БЕСПРЕДЕЛ-5. 2-й паратур: "Мир света, или До чего дошел прогресс!"
Список конкурсных произведений
наточенного, острого? Хреново!
С утра туман съедает полдвора,
остыла печь, закончились дрова
и кот пропал - гулять подался снова.
что сучка-дура привела под зиму.
Шесть черных псов, пушистых медвежат,
пищат и под ногами мельтешат.
Жить без хозяина для них - невыносимо!
безмужница с собакой да котейкой...
Октябрь не выдаст, колотун не съест!
Колю полешки – треск, смольё окрест,
и разговорка только со скамейкой.
не станет мне перечить ни на йоту.
Ей изолью роптания свои,
что ерундят, зловредные, внутри, -
на мужа, на собаку, на погоду….
Да муторно - перед глазами ты мне...
Не залатать ничем в душе дыру,
хоть и всю утварь в доме перетру –
горчат воспоминания - противно.
снесу без причитаний и надсады…
Жить без тебя, как сызнова, учусь.
Рублю дрова не для зимы – лечусь:
отсечь нудьгу ударом шибким надо.
журавлиная стая курлычет, на юг улетая,
мы дождёмся с тобой декабря, золотая моя....
Жемчугами сединки горят в волосах, и не тают.
Будем пить крепкий чай. Вересковый густеющий мёд
я тебе невзначай размешаю в фарфоровой чашке.
Что бы там не сказали, любовь наша дышит, живёт,
несмотря на вокзалы, прощанья и дверь нараспашку.
Низко клонятся травы - ноябрьский ветер суров.
Мы с тобой были правы: состариться вместе отрадно.
Словно ворон седой, наш маяк - он не знает оков,
и мерцает звездой, и ведёт, будто нить Ариадны.
Снег холодный, укрой пики серых таинственных скал!
... Зарыдает прибой, ветер снежные вихри закружит,
но огонь маяка, пусть он стар и ужасно устал,
будет светел, пока на земле хоть кому-нибудь нужен.
В декольте подвеска подковой.
Ляля Францевна, губы сжав, молчит,
За пять месяцев – ни полслова.
При боярыне вроде служки.
Гладит пальчики, кормит сладким с рук,
Что-то нежное шепчет в ушко.
На глазах превратился в тряпку.
Стоит ей моргнуть – исполнять бежит,
Жилы рвёт за очки и шляпки.
И вдруг села на шею сиднем.
Может помер кто – стало денег тьма,
Или в планах муж позавидней.
Покопаться в чужом исподнем.
Лялю Францевну паралич давно
К службе мужу признал негодной.
кошачий бог воистину велик
клянусь своей любимой когтеточкой
а нечего с планшетами сидеть
часами на квадратной пятой точке
иначе смерть тропическим цветам,
косметике и латексному боди
планшетным рыбкам сложно отказать
ещё труднее с честной мордой шкодить
когда стакан воды в планшет нальёшь
ну чё орать рыбёшки не утонут
дисплей без рыбов спрятанных ослеп
наташа отнеси меня к смартфону
Лучше б я сдох нерождённым, ещё в утробе женщины этой, которой совсем не нужен
жалкий урод, в угаре хмельном зачатый. Лучше б убила раньше, теперь чего там.
Есть утешение в жизни моей проклятой – добрый сосед нашёл дураку работу.
Женщина эта в истерике бьёт посуду и называет зверем и живодёром.
Это неправда, но ей возражать не смею, тихо скулю на матрасе у батареи.
Только, когда вскрываю телячью шею, то представляю, что это... другая шея.
и с наслаждением мажусь горячей кровью, ловко разделав очередную тушу.
После работы сонливо и безмятежно. Сердце стучит размеренно и спокойно...
Женщину эту, не выдержав, я зарежу – если однажды уволят со скотобойни.
Красотка в кимоно приставит к горлу
И вместо «будешь» замаячит «был»,
Не оставляя времени для торга,
Когда зловеще заскрежещет сталь,
А кровь внезапно превратится в воду,
Когда глаза залепит чернота,
И липкий, как повидло, спертый воздух
Польётся в искаженный страхом рот… —
Проснись. B кошмаре — выход там, где вход.
Под бок, поближе подкатись ко мне
Уставшим биться в судорогах телом,
И одеяло, полное камней,
Наполнится нежнейшим пухом белым.
Про красоту, про взлет бровей скажи,
Скажи не раз, не два — запутай духов…
Молчишь? Тогда почувствуй, это жизнь,
густея, по щеке стекает в ухо.
Две язвы имею – жену и желудка. Кредит с ипотекой имеют меня.
Живу-не живу, дом-дорога-работа, без веры, надежды, других перспектив.
А мне воспарить бы (мечты идиота) шальную удачу за хвост ухватив –
жениться на Бьянке, ограбить Джигана, в "Магните" у кассы найти миллион...
Бесполый, бесплодный вояка диванный. Я – офисный клерк, безымянный планктон.
Квадрат остановки – сырая могила, где люди дрожат от дождя и тоски.
И с чавканьем порцию тушек унылых маршрутка глотает, собрав медяки.
Завяз в суете, словно муха в гудроне. Ненужная ноша согнула в дугу...
Маршрутка – печальная лодка харонья – нас выплюнет смачно на том берегу.
Стал наш микрорайон похож на околоток.
С небес течёт вода, окутан тьмой восток,
и север пьёт тепло из лета в сорок глоток.
таращится во мглу во все светодиоды.
Пусть путеводный луч и слаб и желтоват,
но лоцманом ведёт сквозь волны непогоды.
вот-вот испустит дух. Но сын не спит упрямо.
Он храбро говорит, что тьмой не огорчён,
и хочет бить страшил пока не видит мама.
Нам тени на стене сыграют роль злодеев.
Мой маленький герой, конечно, победит
и, грозно хмуря лоб, уснёт в своей постели.
Фонарик и айфон застенчиво погаснут.
Я расскажу тебе о том, как шёл домой,
что ветер в проводах...
Но не закончу фразу.
Люди ни веры, ни памяти не хранят.
Слякоть осеннюю больше не сменит снег
в мире, который совсем позабыл меня.
Но и великим забвение суждено.
Силы своей в суете сохранить не смог.
Даже детишки не верят в меня давно.
невыносимо, пора обрести покой.
Как надоела ничтожная роль шута.
Посох волшебный стал просто гнилой клюкой.
(Кажется, этот мир пожирает гниль.)
Верят пока что в распятого на кресте –
только христовы заветы пошли в утиль.
Может, поймёте – без веры прожить нельзя.
В посохе старом осталось немного сил.
Хватит на то, чтоб убить своего хозя...
Во многих у хозяев служит клика,
Любой из них куражиться готов,
Да не один, с когортой многоликой.
Спешит народ под масками в портал,
На деле – сбросив добрые личины.
Улыбка превращается в оскал –
Резвится мистер Хайд в игре крысиной:
Наметить жертву, желчно распалить,
Глумясь над ней, сорвать аплодисменты –
В словесной драке проявляя прыть,
Наращивать метраж комментной ленты.
А доктор Джекил мирно за стеклом,
Пьёт кофе и поглаживает мышку.
Уютный вечер, милый старый дом,
Клавиатура щёлкает чуть слышно.
Идёт по морю человек,
и чайка на его плече
кричит о вечном.
С небес кидают невода –
я попадаюсь, как всегда,
вокруг меня бурлит вода
и мало встречных.
а человек всегда внутри,
на ухо шепчет мне – замри
и слушай осень.
Но вот поток немного стих –
ещё не пруд, уже не Стикс,
и можно думать, как спастись,
и верить в "после".
но как небрит, но как хорош!
По лужам рябь, по телу дрожь –
потоп не страшен.
И вот на третьем этаже
сижу и сохну в неглиже –
давай, спасай меня уже
в ковчеге нашем.
Лучше всех из докторов.
У него хотят лечиться,
И дедок, и педагог,
И бухгалтерша.
Будешь крепок и здоров,
Если примет Иванов.
Белый ангел в кабинете —
К взрослым чу́ток, словно к детям,
Правда, было так вчера,
А сегодня доктора
Тут сместились, там поджались.
Вы больны? Какая жалость...
От хвороб излечит оп-
тимизация!
Иванов с утра сердит:
Смену с таймером сидит,
Пациенту три минуты —
Не дай боже, пять кому-то.
В бронхе хрип, но таймер — пип —
До свидания!
Боли, чихи, шум предсердий...
Таймер пикает усердно...
И зарезать всех готов
Добрый доктор Иванов.
Тому лет двадцать – где ты был тогда? –
я надевала платьице в горошек
и приходила слушать поезда.
делясь бедой с компанией дворняг.
Но поездам плевать, у них всё просто –
стучали, мол, пустяк, такой пустяк...
А впрочем, разве важно,
какие в ночь мелькали города...
Терялся в облаках гудок протяжный.
В забытой чашке морщилась вода.
(в моей вселенной – капелек тепла).
У местных поездов повадки крысьи:
сбегали прочь быстрей, чем я росла.
К чему сейчас? Давно дыра внутри.
Проездом, значит к нам... Нет, я без злости.
А ты… Любил?
Листьями чайного цвета дворы наполнив,
Чудом оставив рябину на ветке тонкой...
Так ноябрёво, что хочешь погладить пони.
Я и словами лошадок рисую криво.
Но представляю, как бросив трепать каштаны,
Ветер гребёнкой на пряди разделит гриву.
И белоснежную нежность печальной морды,
Мелкие капли дождя на ладонях клёнов,
Пару кленовых созвездий на шкуре мокрой.
Ну для чего мне высматривать бок покатый,
По ноябристым аллеям бродить за пони,
Грея ладони картонным стаканом латте?
Мёртвыми листьями наши дворы наполнив.
дрожа, словно в приступе падучей
и голося в предрассветный чат
судорожно и беззвучно.
Она досадливо отмахнулась:
"Кыш! Поспать бы ему. Поспа..."
И наклонилась над спящим:
"Судьба...Ищущий да обрящет."
Сонные мысли кинулись врассыпную, в углах затаились.
Усмехнулась, глядя на их суету и шикнула: "Бестолковая живность,
по местам! Вста..."
Сползла бархатной змеёй на пол.
Нежась, будто в нирване,
поплыла под радужным солнцепадом,
представляя себя желанной.
Реальной.
На ходу сбрасывала морок,
как старую надоевшую кожу.
Вспыхнула отражённым чувством:
"Скоро. Я на неё похожа. Может..."
Он разметался между зыбкими стенами,
посапывая тихо и сладко,
продолжая множить и жечь вселенную,
Она усмехнулась украдкой,
головой покачала:
"Падкий. Подсказать бы ему не лишне.
Какой же ещё мальчишка...
А уже создатель.
Будешь творить невозможное,
если ушла та, о которой грезил.
Талант, безусловно. Не бездарь".
Вновь наклонилась к его лицу
и, запечатлев поцелуй,
в зеркале - доме растаяла.
Он распахнул глаза,
взглядываясь в утреннее зарево,
в котором покачивалась улыбка.
Догадка была мгновенна и зыбка.
Рассвет, как бездомный кот,
вошёл на палевых лапах,
проникая в ум тихой сапой,
вылизывая от мрака черты той,
что была им в книге убита,
но не забыта...
- Ты опять приходила, Вита?
Сплю, как сурок. В норе покой.
От крохи прежнего таланта
последний вздох одной строкой.
Чёрт с ней, с обузой вдохновенья.
Варенье, торт, готовлю чай.
Фарфор тончайшего творенья
из рук — и на пол, невзначай.
Что за напасть! Расстройство в кубе.
Подарок бабушки. Хоть плачь.
Досада — вороном на дубе.
А с ней обида, как палач.
И причитают: «Виновата!»
— Да, виновата. Что теперь?
Пилюля антидепрессанта —
и нет предательских потерь.
А лекарь-сон, как тихий омут,
прикроет мир от гнусных бед,
рассыпав свежую солому,
даст в руки чашку...
Но рассвет
скользит по брошенным осколкам.
А я хочу, где тишь и гладь,
и чашка целая на полке.
Но невозможно спать и спать.
... Глаза прикрыты, поднимаюсь,
моля печальное «вчера»
вернуть мне чашку, пусть без чая,
чтоб — за стекло, и с плеч — гора.
Чтоб ни ушедших, ни осколков
отныне, присно… на века.
Армада страхов — кривотолки.
Судьба прозрачна и легка.
Лохмотья нервов, дырка в сердце —
давнишний бред забытых снов.
А я... Мне надо оглядеться,
узреть незыблемость основ...
И чашку склею по кусочку
и нашепчу, и буду ждать
вестей, проверенных до точки,
под ясным грифом "благодать".
А чё так можно было?
Или это вне конкурса?
как ТАК? в чем проблема?
КнГ, я думала, что стихи публикуются после окончания приёма т. е. после 3 числа. Я наверное что-то напутала.
а это где-нибудь оговорено?
а у нас разрешено все, что не запрещено
Да я всеми конечностями за! Просто раньше такого не было, а тут - раз и есть. Буду теперь знать.
наточенного, острого? Хреново!
С утра туман съедает полдвора,
остыла печь, закончились дрова
и кот пропал - гулять подался снова.
что сучка-дура привела под зиму.
Шесть черных псов, пушистых медвежат,
пищат и под ногами мельтешат.
Жить без хозяина для них - невыносимо!
безмужница с собакой да котейкой...
Октябрь не выдаст, колотун не съест!
Колю полешки – треск, смольё окрест,
и разговорка только со скамейкой.
не станет мне перечить ни на йоту.
Ей изолью роптания свои,
что ерундят, зловредные, внутри, -
на мужа, на собаку, на погоду….
Да муторно - перед глазами ты мне...
Не залатать ничем в душе дыру,
хоть и всю утварь в доме перетру –
горчат воспоминания - противно.
снесу без причитаний и надсады…
Жить без тебя, как сызнова, учусь.
Рублю дрова не для зимы – лечусь:
отсечь нудьгу ударом шибким надо.
журавлиная стая курлычет, на юг улетая,
мы дождёмся с тобой декабря, золотая моя....
Жемчугами сединки горят в волосах, и не тают.
Будем пить крепкий чай. Вересковый густеющий мёд
я тебе невзначай размешаю в фарфоровой чашке.
Что бы там не сказали, любовь наша дышит, живёт,
несмотря на вокзалы, прощанья и дверь нараспашку.
Низко клонятся травы - ноябрьский ветер суров.
Мы с тобой были правы: состариться вместе отрадно.
Словно ворон седой, наш маяк - он не знает оков,
и мерцает звездой, и ведёт, будто нить Ариадны.
Снег холодный, укрой пики серых таинственных скал!
... Зарыдает прибой, ветер снежные вихри закружит,
но огонь маяка, пусть он стар и ужасно устал,
будет светел, пока на земле хоть кому-нибудь нужен.
В декольте подвеска подковой.
Ляля Францевна, губы сжав, молчит,
За пять месяцев – ни полслова.
При боярыне вроде служки.
Гладит пальчики, кормит сладким с рук,
Что-то нежное шепчет в ушко.
На глазах превратился в тряпку.
Стоит ей моргнуть – исполнять бежит,
Жилы рвёт за очки и шляпки.
И вдруг села на шею сиднем.
Может помер кто – стало денег тьма,
Или в планах муж позавидней.
Покопаться в чужом исподнем.
Лялю Францевну паралич давно
К службе мужу признал негодной.
кошачий бог воистину велик
клянусь своей любимой когтеточкой
а нечего с планшетами сидеть
часами на квадратной пятой точке
иначе смерть тропическим цветам,
косметике и латексному боди
планшетным рыбкам сложно отказать
ещё труднее с честной мордой шкодить
когда стакан воды в планшет нальёшь
ну чё орать рыбёшки не утонут
дисплей без рыбов спрятанных ослеп
наташа отнеси меня к смартфону
Лучше б я сдох нерождённым, ещё в утробе женщины этой, которой совсем не нужен
жалкий урод, в угаре хмельном зачатый. Лучше б убила раньше, теперь чего там.
Есть утешение в жизни моей проклятой – добрый сосед нашёл дураку работу.
Женщина эта в истерике бьёт посуду и называет зверем и живодёром.
Это неправда, но ей возражать не смею, тихо скулю на матрасе у батареи.
Только, когда вскрываю телячью шею, то представляю, что это... другая шея.
и с наслаждением мажусь горячей кровью, ловко разделав очередную тушу.
После работы сонливо и безмятежно. Сердце стучит размеренно и спокойно...
Женщину эту, не выдержав, я зарежу – если однажды уволят со скотобойни.
Красотка в кимоно приставит к горлу
И вместо «будешь» замаячит «был»,
Не оставляя времени для торга,
Когда зловеще заскрежещет сталь,
А кровь внезапно превратится в воду,
Когда глаза залепит чернота,
И липкий, как повидло, спертый воздух
Польётся в искаженный страхом рот… —
Проснись. B кошмаре — выход там, где вход.
Под бок, поближе подкатись ко мне
Уставшим биться в судорогах телом,
И одеяло, полное камней,
Наполнится нежнейшим пухом белым.
Про красоту, про взлет бровей скажи,
Скажи не раз, не два — запутай духов…
Молчишь? Тогда почувствуй, это жизнь,
густея, по щеке стекает в ухо.
Две язвы имею – жену и желудка. Кредит с ипотекой имеют меня.
Живу-не живу, дом-дорога-работа, без веры, надежды, других перспектив.
А мне воспарить бы (мечты идиота) шальную удачу за хвост ухватив –
жениться на Бьянке, ограбить Джигана, в "Магните" у кассы найти миллион...
Бесполый, бесплодный вояка диванный. Я – офисный клерк, безымянный планктон.
Квадрат остановки – сырая могила, где люди дрожат от дождя и тоски.
И с чавканьем порцию тушек унылых маршрутка глотает, собрав медяки.
Завяз в суете, словно муха в гудроне. Ненужная ноша согнула в дугу...
Маршрутка – печальная лодка харонья – нас выплюнет смачно на том берегу.
Стал наш микрорайон похож на околоток.
С небес течёт вода, окутан тьмой восток,
и север пьёт тепло из лета в сорок глоток.
таращится во мглу во все светодиоды.
Пусть путеводный луч и слаб и желтоват,
но лоцманом ведёт сквозь волны непогоды.
вот-вот испустит дух. Но сын не спит упрямо.
Он храбро говорит, что тьмой не огорчён,
и хочет бить страшил пока не видит мама.
Нам тени на стене сыграют роль злодеев.
Мой маленький герой, конечно, победит
и, грозно хмуря лоб, уснёт в своей постели.
Фонарик и айфон застенчиво погаснут.
Я расскажу тебе о том, как шёл домой,
что ветер в проводах...
Но не закончу фразу.
Люди ни веры, ни памяти не хранят.
Слякоть осеннюю больше не сменит снег
в мире, который совсем позабыл меня.
Но и великим забвение суждено.
Силы своей в суете сохранить не смог.
Даже детишки не верят в меня давно.
невыносимо, пора обрести покой.
Как надоела ничтожная роль шута.
Посох волшебный стал просто гнилой клюкой.
(Кажется, этот мир пожирает гниль.)
Верят пока что в распятого на кресте –
только христовы заветы пошли в утиль.
Может, поймёте – без веры прожить нельзя.
В посохе старом осталось немного сил.
Хватит на то, чтоб убить своего хозя...
Во многих у хозяев служит клика,
Любой из них куражиться готов,
Да не один, с когортой многоликой.
Спешит народ под масками в портал,
На деле – сбросив добрые личины.
Улыбка превращается в оскал –
Резвится мистер Хайд в игре крысиной:
Наметить жертву, желчно распалить,
Глумясь над ней, сорвать аплодисменты –
В словесной драке проявляя прыть,
Наращивать метраж комментной ленты.
А доктор Джекил мирно за стеклом,
Пьёт кофе и поглаживает мышку.
Уютный вечер, милый старый дом,
Клавиатура щёлкает чуть слышно.
Идёт по морю человек,
и чайка на его плече
кричит о вечном.
С небес кидают невода –
я попадаюсь, как всегда,
вокруг меня бурлит вода
и мало встречных.
а человек всегда внутри,
на ухо шепчет мне – замри
и слушай осень.
Но вот поток немного стих –
ещё не пруд, уже не Стикс,
и можно думать, как спастись,
и верить в "после".
но как небрит, но как хорош!
По лужам рябь, по телу дрожь –
потоп не страшен.
И вот на третьем этаже
сижу и сохну в неглиже –
давай, спасай меня уже
в ковчеге нашем.
Лучше всех из докторов.
У него хотят лечиться,
И дедок, и педагог,
И бухгалтерша.
Будешь крепок и здоров,
Если примет Иванов.
Белый ангел в кабинете —
К взрослым чу́ток, словно к детям,
Правда, было так вчера,
А сегодня доктора
Тут сместились, там поджались.
Вы больны? Какая жалость...
От хвороб излечит оп-
тимизация!
Иванов с утра сердит:
Смену с таймером сидит,
Пациенту три минуты —
Не дай боже, пять кому-то.
В бронхе хрип, но таймер — пип —
До свидания!
Боли, чихи, шум предсердий...
Таймер пикает усердно...
И зарезать всех готов
Добрый доктор Иванов.
Тому лет двадцать – где ты был тогда? –
я надевала платьице в горошек
и приходила слушать поезда.
делясь бедой с компанией дворняг.
Но поездам плевать, у них всё просто –
стучали, мол, пустяк, такой пустяк...
А впрочем, разве важно,
какие в ночь мелькали города...
Терялся в облаках гудок протяжный.
В забытой чашке морщилась вода.
(в моей вселенной – капелек тепла).
У местных поездов повадки крысьи:
сбегали прочь быстрей, чем я росла.
К чему сейчас? Давно дыра внутри.
Проездом, значит к нам... Нет, я без злости.
А ты… Любил?
Листьями чайного цвета дворы наполнив,
Чудом оставив рябину на ветке тонкой...
Так ноябрёво, что хочешь погладить пони.
Я и словами лошадок рисую криво.
Но представляю, как бросив трепать каштаны,
Ветер гребёнкой на пряди разделит гриву.
И белоснежную нежность печальной морды,
Мелкие капли дождя на ладонях клёнов,
Пару кленовых созвездий на шкуре мокрой.
Ну для чего мне высматривать бок покатый,
По ноябристым аллеям бродить за пони,
Грея ладони картонным стаканом латте?
Мёртвыми листьями наши дворы наполнив.
дрожа, словно в приступе падучей
и голося в предрассветный чат
судорожно и беззвучно.
Она досадливо отмахнулась:
"Кыш! Поспать бы ему. Поспа..."
И наклонилась над спящим:
"Судьба...Ищущий да обрящет."
Сонные мысли кинулись врассыпную, в углах затаились.
Усмехнулась, глядя на их суету и шикнула: "Бестолковая живность,
по местам! Вста..."
Сползла бархатной змеёй на пол.
Нежась, будто в нирване,
поплыла под радужным солнцепадом,
представляя себя желанной.
Реальной.
На ходу сбрасывала морок,
как старую надоевшую кожу.
Вспыхнула отражённым чувством:
"Скоро. Я на неё похожа. Может..."
Он разметался между зыбкими стенами,
посапывая тихо и сладко,
продолжая множить и жечь вселенную,
Она усмехнулась украдкой,
головой покачала:
"Падкий. Подсказать бы ему не лишне.
Какой же ещё мальчишка...
А уже создатель.
Будешь творить невозможное,
если ушла та, о которой грезил.
Талант, безусловно. Не бездарь".
Вновь наклонилась к его лицу
и, запечатлев поцелуй,
в зеркале - доме растаяла.
Он распахнул глаза,
взглядываясь в утреннее зарево,
в котором покачивалась улыбка.
Догадка была мгновенна и зыбка.
Рассвет, как бездомный кот,
вошёл на палевых лапах,
проникая в ум тихой сапой,
вылизывая от мрака черты той,
что была им в книге убита,
но не забыта...
- Ты опять приходила, Вита?
А хороший паратур!
Ага, мне тоже кое-что очень понравилось
Уважаемые КнГ и сочувствующие, напомните, плиз, можно ли в паратуре выбирать стихи кого-то из команды? Вроде бы за своих только в основном голосить нельзя?
можно, Оль)
О, спасибо, Светик! А мы таки проспали это правило))
Точно, точно за однокомандные можно голосовать? И ничего не будет?
И хде кнопка для голосилки? Или я рано пришла?
Её исчо не нарисовали))) Дизайн утверждают)))
Страницы