Акростих
Форма "Акростих"
2-1. Удачное
Острые камни чертят в подошвах карты,
Сколько ещё до ямы, где спят дублоны?
Только бы не сломаться… лучом зелёным
Редко сочатся мёртвого неба шварты.
Общие мысли бродят, калеча череп,
Выстрел в затылок друга рождает веру.
Ночью тоска, привычная боль – без меры,
Если выходишь вновь на пустынный берег.
Сросся с чужим рассветом на гранях суток
Остов судьбы под флагом иссиня-чёрным,
Крепко схватив за шею, похоже – чёрта,
Резким движеньем можно сломать рассудок.
Остров воскреснет в иловой донной мути.
Вера да память определённо – куцы.
И для тебя, последнего из безумцев,
Щедрое небо лампочку солнца вкрутит.
2-2. Не смотри в глаза чуду
Если напряженно смотреть в глаза чуду, оно может смутиться и не произойти – просто потому, что наши глаза не так уж
привыкли к чудесам…
Макс Фрай
Нитям свойственно рваться. Как минимум –
(Если нити - прочны) провисать. Системные
Сбои возможны у всех. Покинутым
Мерять пространство углами, стенами,
Острыми нервами резать зарево
Терпких закатов. Тушить пожары.
Рок никогда не сыграет заново
И не услышит призыва жалобщика.
Ветер спускается к нам на плечи
Грубым плащом, зеркала - расколоты.
Лица пусты, как пусты наречия,
А за словами - могильный холод.
Знаки сумбурны (давай, додумывай!),
Адом и Раем следы помечены.
Чуду в глаза не смотри: есть сумма
Узких понятий, понятий вечных.
Думам отмерены только сутки...
Улицы шепчут: "До новой встречи".
2-3. Остров СЛОН*
Архимандрит Вениамин, последний настоятель Соловецкой
обители, и иеромонах Никифор были сожжены заживо в лесной
избушке близ реки Лодьма на Пасху 1928 года. Википедия
обители, и иеромонах Никифор были сожжены заживо в лесной
избушке близ реки Лодьма на Пасху 1928 года. Википедия
Остров рваный треух на расхристанный лес нахлобучил.
Солнце ходит в обход, по заброшенным гатям скользя.
Тишью тешится слух, хоть и холод на улице сучий.
Ровно время течет – здесь особо лихачить нельзя.
Одинокий кулик не кричит на студеном болоте.
Видно, чувствует птах, что уместней сейчас помолчать.
Бродят рыжие блики по стенам, и, весь в позолоте,
Ряд голов на церквах открестился от рубки сплеча.
Окровавлен закат, но не кровью, а так - понарошку.
Доползет до воды и обмоется ею в ночи.
Ямы прошлых утрат заровняет шальная морошка,
Так, что даже следы не удастся потом различить.
Тени бывших людей, не доживших до собственной смерти,
Ели скорбно ютят - суррогатом двора и кола.
Но на этой беде время крест исцеляющий чертит,
И от вербных котят распушились озер зеркала.
Изувер никакой, тишину истязать не желая,
Ветер в море ушел и останется там до утра.
Ей же нужен покой и просторная площадь жилая -
Так наложенный шов не тревожит поверхность нутра.
Единицу добра на количество душ умножая,
Росам скоро пора просочиться слезами у трав.
-----
* СЛОН - Соловецкий лагерь особого назначения. За время существования лагеря в нём умерло около 7,5 тысяч человек.
2-4. Мгновение
Мигнет пустынным глазом объектив -
Гармонию подсмотрит в кадре блёклом:
На нас двоих один счастливый вид,
Один вокзал и ветер в ёмких лёгких.
Вросли по пояс в снимок - влюблены -
Естественны, без страха и сомнений,
На стёртом кадре в центре тишины -
Игра полутонов и свето-тени…
Есть в старых снимках воля и покой, и время у любви над головой….
2-5. Абсент
Да разве могут дети юга...
Илья Эренбург
Друзья снегов, не нужно вёсен ждать,
А если всё же ждать, то осторожно.
Рассветной тьмы брезентовая стать
Афишно намекнёт на невозможность,
Зависнет ненадолго и опять
Войдёт, взвихрив метелевую прядь,
Ежовыми иголками под кожу.
Манок-кругляш уйдёт за горизонт,
Оставив нас брести в тени метели —
Густой, как повторяющийся сон,
Унывной, словно хворый саксофон,
Толкающей на лень и на безделье.
Давайте просто жить да поживать,
Елагин остров навещать по средам.
Тоску по вёснам спрячем за слова,
И только их отпустим, чтобы следом
Юла-светило выкатилась в небо.
Глядишь, а там и дождик, и трава —
Абсент весны для северного лета.
2-6. Апрельское
Ветер с юга прилетел на крыльях солнечных,
Ель стремится в облака ракетой-конусом.
Сон-трава качнула синим колокольчиком,
Если тронуть, то ответит нежным голосом.
Навестить весенний лес сегодня надо мне –
Наглядеться, надышаться этой прелестью.
Я прохладный воздух пью глотками жадными,
Я любуюсь первой зеленью апрельскою.
По пригоркам разбежалась мать-и-мачеха,
Разлилась река, ручьями напоённая.
Остров жёлтых трав, ветрами разлохмаченный,
Грустно смотрит как гуляют волны тёмные.
Улетят по ветру все обиды-горести.
Лабиринты троп ведут меня кустарником,
Камышовыми болотцами – к автобусу,
А на память – ветка вербы в белых шариках.
2-7. Утро мая
Бессовестно прекрасно утро мая.
«Аз есмь» из сонной тени прорастает,
Болезненно и чувственно дрожа
От непривычки крыльями шуршать —
Чтоб лёгкая и девственно-нагая
Коснулась неба чистая душа.
Армагеддон закончился, родная.
Осколки звёзд под утро гаснут сами.
Джем солнца золотыми облаками
Намазан на небесные коржи —
Оранжево смеющееся пламя.
Движенья чувств напоминают жизнь
Небесно-голубого мотылька.
Евангелия Вечности строка
В струящихся потоках мирозданья.
Как сыплется пыльца на ветер, слышишь?
А мы с тобой целуемся на крыше.
2-8. воспоминание
Опять апрелем высветило небо.
Смеется солнце, раздарив тепло.
Трава к нему протягивает стебли.
Растрёпа-ветер бьется за стеклом.
Открою окна, пусть веселым звоном
Весна наполнит мой оглохший дом,
Своим непререкаемым законом
Объявит мне амнистию. Потом,
Когда-нибудь, я вспомню увлеченье:
Рождественское (месяцем) печенье,
Омела, остров в глянцевом декоре,
Всему виной - прекрасная погода.
И - схвачено мгновенье - мы на фото!
Щека к щеке на синем фоне моря...
2-9. Остров
Чёрная жемчужина России
В.С. Пикуль «Каторга»
От ужасной острожной тюрьмы многотрудно к заливу Анива
Сахалинской "дорогой" брели в буреломах судьбы и тайги -
Топотали кандальные тьмы - застить звоном красоты залива,
Растревожив рассветный покой комарья и другой мелюзги.
Обагрился туман над рекой там, где было не видно ни зги
Восходящего солнца… Взошло б, но
иное светило светило...
Восходящее солнце страны жгла страна восходящего солнца!
Обезумев от дыма пожарищ, самураи вошли в поговорки:
Раз с мечом, от меча и должны... Закатилось светило японца.
Тишина засыпала листвой ствол уснувшей в чащобе двустволки;
Ствол у сливы-японки засох – слёз не стало ни сладких, ни горьких.
Отороченный садом закат умирает, но
верит – вернётся.
Оценил чей-то чеховский взгляд на глазок безнадёжные вишни;
Сочиняя не-новую пьесу, сотворил бизнес-план второпях.
То ли синие глазки горят, то ли балует газом Всевышний -
Растянулась труба, а тайга - будто старый кандальник в цепях:
Омывают дожди четверга, ну а после - хотя бы опят.
Выживать вопреки нелегко, но -
известное дело привычки.
Ветер треплет загривки у волн, тени берега тянутся к ночи;
Отделённый дождливой завесой, материк затерялся до завтра;
Рог взлохмаченных сопок-валторн завыванием бурю пророчит;
Топит в пене взбешённый залив волновые удары набата –
Сатанеет Татарский пролив по молитве ушедших с Микадо.
Остров с бурей один на один… Но,
как русский характер, он прочен.
2-10. Остров сокровищ
О чём писать? Что трещину дала
Скорлупка-жизнь, и спрятался от ветра
Твой остров в тридцать три квадратных метра,
Разбиты зеркала и спущен флаг?
О том, что нет ни лодки, ни весла?
Ведь ты же знал: любовь не милосердна -
Сокровища, что так дарила щедро,
Она же, охладев, и забрала.
Когда тепло исчезло вместе с ней,
Размылись и пропали грани дней,
Оставив бесконечные минуты.
Венок твоих сонетов всё длинней,
И бродишь между сумрачных теней
Щенком бездомным в поисках приюта.
2-11. Свобода
Останусь на ночь, сделаю вид, что сплю,
Сожмусь в комок на смятой за час постели...
Ты скажешь - птица моя, чисти перья, пора на юг,
Рыба моя, я тебя обязательно полюблю,
Обещаю. В крайнем случае, позвоню тебе на неделе.
Выберу одиночество, вызревшее из свободы,
За которым такой простор для кошек, стихов и сплетен,
Амбиций, с почестями захороненных в комоде...
Бредовые мысли крысами в норах душевных бродят,
Лапами выцарапывая отметины.
Угомони нас, господи, к свободе такой рвущихся,
Дай совет нам, самый крутой лайфхакер...
Шутка ли - как молитву на сон грядущий,
Имя его трепать в прошлом, в настоящем и в будущем,
Хватит уже, умоляю, хватит....
2-12. Надя
Фея её быстротечного детства имеет крылья
Алые – цвета красивого платья подружки Лены.
Надя страшится того, кто живёт в подкроватной пыли,
Тени его в полумраке зловеще ползут по стенам.
Август был душным и жарким, распахнуты настежь окна,
Зноем пропитаны спальни, как солью – морские волны,
Иссиня-чёрные тучи плывут, грохоча, с востока.
«Я не боюсь», - шепчет Надя, - «ни грома, ни туч, ни молний».
Леший из маминых сказок похож на братишку Павла
И умирал так же странно, на шее стянув удавку.
Шёл третий год с той поры, как второго отца не стало.
Ёлок не стало, подарков, кота и соседа Славки.
Небо, темнея, шкварчит, словно сало на сковородке,
Наденька слушает, как за окном завывает ветер.
Алые крылья от сказочной феи лежат в коробке.
«Я не боюсь», - шепчет Надя, - «ни боли, ни зла, ни смерти.
Разве бывают чудовища, спящие под кроватью,
А у грозы разве есть, как у зверя, клыки и когти?»
Злое таращит слепые глаза из угла палаты.
Утром обычно приходят сиделка в цветастой кофте,
Мама с гостинцами, доктор и третий усатый отчим,
А за окном небосвод бирюзовой подёрнут плёнкой,
Призраки прячутся в стенах и ждут наступленья ночи.
Ровно в четыре не станет в соседней палате Ромки…
Осень из Надиных дней не имеет оттенков алых,
И под кроватью чудовище больше не скалит зубы.
Злое таращит слепые глаза из угла устало,
В лапах когтистых сжимает весы, имена и судьбы.
Осень приносит с собой в заоконье промозглый холод,
Дождь , нескончаемый кашель и небо в свинцовых латах.
Изредка в рёбрах тревожно у Нади опять заколет,
Тени из Надиных страхов закружатся по палате.
Чудо из ангельских ампул любые болезни лечит,
Ужас проходит, и Надя в подушку уже не плачет.
«Даже не вздумай бояться фантазий», - она прошепчет.
Осень у Нади волшебные сны в одеяле спрячет.
Вечер за окнами зреет и светится перламутром,
И подкроватное чудище Надин покой лелеет,
Щерится Злому, отчаянно верит: наступит утро,
Если на небе для Нади у Бога найдётся фея.
__________
Автор ключевой фразы Франсиско Гойя
2-13. Виденья
Однажды, избывая тяжких дум,
Таких, что отверзая жажды двери,
Ревут и бродят, будто в клетке звери,
Анахорет тащился наобум.
«Же не се па», — лишь только шло на ум,
Егда еловы дыбил ветер перья.
Не угадав достигнул приозерья,
И прикорнуть прилег под хвойный шум.
Являлись отражения и тени
Из глубины бессильной томной лени,
Тотчас из плена выбравшись тайком.
Езжалый тракт, наги безлесны холмы,
На зеркала похожи водоёмы.
И задичавший остров с рыбаком.
2-14. Почему я почемучка?
Папа дремлет в гамаке,
Остров плавает в реке...
Что за жук живёт в малинке?
Есть ли прыгалка в сверчке?
Мама делает компоты,
У кота свои заботы...
Остров плавает в реке...
Что за жук живёт в малинке?
Есть ли прыгалка в сверчке?
Мама делает компоты,
У кота свои заботы...
Я спросила у Маринки, знают ли еноты ноты?
Почему комар пищит?
Отчего костёр трещит?
Чем разглаживать морщинки,
Если ветер пруд морщит?
Молоко полезней сна?
Уж хитрее кабана?
Чем наполнены кувшинки?
Как поймать в лесу слона?
А ещё скажи, Маринка, где включается луна?
2-15. Кедровая душа
Иголки кедра так похожи на ресницы,
Смола течёт слезами по стволу,
Торчат коренья, будто пробуют вцепиться
Остервенело в ласковую мглу.
Разлапист великан, душа его певуча,
И ветер вместе с ней в ветвях гудит –
Я слышал столько раз печальные созвучья!
....................
Однажды в лес – серьёзен, деловит –
Держа в руках топор, явился кто-то в тёмном,
Но светел был у человека взор.
Он обнял дерево, прося прощенья словно, –
Гигант послушно принял приговор.
Объяты ужасом, застыли мы в смятенье...
....................
Кем был он, обладатель светлых глаз?
Ему святые подсказали, верно, тени
Древесный сотворить иконостас.
Резные лики – в них душа живого кедра!
А я всё помню величавого соседа...
2-16. Хороший день*
Ударом солнца, выстрелом весной
Хороший день прощается со мной.
Его я ждал и, наконец, дождался.
Мои слова достанутся стихам.
Они просты, их музыка тиха –
Единственные, кто со мной остался.
Уже не воет ветер небесам
Голодным псом с водою на глазах
Унылую загробную молитву.
Летит булыжник с дрогнувшей души...
И даже, если был ты лыком шит,
Тебе, хороший день, за всё налито.
Ещё зима дерётся за права,
Раскинув тени в снежных рукавах,
А всё-таки её объятья тише.
Ты дал ей бой, и ты вернёшься вновь.
Уже течёт её больная кровь
Ручьями в землю с деревянной крыши.
А я увидел это и услышал.
*Использована адаптированная строка «Матерщинного стихотворения» Бориса Рыжего.
2-17. Под ветром шелестят календари
Прощальное – не так, чтоб холодит…
Оставшееся – не надолго помнит.
До сумрака - в ладонях спящих комнат
Всего лишь час редеющий один…
Елозят сны, устав принадлежать
Тому, кто знает толк в часах без стрелок.
Разбросанный по картам - вечер мелок,
Оставлен ветер в чёрных гаражах…
Мелодия, звучащая во мне –
Шарманщик, что заснёт за стойкой барной…
Ему ль не знать, как весело в амбарах
Ложится на пустые доски снег?..
Ежом свернутся чувства ли, клубком -
Старательно отводишь взгляды долу…
Такое ощущенье, что недолог
Ямщицкий рай, где дышится легко…
Терновник дня, где кролик – только мысль,
Капризно пуст, но очевидно стоек…
А двойственность, с которой любим мы –
Ложится в предугаданное-простое,
Естественное, как метеорит,
Несущий взрыв, перемешавший тени…
Дистанция заученных постелей
Ассиметрично сердцу предстоит…
Расстелешь день, в котором ты один –
И не прощаешь, чтоб - не уходить…
=================================================
Оценок пока нет
Свидетельство о публикации №:
4831
2-10 пока...
2-10
2-17
2-5
2-10
2-6
2-7
2-14. Почему я почемучка?
Просто порадовало своей бесшабашностью. Получилось просто и мило. Не знаю, чисто субъективное впечатление, в подавляющем количестве стихов этого этапа чувствуется авторский напряг. Вот надо ж "что-то такое" выдать. А хочется чего-нибудь естетвенного и такого, чтобы не продираться сквозь навороченные (не спорю, порой красивые) образы, а чтобы как-то напрямую в душу западали...
Почему я этот стих среди лучших не отметил? Потому что всё-таки автор существенно упростил себе задачу. Одно дело написать акро как связный текст, а другое дело увязать спонтанные вопросы "почемучки".
2-7. Утро мая
2-11. Свобода
2-12. Надя