоздь вбитый новым насильником.
Но это чуть позже. В кладовке, подсудная, девчонка худая, чуть-чуть конопатая,
не дышит, дрожит. Рядом, в лавке посудника, – стрельба, звон фарфора. Страшна оккупация.
не дышит, дрожит. Рядом, в лавке посудника, – стрельба, звон фарфора. Страшна оккупация.
* - halt die fotze (нем. разг) хальт ди фотце ли - заткнуть рот, замолчать (Вам не заткнуться ли?)
4. "Мечты сбываются, если иметь мужество им следовать." - Уолт Дисней
Spoiler: Highlight to view
4.1. Мадонна
Их дети шли под нож как неликвид практически с младенческого писка. Оправдывая лютый геноцид, власть объясняла варварские чистки бюджетом продовольственных программ с лимитом жёстким по расходной части. Закон для оглушённых горем мам предписывал иную форму счастья — здоровый сон и сытная еда вдали от децибел капризных воплей. Инстинкт воспроизводства — ерунда, — важней для женщин аппетитный облик.
Смирились все, за минусом одной психически разболтанной девчонки. В безумии бессонницы ночной, отчаянно мечтая о ребёнке, а лучше — целом выводке детей, она смеялась, чуя жизнь под сердцем. В плену идиллистических идей, в сухой соломе прятала младенцев — своих, чужих, рождённых вопреки бесчеловечной практике традиций, но на заре по-зверски мужики, окончив лёгкий бой с больной девицей, ругаясь, выгребали малышей из мусора железными баграми. В природе нет трагедии страшней, чем смерть потомства на глазах у мамы.
А есть ли толк в бессмысленной борьбе мятежной дуры с иродским законом? В мясных породах квочки — так себе, но в этой что-то было от Мадонны. И снова утром слабый писк цыплят и грозное кудахтанье мегеры. Мужик, рубивший кур лет пятьдесят, кляня сентиментальность, сдался первым. Пушистый шарик прыгнул на сапог — по фермерскому опыту, — к удаче. На стареньком авто куриный бог отвёз наседку с выводком на дачу.
4.2. Ключ для дона Карло
В груди ножовкой выпилил сердечко.
Порядок, Буратино – марш вперёд!
Сверчок притих и прячется за печкой,
никак на выход сил не наберёт.
Порядок, Буратино – марш вперёд!
Сверчок притих и прячется за печкой,
никак на выход сил не наберёт.
Наш книжный мир тревожен и опасен,
здесь держит масть лихой толстяк Толстой,
и кукол жёстко бьют и карабасят,
но ты у нас мальчишка непростой.
здесь держит масть лихой толстяк Толстой,
и кукол жёстко бьют и карабасят,
но ты у нас мальчишка непростой.
Сперва скормил пиявкам Дуремара
(покойный был стукач и негодяй),
и ведь недаром... нет, совсем не даром,
добыл мне ключ немного погодя.
(покойный был стукач и негодяй),
и ведь недаром... нет, совсем не даром,
добыл мне ключ немного погодя.
Отжал весь пруд у тётушки Тортилы,
и осушил, и продал на торгах.
Закрыл театр, вложив в него тротила,
чтоб Карабас властям не потакал.
и осушил, и продал на торгах.
Закрыл театр, вложив в него тротила,
чтоб Карабас властям не потакал.
Явился к папе: «Кот с лисой в земле, и
пичужек хор над ямой той поёт.
Дон Карло, я принёс, что Вы велели.
Примите уважение моё».
пичужек хор над ямой той поёт.
Дон Карло, я принёс, что Вы велели.
Примите уважение моё».
Известная красавица-актриса,
с тобой Мальвина в платьице простом.
Вот ключ, посторонись, Шушара-крыса,
нам надо к этой дверце за холстом!
с тобой Мальвина в платьице простом.
Вот ключ, посторонись, Шушара-крыса,
нам надо к этой дверце за холстом!
4.3. Чистовой вариант
Все. Приплыли. Похоже, в кино, ибо жизнь – игра.
Гибнет свет, но зато оживает большой экран.
Обезмолвели зрители в приступе киномании...
Темнота разрывается вспышкой в сто тысяч вольт!
Мелодрамы не будет. Та-дам! Представляет Уолт
очень-остро-сюжетный мультфильм: «За семью туманами» –
что рассеются ближе к финалу. Ну а пока
героине семнадцать. Мелькает за кадром кадр.
На пороге весна от предчувствий дурных не мается.
За порогом — дороги, беги по любой, зверек,
фантазируй взахлеб.
И мечты до поры берег
мир волшебников, книжек и плюшевых Микки Маусов.
А подружка зовет посмотреть на живых мышат.
Отдаленный район. Лабиринты бетонных шахт.
Фонарей днем с огнем не найти в подземелье подлинном.
Что случается с теми, кто ищет их допоздна
догадаться не сложно, а может…
Зачем нам знать?
К сожалению, в штольнях встречаются часто гоблины.
И пути извиваются после — и вкось, и вкривь...
Поколдуем тихонько и сделаем перерыв.
Столько лет позади, а идут до сих пор вибрации.
И преследует осень, и вновь проступает грязь.
И просветов как будто бы не было отродясь.
А она…
все мечтает — теперь до зимы добраться бы.
И в мечтах ее иней мерцает, как звездный свет.
В этом свете начало берет чуть заметный след.
В заключительных титрах - снежинок шальных чудачества…
Ты молчишь. Я охрипла... И все-таки - прав Дисней.
У меня в холодильнике спит прошлогодний снег.
Разбужу и пойдем -
переписывать сказку начисто.
Гибнет свет, но зато оживает большой экран.
Обезмолвели зрители в приступе киномании...
Темнота разрывается вспышкой в сто тысяч вольт!
Мелодрамы не будет. Та-дам! Представляет Уолт
очень-остро-сюжетный мультфильм: «За семью туманами» –
что рассеются ближе к финалу. Ну а пока
героине семнадцать. Мелькает за кадром кадр.
На пороге весна от предчувствий дурных не мается.
За порогом — дороги, беги по любой, зверек,
фантазируй взахлеб.
И мечты до поры берег
мир волшебников, книжек и плюшевых Микки Маусов.
А подружка зовет посмотреть на живых мышат.
Отдаленный район. Лабиринты бетонных шахт.
Фонарей днем с огнем не найти в подземелье подлинном.
Что случается с теми, кто ищет их допоздна
догадаться не сложно, а может…
Зачем нам знать?
К сожалению, в штольнях встречаются часто гоблины.
И пути извиваются после — и вкось, и вкривь...
Поколдуем тихонько и сделаем перерыв.
Столько лет позади, а идут до сих пор вибрации.
И преследует осень, и вновь проступает грязь.
И просветов как будто бы не было отродясь.
А она…
все мечтает — теперь до зимы добраться бы.
И в мечтах ее иней мерцает, как звездный свет.
В этом свете начало берет чуть заметный след.
В заключительных титрах - снежинок шальных чудачества…
Ты молчишь. Я охрипла... И все-таки - прав Дисней.
У меня в холодильнике спит прошлогодний снег.
Разбужу и пойдем -
переписывать сказку начисто.
5. "Посмотри на мир. Он куда удивительнее cнов." - Рэй Брэдберри
Spoiler: Highlight to view
5.1. Город осени
Город пахнет болотом, тоской и серой.
По-осеннему мрачный, промозглый, серый,
оглушает меня тишиной дворов.
В нём людей не сыскать – он как будто вымер.
Старый тополь ветвями сучит кривыми,
животы грозовым облакам вспоров.
По-осеннему мрачный, промозглый, серый,
оглушает меня тишиной дворов.
В нём людей не сыскать – он как будто вымер.
Старый тополь ветвями сучит кривыми,
животы грозовым облакам вспоров.
Дождь сочится из сумерек на районы,
из проулков таращат глаза вороны,
и шевелится зыбкая темнота.
Я хочу убежать – но не тут-то было.
Чёрным саваном полночь меня накрыла
и качает, как умершее дитя…
из проулков таращат глаза вороны,
и шевелится зыбкая темнота.
Я хочу убежать – но не тут-то было.
Чёрным саваном полночь меня накрыла
и качает, как умершее дитя…
Словно спелое яблоко с красным боком,
солнце в небо скатилось с ладони Бога.
Просыпаюсь. Пью кофе. Иду во двор.
Город пахнет анисом и свежим сидром.
Осень щедро плеснула огня в палитру
и рисует на листьях забавный вздор.
солнце в небо скатилось с ладони Бога.
Просыпаюсь. Пью кофе. Иду во двор.
Город пахнет анисом и свежим сидром.
Осень щедро плеснула огня в палитру
и рисует на листьях забавный вздор.
Каждый встречный осенним теплом заласкан.
Прыгнул солнечный зайчик ко мне на лацкан,
в шею носом уткнулся – и был таков…
То ли дворник сказал мне, всегда поддатый,
то ли Брэдберри в книге писал когда-то:
мир куда удивительней всяких снов.
Прыгнул солнечный зайчик ко мне на лацкан,
в шею носом уткнулся – и был таков…
То ли дворник сказал мне, всегда поддатый,
то ли Брэдберри в книге писал когда-то:
мир куда удивительней всяких снов.
5.2. Чужой мир
Я так хотел уснуть и видеть сны –
но в мороке увяз, больном и странном.
но в мороке увяз, больном и странном.
Ещё мертвы деревья и черны:
медведь опять проснулся слишком рано.
Проскальзывает солнце в частокол
до немоты промёрзших древних сосен,
но чувствует шатун – недалеко
предвестница кошмаров, злая осень.
Когда чужими снами пропоров
непрочный кокон из тепла и света,
дыхание обугленных ветров
стирает гарью даты в прошлых летах,
в которых больше мёртвых, чем живых,
в которых время сбилось и пропало –
проснуться невозможно, только выть
в помпезной нищете пустых вокзалов.
медведь опять проснулся слишком рано.
Проскальзывает солнце в частокол
до немоты промёрзших древних сосен,
но чувствует шатун – недалеко
предвестница кошмаров, злая осень.
Когда чужими снами пропоров
непрочный кокон из тепла и света,
дыхание обугленных ветров
стирает гарью даты в прошлых летах,
в которых больше мёртвых, чем живых,
в которых время сбилось и пропало –
проснуться невозможно, только выть
в помпезной нищете пустых вокзалов.
Я так хотел уснуть – просил, грозил
в тоске вечерних поездов и рюмок,
но оказалось – в хороводе зим
чужие сны безжалостно угрюмы,
забвения в них нет, и нет любви:
под плач навечно опоздавших скорых
сжимается, пытаясь раздавить,
углами сквозь закат проросший город.
в тоске вечерних поездов и рюмок,
но оказалось – в хороводе зим
чужие сны безжалостно угрюмы,
забвения в них нет, и нет любви:
под плач навечно опоздавших скорых
сжимается, пытаясь раздавить,
углами сквозь закат проросший город.
Медвяной дрёмы медленная падь
стирает явь, меня одолевая...
стирает явь, меня одолевая...
Медведь-шатун боится засыпать.
Он ненавидит сны.
И убивает.
Он ненавидит сны.
И убивает.
5.3. Волчок
В далёком детстве песню про волчка
мне мама на ночь тихо напевала.
Я кутался плотнее в одеяло
и видел волка в свете ночника.,,
Теперь лежу у жизни на краю
и жду волчка, когда ж он наконец-то
исполнит мне обещанную в детстве
кусачую обязанность свою.
Бочок мой, правда, сильно постарел:
теперь он дряблый, грубый, толстокожий...
Кусатель мой не молодеет тоже:
он - волк-старик, а не волчок-пострел.
Вот он зайдёт, оскалится: "Ты где?!"
и скрутит что-то вроде козьей морды.
Я супом угощу его протёртым
и кашицей без масла, на воде.
Волк улыбнётся, поблагодарит...
И мы вдвоём по-дружески обсудим
перипетии наших бурных судеб,
политику, погоду и артрит.
Поужинаем медленно, молчком -
Вставная челюсть не допустит гонки.
И вдруг замрём, услышав, как тихонько
пугает внучка правнучку волчком...
мне мама на ночь тихо напевала.
Я кутался плотнее в одеяло
и видел волка в свете ночника.,,
Теперь лежу у жизни на краю
и жду волчка, когда ж он наконец-то
исполнит мне обещанную в детстве
кусачую обязанность свою.
Бочок мой, правда, сильно постарел:
теперь он дряблый, грубый, толстокожий...
Кусатель мой не молодеет тоже:
он - волк-старик, а не волчок-пострел.
Вот он зайдёт, оскалится: "Ты где?!"
и скрутит что-то вроде козьей морды.
Я супом угощу его протёртым
и кашицей без масла, на воде.
Волк улыбнётся, поблагодарит...
И мы вдвоём по-дружески обсудим
перипетии наших бурных судеб,
политику, погоду и артрит.
Поужинаем медленно, молчком -
Вставная челюсть не допустит гонки.
И вдруг замрём, услышав, как тихонько
пугает внучка правнучку волчком...
5.4. Кадры решают
Вы присядьте, хватит на ноги пялиться.
Я б носила брюки – но так без премии.
Распишитесь здесь, на работу в пятницу.
Инструктаж пропустим, не хватит времени.
Вот и всё, вы в рабстве до марта месяца.
И хороним. Шутка. Не надо хмуриться.
Что с лицом? Упала с карьерной лестницы.
Лучше жить под лестницей, чем на улице.
А дипломы? Надо же, даже красные.
Без дипломов мы не берём, не жалуем.
Нет, читать не будем, мы верим на слово.
Я б с дипломом встала, да убежала бы.
Мы искали битых, а вы убитые.
Но ведь надо как-то закрыть вакансии.
Как писала Золушка папе в Твиттере:
«Порешила сучек, чтоб не проказили».
Я б носила брюки – но так без премии.
Распишитесь здесь, на работу в пятницу.
Инструктаж пропустим, не хватит времени.
Вот и всё, вы в рабстве до марта месяца.
И хороним. Шутка. Не надо хмуриться.
Что с лицом? Упала с карьерной лестницы.
Лучше жить под лестницей, чем на улице.
А дипломы? Надо же, даже красные.
Без дипломов мы не берём, не жалуем.
Нет, читать не будем, мы верим на слово.
Я б с дипломом встала, да убежала бы.
Мы искали битых, а вы убитые.
Но ведь надо как-то закрыть вакансии.
Как писала Золушка папе в Твиттере:
«Порешила сучек, чтоб не проказили».
Ничего, освоитесь, вы способные.
Истреблять вампиров и ведьм – прикольно ведь.
Это дело нужное, честь особая.
Ждём в Ночной дозор, приходите с кольями.
Истреблять вампиров и ведьм – прикольно ведь.
Это дело нужное, честь особая.
Ждём в Ночной дозор, приходите с кольями.
5.5. Снег на стекле
Снег упал на стекло и исчез, не осталось ни капли, лишь капли
На ладони окна от небес! Где-то бродит, сбежавшая в лето
По разводам на гладком стекле, не замёрзших снежинок охапка…
В круговерти годов шевроле – мчится жизнь в неизбежность кювета.
На ладони окна от небес! Где-то бродит, сбежавшая в лето
По разводам на гладком стекле, не замёрзших снежинок охапка…
В круговерти годов шевроле – мчится жизнь в неизбежность кювета.
Ветер шелестом рвёт тишину, разбирает слов грёзу на прозу.
Я стихиям стихом распахну: окна, душу и зону комфорта.
И попробую жить, а не плыть перекатами анабиоза,
Уплачу передрягам калым: на могилу им крестик трефовый!
Я стихиям стихом распахну: окна, душу и зону комфорта.
И попробую жить, а не плыть перекатами анабиоза,
Уплачу передрягам калым: на могилу им крестик трефовый!
Пусть стелила судьба дни вольтом и тузила, и туз клала в пику,
Я впивался пиковым винтом в небо будущих дел и свершений.
Упивался небес молоком и чертей тем сбивал с панталыку!
А снег шёл…
проходил с четвергом…
дождь рождая – прикосновеньем!
Я впивался пиковым винтом в небо будущих дел и свершений.
Упивался небес молоком и чертей тем сбивал с панталыку!
А снег шёл…
проходил с четвергом…
дождь рождая – прикосновеньем!
5.6. Взгляд на мир
Осенний скучный дождь в преддверии зари
Излил свою тоску на сонную столицу.
Блестят в его слезах деревья, фонари...
Дежурю у окна, под утро мне не спится.
Небесный дирижёр внезапно оборвал
Мелодию дождя – занудное стаккато.
Сквозь щель в моё окно пролезла голова
И смерила меня индифферентным взглядом:
Соседский толстый кот по прозвищу Маркиз
Давным-давно прослыл героем крышных странствий.
"Давай поговорим по-дружески. Кис-кис".
Но он маркизу ждёт... А в сумрачном пространстве
В седые островки сбивается туман,
Среди берёз клубясь на парковой аллее.
Застывшие вокруг соседние дома
Глядят во все глаза и стёклами алеют...
В заоблачную высь скользнул янтарный шар.
Проснулся ветерок у дома на пригорке,
Порывисто вздохнул и начал не спеша
Пролистывать листву из утренней подборки.
Излил свою тоску на сонную столицу.
Блестят в его слезах деревья, фонари...
Дежурю у окна, под утро мне не спится.
Небесный дирижёр внезапно оборвал
Мелодию дождя – занудное стаккато.
Сквозь щель в моё окно пролезла голова
И смерила меня индифферентным взглядом:
Соседский толстый кот по прозвищу Маркиз
Давным-давно прослыл героем крышных странствий.
"Давай поговорим по-дружески. Кис-кис".
Но он маркизу ждёт... А в сумрачном пространстве
В седые островки сбивается туман,
Среди берёз клубясь на парковой аллее.
Застывшие вокруг соседние дома
Глядят во все глаза и стёклами алеют...
В заоблачную высь скользнул янтарный шар.
Проснулся ветерок у дома на пригорке,
Порывисто вздохнул и начал не спеша
Пролистывать листву из утренней подборки.
5.7. Пробуждение
Сам себя часто чувствую лежебокой,
нет ничего дороже сна и покоя.
Сон у меня обычно такой глубокий,
словно я погрузился на дно морское,
словно вокруг актинии и кальмары,
словно медузы в медленном танце кружатся…
Но иногда тревожат меня кошмары,
полные крови, дыма, огня и ужаса,
полные боли, паники и истерик –
хватит, пора проснуться, терпение лопнуло!
Выбраться на зелёный ласковый берег,
нежиться под лучами солнышка тёплого.
Явь однозначно предпочитаю сну я,
только вот запах, будто что-то протухло,
люди вокруг бросаются врассыпную
с криками:
Ктулху! Ктулху!
нет ничего дороже сна и покоя.
Сон у меня обычно такой глубокий,
словно я погрузился на дно морское,
словно вокруг актинии и кальмары,
словно медузы в медленном танце кружатся…
Но иногда тревожат меня кошмары,
полные крови, дыма, огня и ужаса,
полные боли, паники и истерик –
хватит, пора проснуться, терпение лопнуло!
Выбраться на зелёный ласковый берег,
нежиться под лучами солнышка тёплого.
Явь однозначно предпочитаю сну я,
только вот запах, будто что-то протухло,
люди вокруг бросаются врассыпную
с криками:
Ктулху! Ктулху!
5.8. Я тебе говорю
Ночь заманивает темноту:
"Заходи, ложись.
В лунной ванне отвар зверобоя, коры комет.
В чашке неба молочный кисель снежнобел, слоист.
На постели усталой земли суета сует..."
"Заходи, ложись.
В лунной ванне отвар зверобоя, коры комет.
В чашке неба молочный кисель снежнобел, слоист.
На постели усталой земли суета сует..."
Ночь сбивает с пути тишину:
"Не ходи домой.
Там захочешь кричать - будет горло болеть от слов.
Наяву нет покоя, останься самой собой,
Под таёжной звездой трон твой будет звенящ, лилов."
"Не ходи домой.
Там захочешь кричать - будет горло болеть от слов.
Наяву нет покоя, останься самой собой,
Под таёжной звездой трон твой будет звенящ, лилов."
Я тебе перед сном говорю:
"Этот день иссяк.
Голос ночи не слушай, я ночи сильней вдвойне.
Приручи океан, на краю горизонта повесь гамак."
"Этот день иссяк.
Голос ночи не слушай, я ночи сильней вдвойне.
Приручи океан, на краю горизонта повесь гамак."
Цвет жасмина срывается с неба.
А может, снег.
А может, снег.
6. "Не люди создают путешествия, а путешествия создают людей." - Джон Стейнбек
Spoiler: Highlight to view
6.1. Географическое
Отплыв на запад, мы возвратились с востока
Х. Элькано
Х. Элькано
Хорошо быть римским папой – неуместен с папой торг.
Солнце движется на запад, папа смотрит на восток,
Там – корица и гвоздика, чай и прочие дары,
Зарождается интрига политической игры…
Солнце движется на запад, папа смотрит на восток,
Там – корица и гвоздика, чай и прочие дары,
Зарождается интрига политической игры…
Островов зовущий запах, начеку стальной клинок,
К чёрту вмятины на латах! на востоке мир жесток.
Честолюбие и воля, кровь идальго горяча,
Море делает героя – в битве некогда скучать.
К чёрту вмятины на латах! на востоке мир жесток.
Честолюбие и воля, кровь идальго горяча,
Море делает героя – в битве некогда скучать.
Много тайн хранят архивы Мануэля короля:
Безымянные проливы, необжитая земля.
С неумеренным азартом колченогий отставник
Изучает путь по картам – в белых пятнах материк.
Безымянные проливы, необжитая земля.
С неумеренным азартом колченогий отставник
Изучает путь по картам – в белых пятнах материк.
Навигатор и политик, флотоводец, прожектёр –
Не эпохи мелкий винтик – шёл судьбе наперекор.
Небо в облачных заплатах, дождевой воды глоток…
Если долго плыть на запад – съешь и крысу, и сапог.
Не эпохи мелкий винтик – шёл судьбе наперекор.
Небо в облачных заплатах, дождевой воды глоток…
Если долго плыть на запад – съешь и крысу, и сапог.
До могилы с жалким прахом будет Тихий океан,
И не важно, с чьим там флагом шёл на запад Магеллан.
Кто тогда был римским папой? Юлий? Павел?
Видит бог:
Если долго плыть на запад, то вернёшься на восток.
И не важно, с чьим там флагом шёл на запад Магеллан.
Кто тогда был римским папой? Юлий? Павел?
Видит бог:
Если долго плыть на запад, то вернёшься на восток.
6.2. Венеция во мне
Сто восемнадцать островов, дворцы и флаги всех ремёсел,
скульптуры окрылённых львов и скрип уключин мокрых вёсел…
Мы продвигаемся в толпе к Сан Марко, дальше нам не надо,
где птичьи тени сквозь людей скользят по мраморным фасадам.
Здесь время, замедляя бег, веслом табанит неустанно.
И Казанова на обед спешит в кофейню «Флориана».
скульптуры окрылённых львов и скрип уключин мокрых вёсел…
Мы продвигаемся в толпе к Сан Марко, дальше нам не надо,
где птичьи тени сквозь людей скользят по мраморным фасадам.
Здесь время, замедляя бег, веслом табанит неустанно.
И Казанова на обед спешит в кофейню «Флориана».
Прошедший день уже готов примерить тёмную сорочку,
чтоб все четыреста мостов укутать влажной южной ночкой.
чтоб все четыреста мостов укутать влажной южной ночкой.
Венеция — пробитый плот, она скрывается под воду
на пару миллиметров в год, готовясь к вечному заходу.
Но, исчезая на века, найдёт приют под нашей кровлей
в моей цепочке ДНК частицей итальянской крови.
И на обеденном столе, сверкая формой филигранной,
воскреснет в солнечном стекле загадкой острова Мурано.
на пару миллиметров в год, готовясь к вечному заходу.
Но, исчезая на века, найдёт приют под нашей кровлей
в моей цепочке ДНК частицей итальянской крови.
И на обеденном столе, сверкая формой филигранной,
воскреснет в солнечном стекле загадкой острова Мурано.
6.3. Атлантида
Без паники. Ты справишься один.
Ни к ужину, ни к августу не жди:
Я бросила ключи в почтовый ящик.
Ещё одну страницу время рвёт,
И я ловлю бумажный самолёт,
Потерянно над городом парящий.
Ни к ужину, ни к августу не жди:
Я бросила ключи в почтовый ящик.
Ещё одну страницу время рвёт,
И я ловлю бумажный самолёт,
Потерянно над городом парящий.
Пока ты жаришь тосты и бурчишь,
Выдумывая множество причин,
Чтоб завтра не выглядывать из дома,
Я шляюсь по планете босиком,
И музыка забытых языков
Звучит во мне мучительно знакомо.
Выдумывая множество причин,
Чтоб завтра не выглядывать из дома,
Я шляюсь по планете босиком,
И музыка забытых языков
Звучит во мне мучительно знакомо.
Не думая о том, что ждёт в конце,
Я пробую на вкус чужой акцент,
Легко меняя облики и страны.
Реальность тает, словно эскимо,
И тянется над спящей бездной мост,
Похожий на хребет Левиафана.
Я пробую на вкус чужой акцент,
Легко меняя облики и страны.
Реальность тает, словно эскимо,
И тянется над спящей бездной мост,
Похожий на хребет Левиафана.
Пока ты ищешь в сводках новостей,
Какой же чёрт катает на хвосте
Сбежавшую из города чудачку,
Я вижу, как рождается волна,
За двадцать тысяч лье от прежних нас
Смывая мир, как хижину рыбачью.
Какой же чёрт катает на хвосте
Сбежавшую из города чудачку,
Я вижу, как рождается волна,
За двадцать тысяч лье от прежних нас
Смывая мир, как хижину рыбачью.
А после – штиль... Забудь, что было до.
Спокойствие войдёт в твой грустный дом,
Осмотрится вокруг с хозяйским видом
И сытой кошкой ляжет на диван.
...Но где-то под водой ещё жива
Затопленная нами Атлантида.
Спокойствие войдёт в твой грустный дом,
Осмотрится вокруг с хозяйским видом
И сытой кошкой ляжет на диван.
...Но где-то под водой ещё жива
Затопленная нами Атлантида.
7. "Праздник нужно всегда носить с собой." - Эрнест Хемингуэй
Spoiler: Highlight to view
7.1. Объяснительная
Сплетался сон с вороньей перебранкой,
И тьма, и свет ещё бродили рядом.
А где-то луч под кожей винограда
Переливался, словно смех вакханки.
И тьма, и свет ещё бродили рядом.
А где-то луч под кожей винограда
Переливался, словно смех вакханки.
И всё же долг сорвал меня с постели...
Возможно, так же лозы опустели,
Сливая в бочки жизнь из ягод сочных.
И помнят стенки тех дубовых бочек,
Возможно, так же лозы опустели,
Сливая в бочки жизнь из ягод сочных.
И помнят стенки тех дубовых бочек,
Как утром Пан играет на свирели.
Потом трамвай меня от снега прятал,
И грел коньяк спасительным обрядом:
Один глоток, но радостью пронизан –
И грел коньяк спасительным обрядом:
Один глоток, но радостью пронизан –
Янтарный, словно кудри Диониса.
Как поцелуй в дубовой роще – пряный.
Как поцелуй в дубовой роще – пряный.
Вокруг толпа на поручнях висела.
Но виделись огни и пляски даже –
Но виделись огни и пляски даже –
Прижав к бедру серебряную фляжку,
Карман хранил две унции веселья.
Карман хранил две унции веселья.
Конечно, босс, всё это некрасиво.
Но как мне выжить в офисе угрюмом?
И праздника во фляге – пара рюмок,
А крика хватит, чтоб разрушить Фивы.
Но как мне выжить в офисе угрюмом?
И праздника во фляге – пара рюмок,
А крика хватит, чтоб разрушить Фивы.
7.2. праздничное
в ноябре душою не расту
осень заполняет пустоту
нетфликсом и вязким саперави
вечный праздник бобиком подох
обескровив просветлённых блох
харе кришна харе рама харе
осень заполняет пустоту
нетфликсом и вязким саперави
вечный праздник бобиком подох
обескровив просветлённых блох
харе кришна харе рама харе
подвывая аббе и ветрам
укрепляю внутренний ашрам
свежими эклерами с мадерой
первый снег разбавит чистый сплин
для души почти пенициллин
или полусладкое чхавери
укрепляю внутренний ашрам
свежими эклерами с мадерой
первый снег разбавит чистый сплин
для души почти пенициллин
или полусладкое чхавери
новый год почистит мандарин
в винегрет сверкающих витрин
до весны останется полжизни
талый снег вкуснее каберне
кто сказал что истина в вине
замутил доходный вкусный бизнес
в винегрет сверкающих витрин
до весны останется полжизни
талый снег вкуснее каберне
кто сказал что истина в вине
замутил доходный вкусный бизнес
мне о вечном хочется никак
по весне появится собак
преданный дурашливый ретривер
выест мозг живи люби пиши
пей в детоксе тёплую виши
праздник жизни
если сдюжит ливер
по весне появится собак
преданный дурашливый ретривер
выест мозг живи люби пиши
пей в детоксе тёплую виши
праздник жизни
если сдюжит ливер
7.3. Клоун
Появляется внезапно этот добрый рыжий клоун,
И в палату тихой сапой, нацепив нелепый нос.
Что-то пряча под одеждой, улыбнётся – “Все готовы?”
Дети рады: “Да! Конечно! Что сегодня нам принёс?”
Он смеётся, из кармана извлекая карамельки,
Пару яблочек румяных, рыжий спелый апельсин.
То подбросит, то поймает, то в окно посмотрит мельком,
Где от края и до края хмарь осенняя висит.
И в палату тихой сапой, нацепив нелепый нос.
Что-то пряча под одеждой, улыбнётся – “Все готовы?”
Дети рады: “Да! Конечно! Что сегодня нам принёс?”
Он смеётся, из кармана извлекая карамельки,
Пару яблочек румяных, рыжий спелый апельсин.
То подбросит, то поймает, то в окно посмотрит мельком,
Где от края и до края хмарь осенняя висит.
Клоун дразнит: “Хочешь крылья? У меня их очень много!”
И запустит эскадрилью из бумажных голубей!
Пожонглирует шарами, уронив шутя на ногу:
– А теперь давайте сами. Кто отважный? Ну, смелей!
И запустит эскадрилью из бумажных голубей!
Пожонглирует шарами, уронив шутя на ногу:
– А теперь давайте сами. Кто отважный? Ну, смелей!
Мимо каждого проходит, ловко пряча по карманам
Настроение плохое, страхи все, тревоги все,
А за окнами больницы вдруг негаданно нежданно
Зачирикают синицы, заструится яркий свет.
Настроение плохое, страхи все, тревоги все,
А за окнами больницы вдруг негаданно нежданно
Зачирикают синицы, заструится яркий свет.
Никому не важно кто он... Словно яркий, добрый праздник
Этот милый рыжий клоун в канареечных штанах.
Только день больничный зыбкий станет солнечен и ясен,
Если детские улыбки расцветают на губах.
Этот милый рыжий клоун в канареечных штанах.
Только день больничный зыбкий станет солнечен и ясен,
Если детские улыбки расцветают на губах.
8. "Сплошное счастье наводит скуку." - Джеймс Джойс
Spoiler: Highlight to view
8.1. Список
[spoiler]
Довольно! Хватит бредней, что брак наш пасторален, -
Туфту втирай такую, как мази или крем,
Каким-нибудь дурёхам... Здесь каждый день отравлен,
И каждый час токсичен, ни шагу - без проблем.
Туфту втирай такую, как мази или крем,
Каким-нибудь дурёхам... Здесь каждый день отравлен,
И каждый час токсичен, ни шагу - без проблем.
Чтоб совесть не точила, как шашель пианино
(Не так-то просто бросить привычный мужний дом...),
Я соберу не вещи - обиды - воедино,
Присвою номер каждой: порядок - так во всём!
(Не так-то просто бросить привычный мужний дом...),
Я соберу не вещи - обиды - воедино,
Присвою номер каждой: порядок - так во всём!
Вот первая, к примеру, была неумолимой,
Как пуля разрывная - и не спасёт броня:
Ужасно в одночасье прозреть, что не любима,
Что каждый «кто угодно» весомее меня.
Как пуля разрывная - и не спасёт броня:
Ужасно в одночасье прозреть, что не любима,
Что каждый «кто угодно» весомее меня.
Вторая… здесь понятно. Любовный треугольник,
Точнее, безлюбовный (Амур попал впросак!).
Потом их было столько, что даже трудно вспомнить…
Но я пронумерую - реестр, как-никак.
Точнее, безлюбовный (Амур попал впросак!).
Потом их было столько, что даже трудно вспомнить…
Но я пронумерую - реестр, как-никак.
Включаю в общий список небрежность, хамство, зависть.
Подруги говорили: «Спасибо, хоть не бьёт!».
Окей, пишу: «Спасибо» - в конце, и закругляюсь -
По-моему, окончен обид переучёт.
Подруги говорили: «Спасибо, хоть не бьёт!».
Окей, пишу: «Спасибо» - в конце, и закругляюсь -
По-моему, окончен обид переучёт.
Наводит счастье скуку? Да что вы? Неужели?
И правда, мне не скучно, и не было, и не…
...Но ложь про пасторали - безумные качели -
И этот странный список - останутся при мне.
И правда, мне не скучно, и не было, и не…
...Но ложь про пасторали - безумные качели -
И этот странный список - останутся при мне.
10. "Человек страшней, чем его скелет." - Иосиф Бродский
Spoiler: Highlight to view
10.1. Скелет
Порождением замыслов жутких был, воплощением страшных дел.
Знал доподлинно сколько всего могил, имена безымянных тел.
Знал доподлинно сколько всего могил, имена безымянных тел.
Он руками убийц, что в людской крови, замурован в железный шкаф.
Дух чудовищной правды с ним визави. Их тандем - зла и смерти сплав.
Дух чудовищной правды с ним визави. Их тандем - зла и смерти сплав.
Ждал, улавливал каждый удар минут, собирая в десятки лет.
Он боялся: однажды его найдут - выйдет ужас на божий свет.
Он боялся: однажды его найдут - выйдет ужас на божий свет.
Зверства, вшитые плотно в тугой архив, развернутся во всей красе.
По костяшкам на факты его разбив, сложат с правдой обратно в сейф.
По костяшкам на факты его разбив, сложат с правдой обратно в сейф.
Оставаясь, умрёт между ржавых стен он, чья тайна - кромешный ад.
В забытьё уходя, превратится в тлен. ...А минуты о дверь стучат.
В забытьё уходя, превратится в тлен. ...А минуты о дверь стучат.
Закричит: "Открывайте! Ужасен мир!" - ошалев от своих дилемм.
...А минуты стучатся в пустой эфир, отбивая: "Зачем?... Зачем?..."
...А минуты стучатся в пустой эфир, отбивая: "Зачем?... Зачем?..."
11. "Жизнь - это то, что с тобой происходит, пока ты строишь планы." - Джон Леннон
Spoiler: Highlight to view
11.1. Листать мгновенья
Мальчишка строит песчаный замок,
находит камешки и ракушки.
Он рад вихрастому солнцу, маме…
Мой замок легче – цветной, воздушный:
хочу свой дом и, конечно, сына
(но отчим пьющий да мать в больнице).
А жизнь – прохожий, идущий мимо,
не различает людские лица.
Родится мальчик – познаю счастье,
ещё чуть-чуть потерпеть мне нужно
(но врач сказал, что рожать опасно,
когда за сорок, когда без мужа).
Судьба кривится в больной гримасе:
поведай Богу о планах чётко,
он будет век над тобой смеяться…
Да ну их в пекло к шальному чёрту!
находит камешки и ракушки.
Он рад вихрастому солнцу, маме…
Мой замок легче – цветной, воздушный:
хочу свой дом и, конечно, сына
(но отчим пьющий да мать в больнице).
А жизнь – прохожий, идущий мимо,
не различает людские лица.
Родится мальчик – познаю счастье,
ещё чуть-чуть потерпеть мне нужно
(но врач сказал, что рожать опасно,
когда за сорок, когда без мужа).
Судьба кривится в больной гримасе:
поведай Богу о планах чётко,
он будет век над тобой смеяться…
Да ну их в пекло к шальному чёрту!
Не трогай «завтра» – ты рыба в море:
плыви, течению доверяя.
Я ныне буду плотвы покорней,
возможно, так доберусь до рая,
земного, с солнечным пульсом жизни,
где неба синь в золотых прожилках,
где свет без грязно-свинцовых ливней.
Пускай считают меня с чудинкой.
Вчера домой принесла котёнка,
кормлю пшеном голубей несносных.
По будням дочку друзей Алёнку
вожу на танцы. Врастаю в осень,
смакуя жизнь, как горячий пончик,
покрытый сахарной свежей пудрой.
Бывает хмарь и дела не очень –
«по шерсти» глажу любое утро.
плыви, течению доверяя.
Я ныне буду плотвы покорней,
возможно, так доберусь до рая,
земного, с солнечным пульсом жизни,
где неба синь в золотых прожилках,
где свет без грязно-свинцовых ливней.
Пускай считают меня с чудинкой.
Вчера домой принесла котёнка,
кормлю пшеном голубей несносных.
По будням дочку друзей Алёнку
вожу на танцы. Врастаю в осень,
смакуя жизнь, как горячий пончик,
покрытый сахарной свежей пудрой.
Бывает хмарь и дела не очень –
«по шерсти» глажу любое утро.
Когда-то мальчик, смешной и мудрый,
построив замок, раскрыл секреты:
для счастья надо крупинку чуда –
листать мгновенья
и слушать ветер.
построив замок, раскрыл секреты:
для счастья надо крупинку чуда –
листать мгновенья
и слушать ветер.
11.2. Силуэт мечты
Нет чётких очертаний у мечты –
наброски забываются с годами.
А жизнь – пирог, в начинке страх и стыд,
улыбки, боль, тревоги, всё, что с нами
случилось неожиданно, давно
забылось или помнится… Ночами
прокручиваю часто я «кино» -
листает память дни, сюжет случаен.
наброски забываются с годами.
А жизнь – пирог, в начинке страх и стыд,
улыбки, боль, тревоги, всё, что с нами
случилось неожиданно, давно
забылось или помнится… Ночами
прокручиваю часто я «кино» -
листает память дни, сюжет случаен.
Мелькают за окном скелеты лет…
Не жду чудес, по жизни – одиночка.
Штрихи событий – в вырезках газет,
семейных снимках и рисунках дочки.
Как встречу осень? В графике потерь
затишье наступило, знать бы сроки…
Несбывшейся мечтой стучится в дверь
с улыбкой мой внучок розовощёкий.
Не жду чудес, по жизни – одиночка.
Штрихи событий – в вырезках газет,
семейных снимках и рисунках дочки.
Как встречу осень? В графике потерь
затишье наступило, знать бы сроки…
Несбывшейся мечтой стучится в дверь
с улыбкой мой внучок розовощёкий.
11.3. О планах, крыльях и копытах
Белая Лошадь (во лбу со звездой!) строила женские планы:
стойло с гардиной, сусека с едой, ласковый муж – конь буланый!
Смотрит в окошко Конёк-горбунок? Глянул бы лучше в колодец!
Взгляда не cводит с неё? Невдомёк: он ей не пара – уродец.
стойло с гардиной, сусека с едой, ласковый муж – конь буланый!
Смотрит в окошко Конёк-горбунок? Глянул бы лучше в колодец!
Взгляда не cводит с неё? Невдомёк: он ей не пара – уродец.
Белая Лошадь была скаковой – ставки, медали, барьеры!
Чтила весьма ездока своего – слыл тот лихим, да без меры:
был забубённый, в сражении крут и до победы охочий.
Лошадь подхлёстывал окрик и кнут: "Ну же, быстрей, перескочим!!!"
Чтила весьма ездока своего – слыл тот лихим, да без меры:
был забубённый, в сражении крут и до победы охочий.
Лошадь подхлёстывал окрик и кнут: "Ну же, быстрей, перескочим!!!"
Мчалась, земли чуть касаясь, она, перелетала преграды.
Вдруг зацепилась и резко – спина, и не обучена падать.
Дико заржала от боли до слёз – верит ли кто лошадиным?..
Стоны, уколы, вода да овёс. День без движения – длинный.
Духом упала, немеют бока...
Вдруг зацепилась и резко – спина, и не обучена падать.
Дико заржала от боли до слёз – верит ли кто лошадиным?..
Стоны, уколы, вода да овёс. День без движения – длинный.
Духом упала, немеют бока...
– Может продам хвост и гриву? Белая ценится…
У Горбунка
сжало нутро, словно гривной:
– Небо! О, сжалься! Спаси нас, Луна! Демону отдал бы душу,
чтобы любимая стала сильна.
сжало нутро, словно гривной:
– Небо! О, сжалься! Спаси нас, Луна! Демону отдал бы душу,
чтобы любимая стала сильна.
– Душу?! – добру пусть послужит,
а закусить удила не спеши – слаще пастись в поднебесье.
Крылья растут из влюблённой души, а из озлобленной – плесень!
а закусить удила не спеши – слаще пастись в поднебесье.
Крылья растут из влюблённой души, а из озлобленной – плесень!
Встал тут Конёк-горбунок на дыбы, стукнул копытом о камень,
крылья расправил (для них ведь горбы, как догадались вы сами).
крылья расправил (для них ведь горбы, как догадались вы сами).
В ясной ночи среди россыпи звёзд мчатся крылатые кони
сквозь бесконечность космических вёрст,
к счастью, вдвоём – не догонишь.
сквозь бесконечность космических вёрст,
к счастью, вдвоём – не догонишь.
11.4. Я помню
Я помню старенький сарай,
где клад зарыт – отцовский ножик.
Ползёт июньская жара,
у леса выпь кричит тревожно.
Я из окошка чердака
смотрю на речку свысока.
где клад зарыт – отцовский ножик.
Ползёт июньская жара,
у леса выпь кричит тревожно.
Я из окошка чердака
смотрю на речку свысока.
Там тихий плёс, мосток сырой,
чернеют каменные глыбы.
Мы завтра с папкой и сестрой
пойдём ловить сетями рыбу,
потом пожарим на костре.
...Вдруг мать зовёт меня: «Андрей!»
чернеют каменные глыбы.
Мы завтра с папкой и сестрой
пойдём ловить сетями рыбу,
потом пожарим на костре.
...Вдруг мать зовёт меня: «Андрей!»
И меркнут речка и костёр,
густеет воздух неподвижный.
Гляжу испуганно во двор:
под сонным небом спеют вишни,
гуляют куры, сохнет таз.
А мамка хмурится, крестясь.
густеет воздух неподвижный.
Гляжу испуганно во двор:
под сонным небом спеют вишни,
гуляют куры, сохнет таз.
А мамка хмурится, крестясь.
Идёт ко мне. А комарьё,
взметнувшись, быстро отступает,
и солнце трогает её
сквозь щели ветхого сарая.
Нащупав тонкое плечо,
то замирает, то течёт.
взметнувшись, быстро отступает,
и солнце трогает её
сквозь щели ветхого сарая.
Нащупав тонкое плечо,
то замирает, то течёт.
Я выхожу в просвет, к лучам,
неясный страх бежит по венам.
В проулке женщины кричат,
как в день, когда горело сено,
но их слова не разобрать.
Меня схватив, рыдает мать.
Не знаю, в чём моя вина.
И слышу страшное: «Война...»
неясный страх бежит по венам.
В проулке женщины кричат,
как в день, когда горело сено,
но их слова не разобрать.
Меня схватив, рыдает мать.
Не знаю, в чём моя вина.
И слышу страшное: «Война...»
11.5. Гороскоп
Если твой путь заносит песком,
Если ты будто сам из песка -
То открываешь свой гороскоп
Что-то надеясь там отыскать.
Видишь, известно всё наперёд:
Как на ладони будущий ты.
Звёзды расскажут, что через год
Можно уехать в город мечты,
Звёзды расскажут, что через два -
Будут семья, достаток и дом,
Что через три начнёшь забывать
Старое "прежде" в новом "потом";
Что через пять карьеру начать -
Лучший момент по звёздным часам,
А через тридцать - нянчить внучат...
Но про сегодня звёзды молчат:
Рассказывай сам.
Если ты будто сам из песка -
То открываешь свой гороскоп
Что-то надеясь там отыскать.
Видишь, известно всё наперёд:
Как на ладони будущий ты.
Звёзды расскажут, что через год
Можно уехать в город мечты,
Звёзды расскажут, что через два -
Будут семья, достаток и дом,
Что через три начнёшь забывать
Старое "прежде" в новом "потом";
Что через пять карьеру начать -
Лучший момент по звёздным часам,
А через тридцать - нянчить внучат...
Но про сегодня звёзды молчат:
Рассказывай сам.
12. "На небесах все интересные люди отсутствуют." - Фридрих Ницше
Spoiler: Highlight to view
12.1. Пантелей
Он родился, и рос, и однажды, естественно, вырос.
Бедокурил, курил, выпивал и запоем любил.
Но интимный вопрос был вопросом «вороны и сыра»
Бедокурил, курил, выпивал и запоем любил.
Но интимный вопрос был вопросом «вороны и сыра»
И мостов без перил в ледоход на весенней Оби.
Не сложилась семья, а в дальнейшем - и все остальное.
Не заладилась жизнь, безответной любовью полна.
На круги не своя он приплыл незадачливым Ноем,
Не заладилась жизнь, безответной любовью полна.
На круги не своя он приплыл незадачливым Ноем,
А его миражи унесла восвояси волна.
Ничего не сберег, в багаже - черепки да осколки,
Ибо тонущий сам вряд ли что-то способен спасти.
Нищета - не порок, но отменная гадость, поскольку
Ибо тонущий сам вряд ли что-то способен спасти.
Нищета - не порок, но отменная гадость, поскольку
Все твои паруса умещает в иссохшей горсти..
Лай шакалий и вой, по соседству и на горизонте,
Дополнял перезвон повсеместных вериг и удил…
Только звали его отродясь Пантелей, а не Понтий,
Дополнял перезвон повсеместных вериг и удил…
Только звали его отродясь Пантелей, а не Понтий,
И поэтому он никого никогда не судил.
Просто жил не тужа, невзирая на дрязги и склоки,
Кто бы ни попросил, мог рубашку последнюю снять.
Прибегал на пожар – на любой, даже очень далекий,
Выбиваясь из сил идиоту Сизифу под стать.
Кто бы ни попросил, мог рубашку последнюю снять.
Прибегал на пожар – на любой, даже очень далекий,
Выбиваясь из сил идиоту Сизифу под стать.
Внутрирёберный бес подсобил докатиться до точки.
Опустился нагим Пантелей на могильное дно…
И смотрели с небес в неизбывной тоске ангелочки,
Понимая, что им пантелейно прожить не дано.
Опустился нагим Пантелей на могильное дно…
И смотрели с небес в неизбывной тоске ангелочки,
Понимая, что им пантелейно прожить не дано.
---
Пантелей – (греч.) всемилостивый
Пантелей – (греч.) всемилостивый
12.2. Упоительно
Упоительно: в ложечку сахар,
Да с Бодлером в пустынном бистро
Обсуждать «Обнажённую маху»,
В горький соус макая перо,
Выводить кредитовое сальдо
Заваливших по горло счетов
И заметить у стойки Уайльда
В окружении рыжих котов.
Да с Бодлером в пустынном бистро
Обсуждать «Обнажённую маху»,
В горький соус макая перо,
Выводить кредитовое сальдо
Заваливших по горло счетов
И заметить у стойки Уайльда
В окружении рыжих котов.
Обрезая неспешно «гавану»,
Завивая в колечки дымок,
Тот какому-то, скажем, Ивану
Ненавязчиво жмёт локоток,
А бариста, сварив ему кофе
И снимая с огня молоко,
Повернёт мефистофельский профиль
Прямо к нам – грациозно, легко,
Завивая в колечки дымок,
Тот какому-то, скажем, Ивану
Ненавязчиво жмёт локоток,
А бариста, сварив ему кофе
И снимая с огня молоко,
Повернёт мефистофельский профиль
Прямо к нам – грациозно, легко,
Подойдёт к автомату у кассы,
Передвинет заветный рычаг,
Из-за адской потёртой пластмассы
Зазвучит опостылевший Бах,
И тогда, отрезвлён и растроган,
Ритму следуя левой ногой,
Умостившийся в креслице Гоголь
Зашуршит в очаге кочергой.
Передвинет заветный рычаг,
Из-за адской потёртой пластмассы
Зазвучит опостылевший Бах,
И тогда, отрезвлён и растроган,
Ритму следуя левой ногой,
Умостившийся в креслице Гоголь
Зашуршит в очаге кочергой.
13. "Я сам своё небо, я сам свой ад." - Фридрих Шиллер
Spoiler: Highlight to view
13.1. Осёл
Пятнадцатый в большом саду камней –
Откуда ни посмотришь, незаметен –
Искал себя другого в Интернете –
Отважней, привлекательней, умней.
Откуда ни посмотришь, незаметен –
Искал себя другого в Интернете –
Отважней, привлекательней, умней.
Повелевая тучей метких слов,
Пролился и пророс на чистом поле
Весёлым лучником, не знающим неволи,
А не скрипучим офисным ослом:
Пролился и пророс на чистом поле
Весёлым лучником, не знающим неволи,
А не скрипучим офисным ослом:
С мужчинами – всё только по прямой,
А к девушкам внимателен и чуток,
Легко пускает стрелы милых шуток...
И вот письмо: "Так холодно зимой.
А к девушкам внимателен и чуток,
Легко пускает стрелы милых шуток...
И вот письмо: "Так холодно зимой.
Согреться бы. Придёшь сейчас ко мне?"
"Не знаааю", – затянул смущённый лучник.
"Иаааа!" – кричал проснувшийся скрипучий,
Пятнадцатый в большом саду камней.
"Не знаааю", – затянул смущённый лучник.
"Иаааа!" – кричал проснувшийся скрипучий,
Пятнадцатый в большом саду камней.
13.2. Солоха
Ты вырываешь себя из ада –
из одиночества. Всё – не охай...
Опять сирена… Спешит бригада.
Надрывно плачешь ночной солохой.
из одиночества. Всё – не охай...
Опять сирена… Спешит бригада.
Надрывно плачешь ночной солохой.
Сама теперь и луна, и небо
и колешь звёзды на рис и гречу,
пыльцу сдуваешь с пушистой вербы...
И возвращаешься в ад под вечер.
и колешь звёзды на рис и гречу,
пыльцу сдуваешь с пушистой вербы...
И возвращаешься в ад под вечер.
Собака спит на ворсистом фетре,
да форточка о своём бакланит...
Забудешь день, но напомнит ветер
случайно – пальцев его касанья.
да форточка о своём бакланит...
Забудешь день, но напомнит ветер
случайно – пальцев его касанья.
И вновь осунешься… Встань, не кисни!
А помнишь, как ты его ласкала
в той, разноцветной и прошлой жизни?
А помнишь, как ты его ласкала
в той, разноцветной и прошлой жизни?
Не стало жизни. Его не стало…
13.3. Письмо
Здравствуй, сын. Я волнуюсь и сердце как будто навыворот,
а хотелось о добром тебе, наконец, написать.
Целый мир наизнанку и светлое дочерна выбрано,
но сегодня в природе такая царит благодать,
что стремится душа, окрылённая, к Божьему таинству,
наяву - припадаю всем телом к цветущей земле
и вдыхаю тепло, забывая, что лихо намаялась,
только чудится мне, будто стала на вечность старей.
а хотелось о добром тебе, наконец, написать.
Целый мир наизнанку и светлое дочерна выбрано,
но сегодня в природе такая царит благодать,
что стремится душа, окрылённая, к Божьему таинству,
наяву - припадаю всем телом к цветущей земле
и вдыхаю тепло, забывая, что лихо намаялась,
только чудится мне, будто стала на вечность старей.
Представляешь, сынок, во дворе подралась ребятня.
Не за хлеб, за свои мальчиковые детские споры.
Это значит, живут. И мечтается - выживу я,
встречу радость с тобой, вспоминая блокадные скорби.
Испечём каравай и по стопке махнём за своих,
в эту зиму ушедших, зато переставших страдать.
А невеста твоя подвенечное платье хранит.
Улыбаюсь, сынок. И надеюсь, что силы нам хва....
Не за хлеб, за свои мальчиковые детские споры.
Это значит, живут. И мечтается - выживу я,
встречу радость с тобой, вспоминая блокадные скорби.
Испечём каравай и по стопке махнём за своих,
в эту зиму ушедших, зато переставших страдать.
А невеста твоя подвенечное платье хранит.
Улыбаюсь, сынок. И надеюсь, что силы нам хва....
13.4. Я есмь
Я был первым, самым лучшим из всех,
Светоносный… Нет, не так.. Свет несущий.
Сила, слава, красота и успех
И Творцом к великой тайне допущен.
От любви один лишь шаг до войны,
Необъявленной, но длящейся вечно.
Равный Богу не признает вины,
А в бою не знает устали меч мой.
Вырвал сердце у себя, бросил в грязь,
Раздавил его ногой, словно падаль.
Мир такого не видал отродясь.
А я падал в темноту. Падал, падал...
Вот и бездна. Это я создал ад.
Месть, безумием моим прирастая,
Ощенилась. И рванул мириад
В мир людей голодной призрачной стаей.
Пламя вспыхнет, только тёмен огонь
Возжелавшего пойти против Бога.
Падший ангел, демон, дьявол, дракон -
У меня имён и обликов много.
Светоносный… Нет, не так.. Свет несущий.
Сила, слава, красота и успех
И Творцом к великой тайне допущен.
От любви один лишь шаг до войны,
Необъявленной, но длящейся вечно.
Равный Богу не признает вины,
А в бою не знает устали меч мой.
Вырвал сердце у себя, бросил в грязь,
Раздавил его ногой, словно падаль.
Мир такого не видал отродясь.
А я падал в темноту. Падал, падал...
Вот и бездна. Это я создал ад.
Месть, безумием моим прирастая,
Ощенилась. И рванул мириад
В мир людей голодной призрачной стаей.
Пламя вспыхнет, только тёмен огонь
Возжелавшего пойти против Бога.
Падший ангел, демон, дьявол, дракон -
У меня имён и обликов много.
13.5. Неба нет
Один, как сыч. Ни смысла, ни семьи.
В агонии глубокого запоя.
Я существую в полузабытьи –
навязчивый кошмар лишил покоя:
лежу в овраге, кинутый братвой,
какой-то зверь шуршит неподалёку,
а я четыре года неживой,
и сквозь меня вовсю растёт осока.
В агонии глубокого запоя.
Я существую в полузабытьи –
навязчивый кошмар лишил покоя:
лежу в овраге, кинутый братвой,
какой-то зверь шуршит неподалёку,
а я четыре года неживой,
и сквозь меня вовсю растёт осока.
Невыносимо больно. Я гнию.
Ни крикнуть не могу, ни сматериться.
И черви догрызают плоть мою,
и копошатся в черепе мокрицы.
Проснувшись, понимаю – не жилец,
до судорог боюсь грядущей ночи.
Допиться бы до смерти наконец,
но даже смерть ко мне идти не хочет.
Ни крикнуть не могу, ни сматериться.
И черви догрызают плоть мою,
и копошатся в черепе мокрицы.
Проснувшись, понимаю – не жилец,
до судорог боюсь грядущей ночи.
Допиться бы до смерти наконец,
но даже смерть ко мне идти не хочет.
В реальности – сплошная чернота:
заснуть, дрожа проснуться, вновь напиться.
Я прошлого не помню ни черта,
но точно знаю – в прошлом я убийца.
Смотрю в окно – там даже неба нет,
пространство безысходное, пустое.
И голосок в тягучей тишине
ехидно шепчет – неба недостоин.
заснуть, дрожа проснуться, вновь напиться.
Я прошлого не помню ни черта,
но точно знаю – в прошлом я убийца.
Смотрю в окно – там даже неба нет,
пространство безысходное, пустое.
И голосок в тягучей тишине
ехидно шепчет – неба недостоин.
"Не сон, не сон, – гудит в башке набат, –
когда же ты догонишь, бедолага,
что жизнь твоя – всего лишь личный ад.
В реальности ты сдох на дне оврага."
когда же ты догонишь, бедолага,
что жизнь твоя – всего лишь личный ад.
В реальности ты сдох на дне оврага."
13.6. Тополиная душа
Надвигается мрак. Облетает листва
с тополиной моей головы.
Я не чувствую с небом былого родства
и не вижу его синевы.
с тополиной моей головы.
Я не чувствую с небом былого родства
и не вижу его синевы.
И теперь только камень со мной говорит,
остужая живительный сок.
Этот голос терзает меня изнутри,
опаляющий холод несёт.
остужая живительный сок.
Этот голос терзает меня изнутри,
опаляющий холод несёт.
Близорукость моя. Криворукость моя.
Обнажённость корявых ветвей…
Я давно – перевалочный пункт воронья
и приют для жуков и червей.
Обнажённость корявых ветвей…
Я давно – перевалочный пункт воронья
и приют для жуков и червей.
Помню, плотник на тело моё поглядел
и, наморщив задумчиво лоб,
пригвоздил: он совсем не годится для дел –
ни на брус, ни на крест, ни на гроб.
и, наморщив задумчиво лоб,
пригвоздил: он совсем не годится для дел –
ни на брус, ни на крест, ни на гроб.
И посмертная участь не будет проста
у моей деревянной души.
…Даже тополь не сможет до неба достать,
если камень на сердце лежит.
у моей деревянной души.
…Даже тополь не сможет до неба достать,
если камень на сердце лежит.
===================================
Читаем и обсуждаем здесь, а голосуем ТУТ
Голосовать за себя и за членов своей команды нельзя.
!!! Напоминаем, что здесь обсуждаются поэтические достоинства или недостатки конкурсных произведений. Любые высказывания о политических взглядах авторов и читателей будут удаляться и переноситься на форум. Поэтому желающим выяснить политические отношения лучше сразу туда. !!!
Оценок пока нет
Свидетельство о публикации №:
14446
Рубрика:
очень классные есть стихи!
Сильные стихи есть. Да. И много...
А почему черепах?
А для рифмы))))
Почему на трёх - понятно: ты, дыругрызик и камнеежка. А почему на черепахах - это интрига!
А патамушта недаждаццаа))))
Очень классные есть. Хороший тур!
Мене пока 9 штук приглянулись.
А между прочим, это черепахи из созвездия Гончих псов, так что вполне себе летучие. Догонят любую коняшку, если что)
Просто Филин Танюшку с Тортиллой перепутал.
Много хороших лошадок, много сильных лошадок, много красивых лошадок... Есть загадошные лошадки, есть большие, есть маленькие, есть стройненькие и не очень, всяких есть...
Ну, зачем же ты его выдала?
Гелия, спасибо! у нас гончие летающие черепахи....
Танюш, такие пойдут? Может репортажи быстрее появляться будут
Оль, ты их сама рисуешь, чтоль?
Картинки забавные. И вечно - в масть! 
Не. Крайне редко дорабатываю. Просто надо правильно запросы формулировать. И я очень любознательная. Лазию по инету, а они меня сами находят.
Олюшка, спасибо за черепах! С такими можно всех обскакать!)))
На тебе собственную отдельную самую скоростную. А дыругрызика с камнеежкой в кармаршки положишь!
Лети и сверху обозревай наши ипподром и ипподромчик .
Спасибо! Прелесть какая)))
А Дыругрызик мой с камнеежкой застряли где то!))) Новостей не несут))) и не зовут
Ну, заняты, видимо - грызут и едят изо всех сил, как им и полагается
Олюшка, спасибо за черепах! С такими можно всех обскакать!)))
Да, на любой вкус коняжки
самый ..самый классный тур...кажется!
И..эээ.. между прочим, ипподром хоть и классная развлекуха, радио FM тоже крутая фишка..!)
особенно, когда
джедаевдиджеев несколько..!)?)
Радио поймало помехи. Пытается очистить эфир и попить кефир. Как только наведёт порядок в гнезде и купит новую биноклю (старая свалилась с дерева и разбилась) так сразу кааарк начнёт обозрять. Кааарк примется вещать. Может быть. Кхе-кхе...
Оксана, биноклю надо срочно прикупить
Мы ж, комментаторы сторонние - ждём, как только радио начнёт вещать, там и мы туточки 
Чивой-то тишина какая-то гнетущще-зловещщая повисла. Ни те эфиров, ни те скандалов. Ни хрустят скорлупки, ни свистят косточки... Какая жаль... Скучно, девочки (с)...
Затишье перед бурей обычно. Просто на зуб пробуем стихи. Пока вкусно....
Оля,
вы хочете песен... их есть у меня... пробежалась по Лонгу и вызрела некая мысль. к вечеру дооформлю - выложу.
кровожадная какая ))) Только бы изжарить всех да съесть, да на косточках покататься
Какие приятные новости!
Интересный тур. Есть хорошие стихи. Но пока основательно зацепили только два. Ещё три очень понравились. Ну и ещё семь просто понравились. Итого - одиннадцать стихотворений можно в шорт, правда некоторые с большой натяжкой. Но два стихотворения - сущие бриллианты!
Буду, конечно, ещё перечитывать и только потом проголосую.
Кстати, мало котяток, и в переносном, и в буквальном смысле. Даже непривычно.
Ну, у нас же ещё паратур есть, может все котятки там
Прочла паратур. И там котяток - и буквальных, и переносных - немного. :)
котятки бывают разные... сейчас попробую выложить сюда выловленное из общего информационного потока.
А Танечка репортажик обещала!!!!
очень жизнеутверждающий Лонг…
в виде эпиграфа (от незабвенного Ал. Иванова):
….Пашечка вздохнула и отошла. Последнее, что она увидела, был пробежавший мимо хромой заяц с явными признаками язвы желудка и цирроза печени.
Она приказала ему долго жить.
и (ничего личного!):
1.1. - 3. 1
угрожает мама, монстр, шипы и шрамы, мерзавец, бесноватей, шизофрения.
заточи острый нож и воткни. убивай!
сырости и потёмок, недужа, из золы и пыли,
крик, пугают, киснет, боль, пустота, кровит, разрывает рот, раны, бездушной
осипший, безумный, усталый, слепы, клянчит, невзрачный силуэт, отчуждений, пустых,
размытой тенью нестоящий внимания
зубастые, во тьму, бездельник, печаль
обноски, сойти с ума, пугающей, сгорал в печах, белел костьми, жуткий вой, ад, казни
скверны, дымится материк, мутный мрак, чумные
повесилась, щербатым, на ржавом, озлобишься, расстреляно, с голодухи, убитая, насильник, оккупация.
*
4.1. - 6.3.
под нож, лютый геноцид,психически, в безумии, смерть потомства
в груди ножовкой, опасен, жёстко бьют, негодяй, тротил
гибнет, гоблины, грязь
тоской и серой, вымер, старый, животы вспоров, чёрным саваном, умершее дитя…
мертвы, кошмаров, обугленных, выть, в нищете, в тоске раздавить, ненавидит, убивает.
оскалится /гы!: искала, почти не удалось :)/
хороним, убитые, истреблять.
неизбежность кювета, на могилу
скучный, тоску, слезах, занудное
крови, дым, огня и ужаса, боли, паник
кричать, болеть, иссяк, срывается
жесток, колченогий, до могилы
пробитый плот /гы!: опять старалась, но больше не выискала, зато есть «воскреснет»/
потерянно, мучительно, чёрт, затопленная
*
7.1. – 10.1
Но как мне выжить…/ура, кажется, способ, таки! найден… не найдено./
пустоту, бобиком подох, обескровив, в детоксе
хмарь, страхи, тревоги /автору – Спасибо! именно в такой теме именно за неизобилие слёзовыдавливающих слов/
отравлен, токсичен, обиды, пуля разрывная
жутких, страшных могил, безымянных тел, убийц, зла и смерти, ужас, зверства, умрёт, в тлен
*
11.1. – 13.6
пьющий, в больнице, в больной гримасе:
страх и стыд, боль, скелеты
уродец, боли до слёз, стоны, уколы
тревожно, испуганно, неясный страх (опять же, здесь: оправданно)
жути нет…уже радует /но!: если, будто, что-то, там, всё, как…)
черепки да осколки, тонущий, нищета лай шакалий, вой, вериг и удил, дрязги и склоки,
могильное дно
горький, адской, опостылевший
неволи, скрипучим
из ада, опять сирена, плачешь
сердце навыворот, намаялась, страдать.
до войны, вырвал сердце, падаль,бездна, ад, безумием
в агонии запоя, кошмар, неживой, больно, гнию, догрызают плоть, смерть, убийца.
облетает, остужая, терзает,пригвоздил, гроб, посмертная участь.
и пойду поучаствовать в вороньем галдеже
все добавочные комментарии там будут.